Правила боя. Исток - Анна Московкина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты плачешь? – ехидно спросил колдун.
– Нет, смеюсь! Уже всё?
– Да! Хорхе, ты сегодня дежуришь?
– Майорин? Айрин?
Триста лет назад ярое противостояние Инессы и Цитадели превратилось в вялотекущее. Милсдарь Руморин, правивший Велманией в те времена, изгнал задиристых магов из Долины Источников, превратив благодатную долину в нейтральную территорию. Приверженцы старой школы собрали нехитрый скарб да отошли на триста верст южнее. Сначала выстроили небольшое село, село разрослось, воздвигли Илнескую крепь. А посад и несколько окрестных весей, в честь великой колдуньи, что боролась за правду старой школы, назвали Инессой – государством колдунов. Формально Инесса принадлежала Велмании, как и выросшая на севере Цитадель Магии, но северные и южные маги готовы были глотки друг другу перегрызть – несмотря на все запреты, чем еще лет двадцать успешно занимались. Остановил грызню сын Руморина, предложив некое подобие компромисса, показательно выбрав себе в Верховные архимаги государства Велманского мага из Цитадели, а заместителем его сделал чародея из Инессы. Так и повелось. Постами менялись по очереди и постепенно привыкли жить в относительном мире, раз в полгода навещая друг друга или встречаясь в нейтральной Долине Источников. Слова же «маг» и «колдун» разделили, Цитадели досталось современное «маг», а в Инессе говорили «колдун», хотя ничем в смысловом значении эти понятия не отличались. Только велманцы, не слишком мучаясь выбором стороны, говорили «проклятые чароплеты», что в общем-то было неправильно, но сочно передавало смысл.
Телепортационная башня стояла в самом центре крепи, мы вышли на озаренную лучами тренировочную площадку, пустующую по вечернему времени. Только несколько сумрачных отроков, отбывающих наказание, ритмично работали метлами, больше поднимая пыль, нежели сгоняя сор. На крыльце высокой длинной избы стайкой крутились десятилетние мальчишки. Ребята донимали вопросами сидящего на ступенях человека.
– Фил! – крикнула я брату, он вскочил, чуть не сшибив с ног своих будущих учеников.
– На кого ты похожа? – Брат крепко обнял меня, отпрянул и, держа за плечи, придирчиво оглядел. А потом голосом сварливой бабки осведомился у колдуна: – И что ты с ней делал?
– Ты спроси, что она со мной делала, – улыбнулся Майорин. Будто что-то вспомнив, Фил недоверчиво посмотрел на Хорхе.
– Как… ты?
– Все хорошо. Я полностью владею собой.
– Врет, но опасности нет. Пока нет.
Хорхе повел колдуна в избу, устраивать тому спальное место.
Я знала Хорхе со своих малых лет, и он всегда был седым, темноглазым человеком, с брешами в широкой улыбке. Хорхе пришел из Северного Хордрима, но родом был из страны за Луаром, страны северных суровых морей. Колдунов та страна не признавала, мужчина рождался быть воином, а умение владеть силой называли Даром. Дар северяне уважали, но науки из него делать не стремились. Может потому Хорхе и остался в Инессе. А может, было что-то еще, но любивший рассказать хордримскую сказку или быль северянин, зайди речь о его родине, цедил слова сквозь зубы.
– А где твоя Пеструшка? – Пока мы с братом шли к посаду, где стоял наш дом, я рассказывала ему о потере любимой лошади, о житии в Боровом. Он слушал, все крепче сжимая мою ладонь.
У матери в горнице по обыкновению скопилась толпа просителей и недовольных. Советники выстроились за креслом да шептались, будто жужжащие пчелы – ни слова не разобрать, но гул стоит на весь дом. Я махнула матери рукой, она кивнула, но собрание продолжила.
Филипп крикнул служанку, хордримская девушка порывисто бросилась к нам, а потом отступила, потупив взгляд.
Брат сидел, отвернувшись к окну, пока я ополаскивалась в лохани с чуть теплой водой да меняла одежду на чистое. А я продолжала рассказывать, позабыв, что нужно будет поведать события еще и родителям, а повторять одно и то же по два раза подряд я не любила. Но Филипп узнал куда больше, чем дойдет до родительских ушей. Брат покрутил оберег, подаренный Сворном.
– Значит, побратим? Не захотела Дар принимать?
– Я исток, Фил. И я не хочу жить в доме чьей-то женой.
– А хочешь бегать по заставам, пугать ратников, грабить баржи?
– А ты не хочешь?
– Ох, не знаю, – засмеялся брат.
