Четыре тетради (сборник) - Константин Крикунов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Он приходил в слюнявой нежности к ней, ел кожицу от клюквы, которую она выплёвывала на блюдце», – об отце Пушкина – Марков-Виноградский, муж Керн.
«Второй день не могу вспомнить фамилию мальчика, которого, который… Спали вместе. Он помер, на кладбище теперь. А я не могу вспомнить фамилию. Так всё глупо…» «Игорёк мне изменил, и теперь всё лето изуродовано».
В больнице– Был у твоего бывшего мужа в больнице. Думаю: «Хорошо бы он здесь и остался».
– И за это чудовище я вышла замуж!
– Я не виноват в той мысли, которая приходит ко мне сама, мы же человеки. Это потом я её гоню.
Максима проф. Старова«Трагедия женщины начинается тогда, когда больше нет желающих оглянуться ей вслед».
Как на ёлочке«А теперь мы попросим нашего гостя Дм. Вл. Набокова прочитать нам произведение его отца».
Начало жизниДевочки на пляже, под вечер.
– Серёжа меня пригласил: «Давай погуляем». Мама меня не пустила: «Нет, одна ты не пойдёшь». Думаю, он обиделся.
Мальчик– Знаешь, почему злодеи сначала идут на кухню?
– Почему?
– Потому что там есть ножи.
Звонок из-за океана– Я тебе хочу сказать, что завтра будет утро. Значит, с добрым утром.
О натурщице– Такую задницу иметь противопоказано. Иметь маленькую грудь при такой заднице – дурной тон.
ДжихадКто сражается на пути аллаха за время, равное фуваку, ему обязательно будет рай.
Фувак – время между удоями верблюдицы.
Убедись, что ты чист, что одежда твоя чиста. Проверь все свои вещи: сумку, одежду, ножи, удостоверения личности, паспорта и все бумаги. Убедись, что за тобой никто не следит.
Джихад останется сладким и зелёным, пока дождь капает с неба.
ФормулаИ музыка, но не мир.
ЗагадкаХотя я и не писатель, но раз дело идёт о книжке, я мог бы поступать так, как в таких случаях поступают Писатели, – но что они проделывают, чёрт их знает.
Леонид Добычин.
Коран«Подготовьте меня к битве! подготовьте меня к битве!»
Кручёных«Море волнуется не метрически, а ритмически».
Бах после смерти жены«Господи, не лиши меня радости жизни!»
Мужики– Ты зачем бензопилу спиздил?
Подростки– Он читал в своей жизни одну книжку, Мцыри, – хохот.
– Где счастье? – Икс знает. Героин, но ненадолго. Недолгая, но счастливая жизнь.
ИграСломав рогатую косточку, нужно сказать тому, кому досталась лопатка:
– Бери и помни.
Ответ:
– Беру и помню.
УсловиеКазнь будет приведена в исполнение только в том случае, если жертва спросит: «За что?»
Разгружая стёкла«Мне нравится разруха, мосты – куски их посреди сгоревшего леса, детская проституция и наркомания, идиотизм и смертельное чернобыльское пьянство – всё до резкой черты, когда не гений становится гением, а народ и страны становятся гением…»
– Глупость всё это какая-то.
Будда«Не существует ни животных на земле, ни крылатых тварей на небе. Но все они такие же люди, как и ты».
Харджиев«В воздухе чувствовался треск раскалываемых черепов».
Рид Грачёв– Жить, конечно, надо, но – жить.
Таблетки РидаПоезд поехал. По ту сторону двойного стекла нарисованы уезжающие они, заглядывая назад, сколько позволял становящийся всё острее угол зрения.
Вынул из заднего кармана джинсов упаковку с маленькими белыми таблетками. «Если тебе плохо, съешь восемь, мне помогает восемь». Разорвал, первая упала на асфальт к железной ноге арки. В ладони семь, две остались в упаковке. Арка была ажурной и зелёной, слизал.
В полупустом вагоне метро душа отплыла от тела и повисла метрах в полутора, у двери. Прозрачное пятно, как будто сгустился и дрожит воздух, отрываясь, удалялась. Лица напротив, как за мутным двойным стеклом поезда, искривились. Если её отпустить от себя, придёт смерть или стану другим. Сунул в рот кулак и укусил до крови: «Не хочу». Уплывающее пятно, удивившись этому, остановилось. Оно смотрело на кулак, удивлённое. Четверо, сидевшие напротив, прояснились, перестали кривляться и молча смотрели на меня… Кто-то в моей голове спросил: «Хочешь умереть?» Я ответил вслух: «Нет» и на тяжёлых ногах вышел из вагона.
