Топор - Дональд Уэстлейк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Измученный, измученный, я опускаюсь на одно колено рядом с ней и, подняв глаза, вижу, как открывается входная дверь, изумленное лицо того, кто, должно быть, ее муж, Эд, ЭГР, мой ЭГР, его изумленное лицо в дверном проеме, он смотрит наружу, и я поднимаю пистолет и стреляю, и пуля с приглушенным звоном ударяется в алюминий рядом с дверным косяком.
Он хлопает дверью, уже поворачиваясь, убегая в дом.
Шатаясь, почти теряя сознание, я заставляю себя подняться на ноги, бросаюсь к двери, дергаю за ручку, но она заперта.
Он сейчас будет там, набирает 911. О Боже, это ужасно, это беспорядок, это катастрофа, как я вообще мог подумать, что смогу делать такие вещи, эта бедная женщина, она не должна была...
Я не могу позволить этому случиться. Он не может позвонить, он не может, я этого не допущу, я должен добраться до него, я просто должен добраться до него.
Дверь гаража открыта. Обойди дом в ту сторону, найди его, найди его. Я, шатаясь, как пьяный, бегу вдоль фасада дома и через зияющий широкий дверной проем. Там, справа от меня, закрытая дверь в дом. Который не будет заблокирован. Я спешу к нему, «Люгер» болтается на конце моей правой руки, и как только я достигаю двери, она открывается, и он выбегает!
Что он делал? Что у него было на уме? Собирался ли он попытаться уехать отсюда, был ли он настолько взволнован, что даже не подумал о телефоне? Мы смотрим друг на друга, и я стреляю ему в лицо.
Этот был гораздо неряшливее: повсюду кровь, лицо изуродовано, тело беспорядочно валяется на полу гаража, одна рука откинута назад, через открытую дверь в дом.
Дома больше никого нет? Все дочери в университете? Или со своими неприемлемыми любовниками? Как я ненавижу их за то, что они устроили эту неразбериху, заставили эту женщину принять меня за кого-то другого, напасть на меня, разглагольствовать, обнаружить пистолет. Где на этот раз аккуратность, эффективность, безличность?
Я вся дрожу. Я вспотела, и мне холодно. Я едва могу удержать «Люгер», который сейчас убираю во внутренний карман ветровки, а затем бегу рысцой, придерживая его левым предплечьем.
Я не знаю, есть ли движение, я не знаю, наблюдают ли за мной тысячи людей или никто. Я знаю только, что есть лужайка с этим ужасным мертвым мешком на ней, и есть пустое поле, и есть «Плимут Вояджер».
Я уезжаю, крепко вцепившись в руль, потому что у меня дрожат руки. Все мое тело дрожит. Я заставляю себя ехать в течение десяти минут подальше оттуда, подальше от этого района, соблюдая ограничение скорости, соблюдая все правила дорожного движения. Затем, наконец, я позволяю себе съехать на грунтовую дорогу и там, вне поля зрения, позволить тряске завладеть мной. Тряска и страх.
Вид лица этой женщины. Воспоминание о том, как она бежала, и моя рука подняла пистолет, а потом она упала. Ее муж с выпученными глазами, отупевший от ужаса и горя.
Это ужасно. Ужасно. Но что я мог сделать? С того момента, как она сняла плащ, что я мог сделать по-другому?
Что я здесь начал? На каком пути я нахожусь?
8
Как только я понял, что мне нужно делать, после той бессонной и полной отчаяния ночи, я еще трижды просмотрел резюме, и с каждым разом я становился все более холодным, критичным и реалистичным. Этот человек? Конкуренция для меня? Образование отличное, послужной список выдающийся, но не в моей области. Настоящая находка для какого-нибудь работодателя, но не для Arcadia Processing. Не для моей работы.
И так постепенно я сократил количество сотрудников до шести. Шесть резюме от людей, которые из-за своей истории работы, образования и географического положения были моими настоящими конкурентами. Мне пришлось учитывать местоположение, потому что я знал, что это сделает большинство работодателей. Они не любят оплачивать расходы на переезд, если только они абсолютно не могут найти квалифицированного специалиста, который уже живет в пределах досягаемости. Поэтому я решил не беспокоиться о ярких звездах в Индиане и Теннесси. Их конкуренция была ближе к домашней.
Я с самого начала осознал иронию в том, что планировал сделать. Эти люди, эти шесть экспертов по менеджменту, Герберт Коулман Эверли, Эдвард Джордж Рикс и другие, не были моими врагами. Даже Аптон «Ральф» Фэллон не был моим врагом, я знал это. Враг — это корпоративные боссы. Враг — акционеры.
Все это публичные корпорации, и каждой из них движет стремление акционеров к возврату инвестиций. Не продукт, не опыт, и уж точно не репутация компании. Акционеры не заботятся ни о чем, кроме возврата инвестиций, и это приводит к тому, что они поддерживают руководителей, сформированных по их образу и подобию, мужчин (а в последнее время и женщин), которые управляют компаниями, о которых им наплевать, руководят рабочими, чья человеческая реальность никогда не приходит им в голову, принимают решения не на основе того, что хорошо для компании, персонала, продукта или (ха!) потребителю или даже высшему благу общества, но только на основе рентабельности инвестиций акционеров.
Демократия в самой своей основе, поддерживающая лидеров только в обмен на их утоление жадности. Вездесущая соска. Вот почему здоровые компании, прочно сидящие в плюсе, щедрые на дивиденды акционерам, тем не менее увольняют работников тысячами; чтобы выжать чуть больше, нужно выглядеть чуть получше перед этим тысячезубым чудовищем, которое удерживает руководителей у власти, с их компенсационным пакетом в миллион, десять, двадцать миллионов долларов.
О, я знал все это, когда начинал, я знал, кто мой враг. Но какой мне от этого прок? Если бы я убил тысячу акционеров и вышел сухим из воды, что бы я выиграл? Что мне это даст? Если бы мне пришлось убить семерых руководителей, каждый из которых приказал уволить по меньшей мере две тысячи хороших работников в здоровых отраслях промышленности, что бы я получил от этого?
Ничего.
Все сводится к тому, что генеральные директора и акционеры, которые их туда поставили, являются врагами, но не они являются проблемой. Это проблема общества, но не моя личная проблема.
Эти шесть итогов. Это моя личная проблема.
9
Конечно, убийства Риксов попадают в телевизионные новости, поскольку они гораздо более драматичны, чем смерть