Разговор вышел тяжелый. После радостей встречи родители взялись за меня всерьез и со знанием дела. Больше упирая на исток и его проявления. Мама знала об истоках поболе Майоринова, въедаясь в несущественные, на мой взгляд, детали. Отец мучил меня вопросами силового характера, он много лет посвятил изучению чистой силы без преобразования и теперь скрупулезно выяснял, что я могу.
Я сидела напротив них и больше радовалась возвращению домой, чем отвечала на заковыристые вопросы.
Мать расположилась в своем кресле и теребила длинную рыжую прядь, выбившуюся из тяжелого узла на затылке, шелк платья разлился по полу серебристой лужицей, отец прищурил голубые глаза, оглаживал могучей рукой русую бороду. Что в темных – цвета болотного мха глазах матери, что в отцовых читалось беспокойство еще большее, нежели когда они считали меня человеком. Тогда они переживали за мою судьбу, которую я буду творить сама. Теперь судьба, смеясь, взяла поводья в свои узловатые, натруженные прядением руки, готовая как к незлобивым подвохам, так и к жестоким насмешкам.
Думаю, я осознавала это даже лучше, чем они. Судьба была моя, и мне с ней дело иметь.
Жизнь в Инессе в мое отсутствие текла своим чередом, позабыв про свою блудную дочь. Догуливали последние беспечные деньки дети и отроки, готовились к осени наставники, многие из которых только приехали из летних отпусков, хозяйки обходили огороды, хвалясь друг перед другом народившимся урожаем, крестьяне косили хлеба.
Я пошла по подружкам собирать новости, перемыть косточки и вдоволь нахохотаться. Зашла и к кузнецу, принесла ему свой многострадальный меч. Кузнец ворчал на меня, ругался, но обещал привести клинок в порядок.
На базаре все так же бойко лилась южная хордримская речь, большинство из южан говорили на велманском свободно или хотя бы понятно, но меж собой изъяснялись по-своему, с неохотой посвящая чужаков в свои тайны. Я упрямо учила хордримский, смеша своим произношением знакомых. Соседство с Хордримом давало о себе знать и обилием черноволосой и черноглазой ребятни, бегающей и по торжищу.
Базар в Инессе был один, зато какой!! Я прошлась по рядам, с интересом изучая товары. В мясном ряду мое внимание привлекла бойкая торговка, с хитрющей улыбкой продающая дедку копыта. Копыта были здоровые, видно, и коровка была не маленькая. Дедок, очарованный черноглазой кокеткой, долго высчитывал мелочь. Я подошла поближе, покупать у такой подозрительно хитрой рожи – большая смелость.
Смелость надо поощрять.
Дедок отошел от торговки, я присмотрелась к нему. Человек – хордримец, из ребяческого озорства я спряталась за свиной тушей, над которой роились мухи. Загляделась на смешную лупоглазую рыбу через ряд, и где таких ловят? Неужто у нас, в Инесске…
Дед мчался к прилавку как молодой, грозно размахивая копытами. Выражение лица сменилось с благостного на злое. Пройдоха торговка, увидев покупателя, нырнула под прилавок.
– Вы меня обвесили! – гаркнул дед на весь рынок.
– Я? – Огромные бархатные глаза глядели на него из-за бараньей тушки.
– Да, вы! Кто так делает! К вам честные люди приходят!
– Неправда, – обиделась торговка. – Хотите сами проверьте!
Она рассыпала перед ним гирьки. Дедок снова закопался, шевеля губами. Потом положил копыта на одну сторону весов и начал накладывать гирьки в противовесную чашку.
– Вот! Столько вам и посчитала!
– Но там на выходе!
– Что на выходе?!
– Стоят весы. Я взвесил, там меньше получилось!
– Может, они порченые?
– А может, ваши порченые? – Теперь весы подверглись тщательному осмотру. Не найдя никаких неполадок, дедок поворчал и откланялся. Следом встала я.
– Девушка, взвесьте мне вон тот кусочек, – прогундела я и ткнула пальцем в первый попавшийся шмат мяса. Она бросила кусок в чашу и начала перекидывать гирьки. Стрелочка сравнялась.
– Не обвесите?
– Да нет же!
– А старичка обвесили!
– Не нравится, иди отсюда!
– А гирьки легковаты. – Я подкинула одну на ладони. Торговка посмотрела мне в лицо.
– Айрин! – закричала она.
– Тэм! Обманула дедушку, как не стыдно!
– Их не обманешь – сама голодной будешь ходить! Зайдешь вечером?
– Зайду. – Хордримская торговка показала мне язык и с чистой совестью продолжила обсчитывать невинных покупателей.
Дом торговки был не просто большой – огромная храмина, мало уступающая колдунской избе в крепи, он вмещал в себя уйму народа, периодически меняющегося. Бесчисленная хордримская родня приезжала и уезжала, сменяясь новой.
– Эй! – постучала я в дверь.