Том 2. «Проблемы творчества Достоевского», 1929. Статьи о Л.Толстом, 1929. Записи курса лекций по истории русской литературы, 1922–1927 - Михаил Бахтин

В те же восьмидесятые годы в Венгрии (на русском языке) были опубликованы записи лекций об Андрее Белом и Ф. Сологубе (Studia Slavica Hung. XXIX. 1983. С. 221–243. Публ. С.Бочарова, коммент. Л. Силард). Новым стало решение опубликовать не одну, а сразу две лекции. Опыт этот был продолжен в публикациях уже 90-хгг., после семилетнего перерыва, в иных условиях и на другом фоне.

Своеобразие фона определил возросший едва ли не до критической точки интерес к творчеству М. М. Бахтина, у нас и на Западе, в конце восьмидесятых — первой половине девяностых годов. Невозможное совсем недавно в эти бахтинские, не без элементов карнавала, годы стало возможным, и мгновенно опубликованным оказывалось и всё самого Бахтина (под чьими бы фамилиями по тем или иным причинам он ни скрывался), и всё о Бахтине, и всё, имеющее к Бахтину хоть какое-то отношение, даже самое отдаленное. Не вдаваясь в детали, сейчас можно рассматривать это время как некое всемирное бахтинское пиршество.

Сама Р. М. Миркина до этого времени не дожила: ее не стало в 1987 г. Однако место на том пиршестве (можно увидеть это время и как несколько запоздавшую, припозднившуюся, своеобразную интеллектуальную тризну, длившуюся около семи лет, предшествовавших 20-летию со дня смерти и 100-летию со дня рождения М.М.Б.) уготовано было ей в высшей степени достойное и снова в авторитетном контексте: уже посмертно оказалась она причастной к тому процессу заполнения не просто белых пятен, но огромных белых пространств творческой биографии Бахтина, который обнаружил себя особенно явно и ярко в 1992–1993 гг. Именно в эти годы появился сборник «М. М. Бахтин как философ» («Наука», М., 1992), на последних страницах которого в разделе «Из архива» (с. 221–251) напечатаны были «Лекции и выступления М. М. Бахтина 1924–1925 гг. в записях Л. В. Пумпянского» (вступительная заметка, подготовка текста и примечания Н. И. Николаева); тогда же вышел номер журнала «Новое литературное обозрение» (№ 2, 1993), где в разделе, посвященном Бахтину, были напечатаны и очерк P. M. Миркиной «Бахтин, каким я его знала. Молодой Бахтин» с предисловием С. Г. Бочарова и во многих отношениях этапная статья-воспоминания самого Бочарова «Об одном разговоре и вокруг него».

В разноголосице множества различных суждений и публикаций тех лет не затерялись, прозвучали и были услышаны воспроизведенные на страницах малотиражного журнала «Человек» (в десяти номерах подряд, начиная с № 4 за 1993 г.) записи бесед с М.М.Б. (снова записи, но на сей раз магнитофонные) В. Д. Дувакина, сделанные в 1973 г.; подготовлены к печати В. Ф. Тендер и М. В. Радзишевской. Чуть позже эти записи прозвучали в ряде аудиторий и буквально. Можно сказать, что записи эти тогда как с неба свалились: ведь зазвучал живой голос Бахтина, умершего 18 лет назад, и очень мало кто знал о существовании этих записей.

Несомненно услышанными оказались и некоторые публикации именно в эти годы появившегося на свет журнала с удивительным названием (есть в этом названии что-то зазывающее) «Диалог. Карнавал. Хронотоп» и с разъясняющим это название подзаголовком: «Журнал научных разысканий о биографии, теоретическом наследии и эпохе М. М. Бахтина» (таким подзаголовок оставался до 1998 г.). С этим журналом связан еще один этап истории публикаций ЗМ.

Для осознания этого этапа важно учитывать, что в ДКХ (№ 1(2), 1993, с. 90–104) в непосредственном соседстве, были напечатаны и очерк Р. М. Миркиной «Бахтин, каким я его знала» (почти одновременно с его появлением в НЛО, но в чуть отличающейся редакции) и пять сравнительно небольших по объему лекций-записей, достаточно неожиданных: о Леонове, о романе Федина «Города и годы», об Эренбурге, о романе Тынянова «Кюхля» и, совсем небольшая запись, о Зощенко. Р.М.М., таким образом, читателями журнала воспринята была и как автор-мемуарист, и в своем известном уже исследователям и читателям Бахтина качестве незаурядной и благодарной ученицы, когда-то, в 20-е гг., прослушавшей, записавшей и всю жизнь хранившей лекции своего учителя. В следующем номере журнала были напечатаны записи лекций о Белом и Ф. Сологубе, уже опубликованные в Венгрии (см. выше), запись лекций о Блоке и целиком запись лекций о Есенине — четыре большие темы. Это была вообще самая большая по объему публикация ЗМ. Так как ДКХ родился и до 1998 г. издавался в Витебске, получилось, что местом очередных, объемных и содержательных, т. е. несомненно самых полновесных, публикаций ЗМ стал город, в котором Р. М. Миркина родилась и выросла, в котором М. М. Бахтин около четырех лет жил, преподавал, размышлял, писал ФП и АГ и читал множество лекций, в котором в 1921 г. он счастливо женился, в котором, наконец, в возрасте 26–27 лет он начал читать, а юная ученица (15–16 лет) старательно записывать курс лекций по русской литературе, о котором, не запиши его Рахиль Моисеевна, просто никто никогда бы не узнал.

