Магаюр - Маша Мокеева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сварив кашу и съев её без особого аппетита, Виктор налил себе чаю и подошёл к окну. Между жилым домом и юношеской библиотекой им. Можейко стояла машина «Скорой помощи». Возле неё курил водитель.
Виктор накинул куртку, надел ботинки, взял в руки шапку, чтобы натянуть её в лифте, и вышел из квартиры.
Оказавшись на улице, он подошёл к осине и берёзе и, присмотревшись, понял, что видит их корни под землёй. Корни были мощные, многочисленные и расходились в разные стороны, как ветви. Он обернулся, посмотрел на дом и увидел, что в подвале на велосипеде мальчика с третьего этажа сидит мышь. Он увидел кучу пробок в земле под скамейкой и пару монет.
Виктор пошёл к остановке, жадно глядя по сторонам. Было плохо видно, что под асфальтом, но, как только попадалась голая земля, он замечал в ней мусор: от конфетных бумажек и потерянных детских формочек до презервативов и стеклянных бутылок.
Он сел в маршрутку и поехал в Овершкино. Всю дорогу Виктор смотрел в окно, и один раз ему даже показалось, что на окраине очередной полуживой деревни под землёй лежит редкая самоварная коронка, но всё случилось так быстро, что он не успел отреагировать.
Выйдя в Овершкино, Виктор пошёл искать Светлану Михайловну. Он постучался в дверь её дома, но никто не открыл, только вчерашние собаки лаяли на него из садовой пристройки, своей громадной конуры. Тогда он направился к кладбищу.
К шелесту листьев прибавился приглушённый звук голосов.
Мало того что мёртвые разговаривали между собой, они ещё ворочались под землёй, поворачиваясь лицом к тому, с кем шла беседа. На Виктора не обратили внимания. Тёмная фигура отделилась от дерева и приблизилась к нему.
– Вот ты и пришёл, Виктор Алексеевич, – констатировал чёрт. – Сейчас тебя пугает подземный мир, но уверяю тебя, дело самое обыкновенное, просто раньше ты ничего об этом не знал. Ты всегда мечтал о великом, порой размышлял о вечности, а в последнее время позволил себе думать, что если жизнь твоя – мелочь, то мир в целом – пустая болтовня. Но это не так. Теперь ты будешь хозяином этого погоста – заступишь на моё место, меня, друг, повысили, станешь оберегать эти души, – чёрт кивнул на воркующую публику, – от новых разочарований. Ты будешь исповедовать их и наставлять на путь истинный.
– А если я не знаю, в чём истина? – обеспокоенно спросил Виктор.
– Что-нибудь придумаешь, – пожал плечами чёрт. – Главное для них – во что-то верить. Отслужишь вечернюю службу, и посмотрим, как пойдёт.
Виктор посмотрел на себя и увидел, что тоже потемнел и стал похож на тень. Мёртвые заметили его и стали показывать на Виктора пальцами. Растерявшись, Виктор не знал что сказать.
– Пока ничего и не говори. Соберись с мыслями, – сказал ему чёрт и пошёл патрулировать восточную аллею.
Виктор отвернулся от мёртвых и принялся разглядывать небо. «Меня призвали, – думал он, – помогать людям. Теперь моя жизнь перестанет быть несущественной, как раньше».
Он направился в разрушенную церковь. Через пустые окна сквозил ветер, было слишком темно, чтобы увидеть, остались ли на стенах фрески. Виктор подумал, что он теперь щенок Цербер, которого впервые провели вдоль порученных ему границ, и это сравнение ему понравилось. Теперь он скорее мифическое существо, нежели человек.
Когда стемнело, чёрт зашёл в церковь, чтобы проинструктировать Виктора.
– К сожалению, мёртвые не могут покидать своих могил. Если ты будешь обращаться ко всем сразу, даже из центра кладбища, тебя почти никто не услышит. Тем, что на галёрке, конечно, перескажут твою проповедь, но, скорее всего, переврут ключевые идеи. Это беда большого кладбища – а наше больше, чем кажется людям. Не знаю, обратил ли ты внимание, но люди лежат и там, где сейчас дорога, и под ближайшими домами. Людей здесь хоронят уже триста лет… Так вот, за ночь ты должен поговорить со всеми. Выбери тему для разговора, например ложь: как побороть в себе желание сказать неправду, когда можно лгать и так далее – они любят понятные им темы, хотя иногда приходится беседовать о вещах типа «непротивления злу насилием», это что-то вроде обязательной программы, и тогда они заметно скучают – само выражение требует некоторого осмысления, не считая того, что это для них не особо актуально. Зато в такие дни ты быстрее освободишься и сможешь погулять лишний часок по лесам или вдоль реки – тут славные есть тропинки… – чёрт вздохнул, – я буду по ним скучать.
– А куда вас переводят?
– В столицу. Там нужны опытные хозяева. Много прохожих, да и мёртвые самые разные: бывает, положат инженера рядом с композитором, а им и поговорить не о чем. За всем нужен глаз да глаз. А тут, в деревне, живёшь расслабленно, мёртвые хоть и простодушные, но добрые – милое общество. Ну, пойдём.
И чёрт с Виктором вышли к народу.
Говорил Виктор в ту ночь с мёртвыми о смысле жизни. Поучал не он их, а они его. Разговоры эти утомили его ещё до полуночи. Он слушал людей и с тоской думал про самовар, который остался дома. «Кто же его отполирует? Сможет ли Колька открыть дверь и забрать его? А вдруг он прихватит и деньги?» – думал он. Под утро, когда всё закончилось, он пошёл к реке. На берегу, у самой воды, на бревне сидел чёрт. Виктор сел рядом.
– Что-то мне подсказывает, что ты уже не хочешь служить людям, – первым нарушил тишину чёрт. – Придётся снова с отделом кадров общаться. На этот раз попрошу, чтобы для кладбища поискали хозяйку…
День третийПроснувшись в десять утра, Виктор вскочил с кровати и подошёл к окну. Деревья выглядели как обычно, только пакеты куда-то исчезли. Зазвонил телефон.
– Ты где вчера был? – спросил Коля.
– В городе, – ответил Виктор.
– А я звонил-звонил! Какие планы?
– Сегодня займусь самоваром, а ты давай чисть сундук.
– Да, шеф. До связи.
Виктор пошёл на кухню, налил крепкого чаю и пил его по чуть-чуть, наблюдая за тем, как дворник посыпает песком скользкую дорожку между жилым домом и юношеской библиотекой им. Можейко.
Обряд
Для обряда Вероника несла шесть свечей, канарейку в клетке, нож и спички. Кладбище находилось на опушке соснового леса. Было жарко, и слышался треск раскрывающихся шишек.
Протискиваясь между стоящими впритык коваными оградками, она думала о том, что бывает после смерти. Ещё в детстве Вероника иногда представляла, что умерла, и с жадностью смотрела со стороны, как её оплакивают. Ей было уже тридцать пять, но она всё