Битва трех императоров. Наполеон, Россия и Европа. 1799 – 1805 гг. - Дмитрий Юрьевич Пучков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Багратион выступил из Эберсбрунна днем 14 ноября. Он шел весь день и ночь. Пришлось двигаться в темноте по едва проходимым дорогам, погода к тому же в ночь с 14-го на 15-е выдалась просто ужасная. Шел дождь, и дул сильнейший ветер. Тем не менее после тяжелейшего форсированного марша его отряд в девять часов утра 15 ноября подошел к Голлабрунну.
Так как у самого Голлабрунна Багратион не нашел выгодной позиции, он отошел на 4 км в северо-западном направлении и расположился на удобной для обороны возвышенности за деревней Шенграбен. В его отряде было 14 батальонов, 15 эскадронов русской кавалерии, два казачьих полка, артиллерийская рота и несколько пушек при пехотных частях. С учетом потерь, понесенных в предыдущих боях и в ходе форсированных маршей, можно ориентировочно оценить численность отряда в 7–8 тыс. человек[589]. Кроме того, вместе с отрядом Багратиона следовал австрийский отряд под командованием генерала Ностица – Гессен-Гомбургский гусарский полк, несколько маленьких отрядов кавалерии из других полков и два сильно потрепанных батальона пехоты, всего около 1 тыс. человек (см. приложение).
Багратион поставил австрийских гусар и казачьи полки к северу от Голлабрунна в качестве передового охранения. А главные силы расположил позади деревни Шенграбен. Киевский, Подольский и Азовский полки были развернуты в одну линию на гребне холма, 6-й егерский занял Шенграбен, на правом фланге встал Черниговский драгунский полк, а на левом Павло-градский гусарский. Единственная 12-орудийная батарея расположилась в центре прямо позади деревни.
Русскому командующему не пришлось долго ждать. Едва полки заняли позицию, как на дороге появилась французская кавалерия. Утром 15 ноября Мюрат и Ланн были настроены весьма решительно. Накануне Наполеон, получив сообщение о занятии Штокерау и о том, как австрийские полки проходили мимо французских войск, направил своим маршалам недовольные письма. «Я не понимаю, почему Вы пропустили 8000 солдат [австрийских. – Примеч. авт.] сквозь Ваши ряды и целый кирасирский полк, – писал император вечером 14 ноября маршалу Ланну. – Нужно было их всех взять в плен. Эта любезность совершенно неуместна… Разоружите Ваши австрийские батальоны в Штокерау и направьте пленных в Линц…»[590] А Мюрату Наполеон написал еще более строго: «Нужно лишить неприятеля возможности сопротивляться, чтоб добиться мира, в котором так нуждаются народы… Наши враги, одержи они победу, были бы безжалостными. Нам не надо быть такими. С другой стороны, у нас еще найдется время проявить великодушие, но прежде нам нужно разоружить неприятельские войска…»[591]
Император также написал: «Исходя из того, что сообщил мне маршал Ланн в два часа дня, а также из того, что сообщил мне маршал Мортье вчера, я могу предположить, что неприятель не сумеет прорваться. Я с нетерпением жду ваших новостей»[592].
Последнее письмо Мюрат получил в полночь 14 ноября и с утра направил свою кавалерию по дороге на Голлабрунн. Войска вошли в боевое соприкосновение около полудня. Совершенно неожиданно для Багратиона австрийские гусары вместо того, чтобы сражаться с передовыми частями французов, покинули позицию и преспокойно отправились в тыл мимо фронта русских войск. «Генерал-майор Ностиц, обманутый уверениями французского генерала, командовавшего в Шенграбене, – докладывал Кутузов царю, – якобы заключен уже мир между австрийским двором и французским правительством, отказался вступить в дело противу неприятеля и тем подал ему средство напасть на генерал-майора князя Багратиона внезапным почти образом…»[593]
Мюрат докладывал своему командованию иную версию происшествия. «После того как неприятель был прогнан из деревни Голлабрунн и у него было захвачено 100 повозок, запряженных 300 лошадьми[594], я стал выдвигать свою кавалерию на равнину и разворачивать ее для атаки. В это время мне объявили, что появился австрийский парламентер и что он объявил, что австрийцы желают покинуть русские ряды. Что они и сделали, когда я сообщил им о моем согласии»[595].
Кто бы ни выступил с инициативой переговоров в данном случае, не важно. Их результат был совершенно очевиден. Австрийцы покинули русские ряды, и Багратион остался один на один с войсками Мюрата.
Но дальше произошло самое интересное. В передовой цепи появился парламентер. Здесь показания источников французских и русских также прямо противоположны. Во всей русской исторической литературе уверенно говорится, что парламентер приехал со стороны французов. «Едва началась перестрелка в передовой цепи, – пишет Михайловский-Данилевский, – Мюрат послал к князю Багратиону переговорщика с предложением перемирия на условии оставаться армиям на занимаемых ими местах, говоря, что по случаю заключения мира с Австриею бесполезно проливать кровь. Расставляя сети Кутузову, надеясь обмануть его так же легко, как обманул он князя Ауерсберга и графа Ностица…»[596] Эта версия, которая стала само собой разумеющейся во всей русской литературе, опирается только на один документ – рапорт Кутузова Александру I от 7 (19) ноября 1805 г.
Что касается Мюрата, то он в своем рапорте, написанном непосредственно в момент шенграбенских событий, пишет следующее: «Тотчас после [переговоров с австрийцами. – Примеч. авт.] появился русский офицер, который предложил, что русская армия уйдет [из Австрии. – Примеч. авт.]. Я отослал его обратно и продолжал развертывать мои войска для боя, когда ко мне приехал генерал, командующий войсками на позициях противника, и обратился ко мне с тем же предложением»[597].
Кутузов и Мюрат были заинтересованными лицами, и им по разным, но достаточно важным для них причинам было выгодно написать, что парламентер прибыл со стороны неприятеля. Офицеру гренадер Фантену дез Одоару, удивительно точный и честный дневник которого не раз упоминался на страницах этой книги, было все равно, кто первый послал парламентера. Этот важный свидетель однозначно указывает в своих записках, что парламентер прибыл с русской стороны. Адъютант маршала Сульта лейтенант Петие также указывает: «Между передовыми войсками принца Мюрата и русскими произошла небольшая стычка. Тогда они [русские. – Примеч. авт.] послали парламентера…»[598]
Багратиону перемирие было, конечно, не просто выгодно, а чуть ли не жизненно важно. А могло ли Мюрату потребоваться перемирие? Как ни странно – могло. Дело в том, что, хотя у французского маршала в радиусе полутора десятка километров было 35 тыс. человек, то есть примерно в четыре-пять раз больше, чем у Багратиона, но этим войскам надо было время, чтобы