Темно. Комната. В комнате темно. Японка вышла из серого папируса, села на край старого дивана и поправила спицы в причёске.
Говорил с ней быстро и отчётливо. Что уже всё хорошо.
Что… Не помню, не разобрать, но уже понимая, что буду жить.
Чёрным фломастером на старых обоях«Больше неоткуда желать, больше не у кого хотеть».
И – Рид:
«Время вынесло котят
Помяукать в дикой стуже.
– Нужен кто, а кто не нужен?
Кто не нужен из котят?»
На Невском– …Похож на Пушкина, но без пули во лбу.
– Нет, пуля была в кишках.
Художник– Ты рисуешь небо, либо его отсутствие.
Цзинь Пин МэйИзящная восемнадцатилетняя девушка,
Её груди мягкие, её груди белые,
Но ниже пояса у неё меч,
Которым она снесёт голову всем глупцам,
Хотя никто и не увидит, как покатятся их отрубленные головы.
Она будет бесстрастно иссушать ваши кости До последней капли мозга.
Что такое хорошо?«Купил книжку на Техноложке, стихотворение: «Хорошо сидеть на берегу и смотреть, как тонет корабль».
Пришёл к знакомой искусствоведке, выпили, та:
– Нет, хорошо сидеть на корабле и смотреть, как тонет берег.
Выпили, она:
– Нет, хорошо смотреть, как тонет всё.
Пошёл к Володе Волкову, тот:
– Нет, ты же знаешь, что нет ни верха, ни низа.
Выпили.
– Нет, хорошо бы этого вовсе не видеть».
Диалог с анти-Лао-Цзы– Что ты хочешь?
– Я хотел бы всех баб, написать все книги, растранжирить всё золото и выпить всё вино мира, выиграть все войны и не умереть.
– Напиши хотя бы одну книгу, найди себе хотя бы одну нормальную бабу. Насчёт умереть – там уж как получится.
Артикль– Der Himmel wartet!
– Или всё-таки das?
Ответ:
– Ужас какой!
Зелёная книжка– У нас украли зелёную книжку. Там про всё уже было написано.
– Про что?
– Ну, про то, как мы тут с тобой сидим и говорим о том, что у нас украли зелёную книжку.
– Где-то такое я уже читал.
– Так я же говорю: в зелёной книжке!
КонцертДевочка с голубыми волосами поставила пальцем на спинке красного кресла две точки. Соединила точки. От одной увела кривую вверх. Махнула билетиком: стёрла.
Мальчик в белой рубашке на руках голой матери в чёрном. Подняла колени, чтобы не съезжал.
Седой в чёрных очках, вытянул вперёд из пиджака червячную белую шею.
Симфония любви. Седая голова женщины над фортепиано, как голова профессора Доуэля.
– Не видел ли ты Г-ву? – шёпот. – Она единственная женщина, которая мне сегодня нужна.
Монгол непроницаем.
Червяк щёлкает ногтями по зубам.
Ария Царевны-лебедь.
Червяк стал изображать, смеясь, плавную греблю одним веслом.
Девушка накинула на голые плечи чёрный пиджак.
Седая старуха оживилась и стала смотреть, что играют.
Китайские палочки. Блошиный вальс.
– У нас собачий. И не вальс, а мороз.
– В этом месте у меня отчего-то всегда теснение в груди случается.
На выставке– Мадмуазель, я сожалею, что не присутствовал при том моменте, когда вы стали мадам, а также при обратной метаморфозе, – громко сказал профессор С. искусствоведке, которая встревала в его речь.
Ещё не обваренный свёклой: кипящую кастрюлю он каким-то образом изловчился опрокинуть на свою от старости пятнистую гениальную лысину.
Дамы дышат на очки, любовно открывая красные рты.
Протирают стёкла, кусают рахат-лукум, выворачивая губы наизнанку, чтобы сберечь помаду.
Вошёл похожий на старуху, пожал руку профессору и по-женски вздохнул: «Как быстро тянется время!» Вошёл другой. Глаза синие, холодные, внимательные. Уши большие, прижаты. Пиджак застёгнут на животе, сел, расстегнул.
Пришёл человек, похожий на Льва Толстого: носом, бровями и жидкой бородой, сел.
Шесть скрипачек в чёрном, «Венгерский танец» Брамса.
– А если прислать им сто рублей и заказать Мурку? – сказал Лев Толстой.
– А вы не знаете, каким междометием выражается удивлённый свист? – сказал похожий на старуху. – Говорят, долгим и протяжным тю… Я испытал это на рабочем месте – окружающие удивились.
