Шарада - Руслан Каштанов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Единственное, в чем я ни разу не сомневался, это в том, что я должен забрать ее к себе, иначе я ее потеряю, и тогда придется действовать уже совсем по-другому. Мне бы этого не хотелось.
Как это сделать, я не знал. Похищений я устраивать не собирался. Хотя, если до этого дойдет, то придется немного побороться.
Теперь я уже не могу без нее.
Как и без Дины. Как и без Кирилла.
Все эти люди нужны мне…
Конечно, более всех остальных мне была нужна Дина. Она была нужна нам всем. Она уже носила в себе дар, которым не каждый награждается. Она была сосудом для новой жизни. И неземная энергия кутала ее, почти как снег маленькую елку в зимнем лесу.
Я ей никогда не нравился. Каким-то образом, она всегда мне не верила. С самого начала, как увидела меня, как заговорила со мной, тогда сразу и невзлюбила. Не скрою, мое чувство было к ней взаимно. Мы были по отношению друг к другу богами антипатии.
Но было много и других моментов. И я знал, какой беззащитной и при этом притягательной она может быть. Она всегда вела себя, как современная молодая женщина. Она умела балансировать между тем, что ей навязывало общество, и тем, что ей диктовал ее внутренний голос. И она никак от этого не страдала.
Это то, что мне в ней нравилось. Где-то глубоко внутри себя, я всегда был уверен, что именно такая женщина, как Дина, должна стать матерью тому, кто должен будет прийти в этот мир, чтобы преобразить его.
Я был рад, когда это стало ясной определенностью. Даже, когда она злилась на меня, или хотела меня придушить, все равно, я любил ее, – и как мать грядущего божества, и как своего друга, которого я утратил.
Преждевременные роды – это малоприятный сюрприз, который получила Дина, и все мы, кто окружал ее в то время. Это то, что не сулит счастливый финал. Это потенциальный крах. И смириться с этим было сложно.
В какой-то момент роды превратились в кровавый ночной кошмар.
Всю дорогу до клиники, где нас ждала гинеколог, которая все это время наблюдала за Диной, и которой теперь предстояло выстоять в борьбе с аномалией ранних родов за ребенка и ее мать, Дина стонала и постоянно одаривала меня своими выражениями, вроде ублюдка или скотины, и им подобным.
В этот раз ее как прорвало. Похоже, ей это придавало сил, – обзывать меня, как ей заблагорассудится.
–Потерпи, – говорил. – Еще немного. Мы почти приехали. Потерпи.
Я подбадривал ее. По крайней мере, старался.
–Пошел нахрен! – отвечала она мне. – Чтоб ты сдох!
И ее стоны вновь превращались в какие-то недокрики, недовопли.
Возле клиники ее пересадили в кресло-каталку – я старался помочь ей, но как только я к ней приближался она наотмашь лупила меня, и делала такое лицо, словно возле нее летает огромная муха, которая жужжит и мешается, и от которой все хочется избавиться, да не получается.
Я решил оставаться в стороне.
Как только ее повезли вовнутрь, я услышал, как колотится мое сердце. Я волновался, и это было несвойственно для меня. Я был весь мокрый от пота, и мне страшно хотелось пить.
Пока мы ехали, дождь уже ненадолго прервался, и в воздухе повисла свежесть, прохлада, и вечернее природное созвучие, которое может случиться только в летний период.
Снимая с себя ветровку, я зашел в клинику и поторопился за роженицей и акушерками (которые тайно работали на нас за баснословную сумму, не зная при этом никаких подробностей происходящего).
–Как она? – спросил я у гинеколога.
–Не мешай мне! – резко ответила она.
–Я спрашиваю, как она?! – более настойчиво сказал я.
–Она рожает! – повысив тон, ответила она. – Раньше срока! Что еще я могу сказать тебе?!
На этом наш разговор был закончен.
Дальше началось то, о чем я не очень люблю вспоминать, так как воспоминания эти несколько принижают мою уверенность в себе, как мужчины.
Скажем так, – если бы мужчине пришлось рожать, то он, скорее всего, просто сошел бы с ума. Необходим определенный опыт видения мира; привычка быть ущемленным в своих правах; выдержка, какая копится у женщины по дороге к ее первому потомству.
Я, конечно, слышал, что схватки, это не самое приятное, что ждет женщину на ее пути. Но реальное видение вылилось на меня, как ведро ледяной воды, от которого застыл практически в ужасе.
Передо мной мучилась и страдала молодая женщина, которой я никак и ничем не мог помочь.
Как одурманенная, с подставкой для капельницы, она бродила вокруг меня, и что-то бормотала себе под нос. Она прыгала на фитболе (огромный надувной шар), чтобы облегчить боли от схваток. Она просила меня уйти, оставить ее одну.
–Я не брошу тебя, – отвечал я, хотя готов был убежать уже в любую секунду; и, наверное, поэтому предпочитал не смотреть на нее, и говорить почти куда-то в сторону. – Я тебя не оставлю.
–Урод!
Потом у нее отошли воды. Пришло время рожать.
Она тужилась, но ничего не происходило. Ребенок лежал неправильно. Мешала пуповина. Происходило все, что угодно, только лишь бы Дина пострадала еще, и еще, и еще. Она кричала, стонала, и говорила, что больше не может. Гинеколог заставляла ее и подбадривала, заставляла и подбадривала.
–Нет, – говорила Дина, – не могу.
В тот момент, когда у нее открылось серьезное кровотечение, она вдруг схватила меня за руку, и приблизила к себе; тихо произнесла меня по имени и добавила:
–Кажется, я сегодня умру…
–Что? – Я опешал. – Дина! Дина!!
–Выйди отсюда! – сказала мне гинеколог.
Я ее не слышал. Я тряс роженицу, – своего верного друга, и мать божества (сейчас все это слилось у меня воедино, и я уже вообще не видел границ), и не мог поверить в то, что происходило. Мне казалось, что я сейчас разрыдаюсь, если она умрет, а вместе с ней и ребенок.
И для чего тогда все это было нужно? Все то, каким я был строгим и напористым, и сколько из-за меня полегло живых людей? Для того, чтобы все кончилось именно так?
Черт, я никогда даже не подумал бы!..
Я уже не слышал, как я кричал в лицо Дине ее имя, потому что она ее глаза закрылись, и она потеряла сознание. Кажется, я ее тряс, стараясь разбудить, чтобы она очнулась. Уже не помню. Я только думал о том, что уже никогда не смогу появиться перед Кириллом, если все закончится именно сейчас, таким ужасом. Я уже готовился удариться в бега, стать отшельником, скитальцем, и отмаливать свои грехи хоть до скончания дней своих, пока не получу прощения, и…
–Выведите его! – слышал я где-то со стороны. – Сейчас же выйди из
