Земля надежды - Филиппа Грегори

Им не нужно было особого уведомления. Все реагировали на сложившуюся ситуацию спонтанно и по одиночке, и это восстание наполовину подпитывалось сердитыми требованиями вернуть мирные времена, а наполовину — принципиальной борьбой по поводу епископов.

Эстер никак не могла поверить в то, что король, оставаясь в тюрьме, смог превратиться в центр второй катастрофы. Даже не будучи на свободе, одно только его присутствие стало источником брожения, и страна, целых два года проведшая в мире, внезапно вновь оказалась охвачена войной. И это была полномасштабная война, в которой по всему королевству шли сотни решающих сражений. И наконец до Ламбета дошло известие — лорд Норвич взял в осаду лондонский Сити, и похоже было, что он сумеет захватить его для короля. Если Лондон падет, парламент будет взят, война наверняка закончится, и победителем будет король.

Эстер поймала Джонни, когда он украдкой седлал лошадь на конном дворе, прикрепив к седлу мешок. Ее обычно ровный характер внезапно дал трещину.

— Черт побери, ты-то куда собрался?!

Он повернулся к ней:

— Ты меня не остановишь. Я собираюсь сражаться за короля.

— Ты — ребенок.

— Мне почти пятнадцать, достаточно взрослый, чтобы пойти на войну.

Его слова стали искрой, от которой вспыхнул порох. Эстер наскочила на него, схватила за воротник рубашки и поволокла, как школьника, по садовой дорожке, мимо восхитительных розовых бутонов, которые, распускаясь, гнали волны аромата к фруктовому саду, где Джон, стоя на лестнице, удалял у яблонь почки.

— Вот только таких глупцов королю и не хватало! — воскликнула Эстер. — Армия глупцов для придурка-короля.

— Я все равно пойду! — Джонни пытался вырваться из ее хватки. — Я не буду подчиняться тебе! Я — мужчина, я должен поступать как мужчина!

Эстер оттолкнула его к отцу.

— Ему четырнадцать, — прямо заявила она. — Говорит, он — мужчина. Я больше не могу им командовать. Идет он на службу к королю или нет.

Джон медленно спустился с нижних ступеней лестницы и посмотрел на сына.

— Что такое?

Джонни не отвел глаз, он смотрел на отца, как молодой жеребенок, вставший лицом к лицу с вожаком табуна.

— Я хочу исполнить свой долг, — повторил он. — Я хочу служить королю.

— Королю не служат мятежом, беспорядками и тем, что англичане убивают друг друга на улицах Мейдстоуна и Кентербери, — медленно произнес Джон.

— Но если это необходимо…

Джон покачал головой.

— Восстановить мир в королевстве возможно только долгой, непрекращающейся работой над соглашениями, — сказал он. — Ты ведь провел все детство в военных лишениях и видел, что в итоге ни до чего не договорились, ничего не продвинулось вперед.

— Я хочу исполнить свой долг!

Джон оперся рукой на яблоневый ствол, будто хотел почерпнуть от него силы.

— Твой долг — перед твоим Богом и перед твоими отцом и матерью, — сказал он.

— А ты даже в Бога не веришь! — парировал Джонни. — Ты вообще ни во что не веришь. Ты не выполнил свой долг по отношению ко мне как отец — ты бросил нас на долгие годы. Ты — слуга короля, но ты не сражаешься за него, тебе платит парламент, и ты шутишь, что ты теперь садовник парламента. Ты — виргинский плантатор, а сам сидишь дома в Ламбете. Так что не тебе учить меня, в чем мой долг!

Эстер рванулась вперед, чтобы защитить пасынка от удара, который должен был последовать, потом заставила себя остановиться и отступить назад. Джон не ударил Джонни, он застыл на месте, его рука сжала яблоневую ветку с такой силой, что побелели костяшки пальцев.

— Мне жаль, что ты так плохо обо мне думаешь, — спокойно сказал Джон. — И то, что ты сказал, правда. Я потерял веру в Бога, когда умерла твоя мать, а я даже не мог обнять ее, потому что боялся перенести заразу на тебя. Я старался уважать веру других. Но в сердце моем веры больше не было. Да, я бросил тебя, Френсис и вашу мачеху именно тогда, когда должен был оставаться с вами и защищать вас. Но я боялся, что король втянет меня в войну и никогда не позволит мне жить собственной жизнью. И я оказался прав в своих опасениях — он втянул в войну все четыре королевства. И он никогда не даст им жить собственной жизнью. У меня есть надел в Виргинии, но я не мог сохранить его, не убивая людей, которых я любил и уважал. Там тоже идет война между соотечественниками.

Джонни был готов заговорить. Эстер, так хорошо зная Джонни, видела, что он боролся, чтобы не разрыдаться и не броситься к отцу в объятия. Он держался очень прямо, напряженно, как солдат под огнем.

— Но у меня все же есть право высказаться, — сказал Джон. — Потому что я знаю то, чего ты не знаешь. Потому что все это время я много думал. Преданностью одному я боролся с преданностью другому, одной любовью я боролся с другой любовью. Ты можешь подумать, что я — слабый человек, но так сложилась моя жизнь. Я не похож на отца. Он находил господина за господином, которых мог любить, и следовал за ними с преданностью в сердце. Он любил сэра Роберта Сесила, а потом герцога Бекингемского, а потом и короля. Он никогда даже не задавался вопросом, почему они — господа, а он — слуга. Но со мной все оказалось по-другому. Да и с тобой все будет как-то иначе. Мир изменился, Джонни. Теперь недостаточно сослаться на долг и бодро маршировать под гром рекрутерского барабана. Ты должен подумать сам и выбрать свой собственный путь.

В саду наступило долгое молчание. Где-то высоко в кроне дерева запел черный дрозд.

— Я прошу прощения за то, что сказал, — холодно проговорил Джонни. — И прошу вашего позволения, как ваш почтительный сын. Я хочу пойти на войну и служить королю. Вот мой путь. Я хорошо подумал. Я хочу сражаться за своего короля.

Джон бросил быстрый взгляд на Эстер, как будто хотел спросить, не может ли она что-нибудь придумать. Одного взгляда было достаточно. Лицо Эстер застыло трагической маской, руки под фартуком изо всех сил сжались.

— Тогда, Господи, благослови и сохрани тебя, — медленно сказал Джон. — И возвращайся домой, Джонни, возвращайся в ту же минуту, как только тебя посетят сомнения. Ты — единственный наследник Традескантов, и ты очень дорог нам.

Джонни медленно опустился на одно колено в траву под отцовское благословение. Над его склоненной светловолосой головой Джон посмотрел на Эстер и увидел, что он все сделал правильно — они должны были отпустить своего сына на войну.

Мои самые дорогие мама и папа.

Пишу вам по дороге в Колчестер. Мы скачем с лордом Норвичем и полудюжиной джентльменов, а всего в отряде больше тысячи кавалеристов. Наша атака под Лондоном была отбита. Мне не повезло — я прискакал туда, когда они уже отступали. Но, по крайней мере, сейчас я уже в кавалерийском отряде, и по дороге мы набираем еще рекрутов.