Магаюр - Маша Мокеева

Если Бог и существует, думала она, то это такой же дух, оставшийся от мертвеца, только наделённый властью вмешиваться в судьбы живых, а раз он был когда-то обычным человеком, то порой истолковывает ситуацию неправильно и помогает не тем людям. Возможно, у него есть даже свои политические пристрастия.

Вероника не была уверена, что сама до этого додумалась. В любом случае нельзя пренебрегать вниманием духов, поэтому сегодня она попросит одного из них о заступничестве.

Она нашла то, что искала: могила без памятника, с ржавым, поломанным ограждением. В изученной ею книге по оккультизму сказано, что жертвоприношения на безымянных захоронениях более действенны. Вероника опустила сумку на землю. Канарейка заволновалась и стала биться в клетке, жалобно попискивая.

Расставляя свечи, она заметила приближающегося человека. Веронике стало не по себе, она подумала, не лучше ли было совершить обряд ночью. Но в книге написано, что свечи должны гореть, когда горит солнце. Следовало придумать оправдание. Зачем она ставит свечи?

Мужик уверенно шёл к ней. Вероника сделала вид, что не замечает. Когда он приблизился, его тень упала на Веронику. Она подняла голову.

– Мелочи не найдётся? – спросил человек с блаженным лицом алкоголика, и Вероника ему даже обрадовалась. Достала горстку монет. Мужик взял деньги, покачнулся и медленно побрёл дальше. Видимо, остался доволен – Вероника услышала, как он затянул песню.

Вероника торопливо зажгла свечи, приложила ладони к земле, произнесла нужные слова, затем достала канарейку и нож. Прицелилась, зажмурилась и взмахнула ножом. Нож был тупой, и вместо того, чтобы отсечь канарейке голову, она нанесла ей несмертельный удар. Птица стала вырываться, и тогда Вероника принялась тыкать её ножом, пока та не затихла. Птичьей кровью она затушила свечи. Перевела дух.

Солнце ушло за тучу, и подул ветер. Вероника встала, отряхнула колени от кладбищенской земли с хвоей и огляделась. Никого не было. Она пошла к восточным воротам. Начался дождь. Когда она подходила к машине, то заметила в грязи тонкие инсулиновые шприцы. Она подумала, что не одна ищет здесь спасения; не одна, кто знает, что в жизни есть что-то помимо нас самих. Вероника села в машину (мотор завёлся со второго раза) и поехала домой.

На следующий день она проснулась в хорошем настроении. Сделав домашние дела, надела вечернее платье и поехала в центр. Переулками прошла к зданию консерватории и, войдя внутрь, спросила у вахтёрш: «Девочки, уже началась репетиция?» Они посмотрели на неё с недоумением и ответили: «Да». Вероника вошла в зал и, направляясь к сцене, внезапно остановилась – в оркестре не было ни одного знакомого лица. На её месте, за роялем, сидел холёный, похожий на иностранца человек. К ней подошёл пожилой дирижёр.

– Концерт через два часа, приходите позже. Пока идёт репетиция.

– Да, я знаю, – ответила она. – Но я должна сегодня играть.

– А кто вы?

– Руманова Раиса Васильевна, – твёрдо сказала она и выпрямила спину.

Дирижёр ухмыльнулся.

– Вы шутите. Руманова Раиса Васильевна работала здесь, но она умерла больше сорока лет назад.

Повисла пауза. Вероника заплакала, и дирижёр взял её под руку, ведя к выходу: «Ну-ну, милочка, будет вам».

Когда вахтёрши поили Веронику чаем, приехала женщина, смутно знакомая Веронике. Она утверждала, что является её сестрой, но этого никак не могло быть.

– Нет у меня никого, все умерли в блокаду, – твердила Вероника. – Я Руманова Раиса Васильевна, проверьте, вы что-то перепутали…

Веронике была оказана помощь, о которой она просила накануне. Может быть, её просьба была истолкована не совсем верно, но в этом не было ничьей вины.

Только что приобретённая сестра повела её прогуляться. Повсюду были открытые магазины и кафе, и в них кипела жизнь. Гуляя по городу, они дошли до Исаакиевского собора. И Вероника спросила у сестры, помнит ли она, что здесь был засаженный капустой огород, который сторожил боец с автоматом.

Неизвестная земля

Вечернее солнце било в окна электрички; Алексей I Велеречивый прохаживался по вагону в поиске безвольной клиентуры. Заметив свободное место возле девушки в блестящей рубашке, он приземлился, как старый, потрёпанный истребитель (чем и был в пространстве вселенной), и начал разговор: «Здравствуйте».

Девушка дёрнулась, как во сне (врачи называют эти внезапные судороги гипногогическим миоклонусом), и посмотрела на Алексея как испуганная кошка. «Да, здравствуйте, прекрасная дама, – продолжил Алексей. – У вас такая красивая рубашка, словно всё серебро Перу, Испании и Чили переплавили, чтобы придать ей такой изумительный оттенок». Видя, что не удивил, Алексей решил говорить понятнее: «Куда едете?» Девушка ехала в Москву. Алексей обрадовался: теперь было за что зацепиться. «В Москве все наряжаются – столица! А у меня вот специально для вас, для самой чудесной девушки в вагоне, нет, во всём поезде, а может, и во всей Москве, есть прекрасные украшения». Алексей достал полиэтиленовый пакет и вынул оттуда браслеты. «Вы ведь знаете, что такое Шамбала?» Девушка покрутила головой. «О, ну как же не знаете! Ничего, я вам расскажу, ежели изволите. Шамбала – царство, полное спокойствия, любви и радости. Но дело в том… Как вас зовут?» – «Катя». – «Дело в том, Катенька, что в него сложно попасть, хотя находится оно совсем рядом. Знаете где?» – «Где?» «В сердце, Катенька, – доверительно шептал Алексей. – Но чтобы попасть туда, нужно познать себя. Браслет поможет в этом, главное – правильно подобрать. Подумайте хорошенько: какой цвет вам нравится?» Он выложил браслеты так, чтобы Катя их лучше разглядела. «Сиреневый», – пискнула девушка и схватила браслетик. «Он подарит вам гармонию, моя милая. Посмотрите, он совершенен: эти жемчужинки, верёвочки, перевязанные между собой тибетскими монахами, кристаллики… Лапочка, – продолжил Алексей, накрывая ладонью ручку Катеньки, – с вас сто пятьдесят рублей, и да снизойдут на вас, сударыня, чудеса и дары благодатные».

Девушка расплатилась. Алексей заметил, что электричка проезжает последнюю станцию, и решил расслабиться: вытянул ноги, продолжил беседу. «Как думаете, Катенька, сколько мне лет?» Катя подумала и сказала: «Тридцать». Алексей рассмеялся. «Я такой моложавый! Мне уже тридцать девять. Катенька, выходите за меня замуж!» – сказал он и проводил глазами проплывающий за окном гигантский моток оцинкованной проволоки. «Не хочу, – сказала Катя, – у меня парень есть». «Да я лучше любого парня! Я ведь, Катенька, и массажист, и поэт, и философ, – ответил Алексей и вздохнул. – Не хотите – не надо. Главное – душевная гармония». Алексей гордо встал и пошёл в другой вагон.

Когда поезд с Катенькой и Алексеем подъезжал к Ярославскому вокзалу, Авдотья Владимировна с Розой Сергеевной возвращались домой после посещения известной московской больницы. Там они настоялись в очереди, наболтались о лекарствах с такими же тётками, как они, и теперь, уставшие, стояли на эскалаторе рядышком, как колоски на фонтане «Дружба народов», и двигались наверх со станции