В том же ДКХ, но уже в 1995 г., был опубликован полный текст лекции о Маяковском (№ 2, с. 111–114, публ. В. В. Кожинова, коммент. Н. А. Панькова).

Записи других лекций не публиковались. Из лекций о русской классической литературе были, таким образом, опубликованы только записи лекций о Льве Толстом (большая их часть).

Есть своя небольшая история и у события передачи рукописи ЗМ Бочарову и Кожинову, т. е. можно говорить и об истории того, как рукопись записей курса лекций по русской литературе попала в АБ. В предисловии к очерку «Бахтин, каким я его знала» С. Г. Бочаров рассказывает об этом достаточно подробно: «Дело было так: в середине 70-х годов московский исследователь биографии и творческого наследия М. В. Юдиной А. М. Кузнецов обнаружил в архиве пианистки письмо с сообщением о существовании записей курса лекций по истории русской литературы, который М. М. Бахтин читал на дому сначала в Витебске, а затем в Ленинграде в 1920-е годы. В письме было названо имя слушательницы, которой принадлежали записи, — Р. М. Миркина, — но и только. Ни адреса, ни каких-либо сведений. Неизвестно было, как ее искать, позвонили даже московскому поэту Зинаиде Миркиной, но она ничего, конечно, сказать не могла. Но когда стали разузнавать в Ленинграде, то исследователь культурной истории своего города в 20-30-е годы Н. И. Николаев очень быстро разыскал Рахиль Моисеевну Миркину, учительницу-словесницу, уже в то время на пенсии» (НЛО, № 2, 1993, с. 64). Версия В. В. Кожинова — более приблизительная (ДКХ, № 1(2), 1993, с. 90). С некоторыми уточнениями и, одновременно, неточностями рассказал об этом и А. М. Кузнецов на страницах журнала «Новый мир» (№ 8, 1995, с. 225–226) со ссылками на письма из своего личного архива, которые пока не опубликованы.

Первые сведения о самом курсе лекций по русской литературе, о его пятилетней истории, некоторые сведения о том, как он записывался, получены, таким образом, С. Г. Бочаровым и В. В. Кожиновым от самой Р.М.М., когда она знакомила будущих публикаторов лекций со своей рукописью. Многое из сказанного ею тогда вошло в очерк «Бахтин, каким я его знала». Многое, но не все: не все сказанное и, как оказалось со временем (это всегда осознается постепенно), далеко не все, что хотелось бы знать, особенно о полувековой истории рукописи, и что можно еще было узнать, но только до 1987 г. На некоторые вопросы, касающиеся истории рукописи, смогла ответить уже в 90-е гг. дочь Р.М.М. (письма М. З. Оникул, содержащие сведения и о матери, и о судьбе рукописей ЗМ, хранятся в АБ), но многое, конечно, утрачено безвозвратно.

Вот что ответила М. З. Оникул на вопрос о судьбе рукописи записей лекций, о том, как она хранилась и сохранилась, о том, переписывалась ли и сколько раз переписывалась: «Мама неоднократно переписывала лекции Михаила Михайловича. Но редактирование было чисто техническое. Ее увлекал сам процесс. Она как бы заново перечитывала их. Сколько раз она переписывала лекции, я точно не знаю. Но во всяком случае — не менее четырех раз. Первый раз — сразу после прослушивания, затем в 30-е годы на даче. Во время войны лекции оставались в блокадном Ленинграде. И тем не менее они сохранились. После войны мама переписала их еще раз, т. к. бумага пожелтела. Затем уже гораздо позже, в 70-е годы, по просьбе Сергея Георгиевича Бочарова и Вадима Валериановича Кожинова». Письмо датировано январем 1995 г., в письме от 30 марта того же года содержатся важные уточнения: «Когда мама переписывала свои записи лекций М. М. Бахтина в очередной раз, она обычно не сохраняла предыдущий экземпляр записей. Как правило, это были записи в конторских книгах. По крайней мере, предшествующие 1977 году записи выглядели именно так. Писала мама, как правило, на двух сторонах листа. И Сергей Георгиевич, и Николай Иванович Николаев видели эти конторские книги с послевоенными записями лекций. А рукописи довоенные сразу же были ликвидированы после того, как были переписаны после войны. Поэтому отдельных фрагментов с записями лекций нет.

По поводу утрат в тексте записей лекций ничего сказать, к сожалению, не могу (вопрос к М. З. Оникул касался прежде всего явных утрат в записи лекции о Ремизове — комм.).