Тамада - Хабу Хаджикурманович Кациев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Подходя к дому, Харун оглянулся — в окне сакли, где жил Али, горел желтоватый неяркий свет.
8После собрания Жамилят и Бекболатов вместе возвращались в город. Стемнело. Машина тряслась на ухабистой дороге, как сито в руках расторопной хозяйки.
Жамилят молча, искоса поглядывала на секретаря обкома. Когда садились в машину, он сказал, чтобы не мешкала в городе — время не ждет.
Перебирала в памяти события прошедшего дня. Вспомнилось хмурое, потухшее лицо Али. Он был совсем не таким, каким видела его в последний раз, когда была в командировке в Большой Поляне, он вообще не был похож на того Али, которого она знала с детства.
Сколько упреков посыпалось на собрании на его голову. И в том-то он виноват, и в этом!.. Были и такие, кто пробовал его защищать: несправедливо, мол, так относиться к человеку, который все силы отдавал колхозу. Но тогда — в чем же причина колхозных бед? Не в том ли, что Али жил только одним днем, не заботясь о завтрашнем. Беда, явно, была и в том, что среди членов правления не было единства взглядов и действий. Али полагался в основном только на свои силы, мало доверял другим. Нет, не сумел он заинтересовать колхозников!.. И не было никакой заботы о людях. Он командовал ими, как привык командовать на фронте, забывая, что время времени рознь. Трудное дело — поднять роту в атаку под перекрестным огнем врага, но не менее трудное дело — поднять колхоз из разрухи. На людей-то надо смотреть живым глазом. И обращение с ними должно быть для каждого особое. Ведь люди разные: одного стоит похвалить, так он Эльбрус свернет, другого действительно надо отругать по первое число — только тогда добьешься от него добросовестной работы; третьему скажи несколько добрых, ласковых, участливых слов — и вот уже иной перед тобой человек, работает не с прохладцей, а во всю свою силу. Жамилят вдруг почувствовала, что ей хочется поскорее возвратиться к этим людям, помочь, ободрить...
Сколько ей потребуется времени, чтобы уладить городские дела? Прежнюю работу сдаст за день. День уйдет на домашние хлопоты, а там — можно ехать в аул на новую должность...
После дня, полного забот и треволнений, почувствовала, как она зверски устала. Ее укачало, сквозь легкую дрему проступал лишь рокот мотора. Тряхнуло на повороте — и вмиг отлетела дремота.
Жамилят улыбнулась, вспомнив выступление Тушох. Какая молодчина эта старушка! Вспомнилиесь лица людей, их аплодисменты. Оправдает ли она их надежды? А Бекболатов до конца собрания почему-то молчал, что-то записывал маленькой, тоненькой ручкой в свой блокнот, какие-то цифры, фамилии. А сейчас сидит впереди и дремлет. Голова безвольно откидывается то вперед, то назад. Разумеется, тоже устал, а до дому еще далеко...
И вдруг вспомнила, что у нее в альбоме, среди дорогих сердцу фотографий детей, мужа, хранится бумажка, сложенная вдвое. Когда она листает альбом, всегда бережно разворачивает и перечитывает эту пожелтевшую от времени бумажку, подписанную Бекболатовым. Память хранит каждую буковку:
Удостоверениевыдано красному партизану тов. Таулановой Жамилят в том, что она действительно в дни Великой Отечественной войны сражалась против немецко-фашистских оккупантов в Кабардино-Балкарской АССР, являясь бойцом Баксанского партизанского отряда, с честью выполняла задания командования.
Адам Бекболатов
Сколько воды утекло с тех пор!..
Снова тряхнуло на повороте. Бекболатов открыл глаза и взглянул на Жамилят.
— Вздремнулось, — как бы оправдываясь, произнес он. — А вы почему такая невеселая, Жамилят?
— Как это вы в темноте меня разглядели? — рассмеялась она. — Я сижу и думаю. О разном.
— Понимаю. Конечно, будет трудно. Сами об этом знаете. Кстати, надо вам постараться как-то взбулгачить ваших стариков. Гляжу, тихо, степенно сидят на первых рядах, но какие-то безразличные. Удивляюсь, почему мудрая старость терпит безобразия, которые творятся в ауле?
— Со стариками теперь мало считаются.
— Не совсем так.
— Я заметила, что секретарь райкома Амин Гитчеев... Он не очень-то ко мне настроен. Он на вашем месте не решился бы выдвинуть мою кандидатуру в председатели.
— Возможно, возможно. Но я вас рекомендовал, и он ответил: «Будет сделано». А вообще, смотрите в оба. Палки в колеса вам ставить не будет, но и под свое крылышко не возьмет... Сработаться с ним не так-то легко. — Бекболатов вздохнул. — Я его давно знаю, когда Амин еще до войны председателем колхоза работал. Я в то время секретарем райкома был. — Он хотел прибавить что-то еще, но лишь с досадой махнул рукой.
Ночь словно расступилась — это зажелтели уличные фонари. Въехали в город.
ЗАГОТОВКА СЕНА В ЗИМНЮЮ ПОРУ
1Выехали из Нальчика в десять утра. Вместе с Жамилят в колхоз направлялся зоотехник из управления сельского хозяйства Иван Иванович Попков, добродушный, уравновешенный, средних лет человек, с которым проработали бок о бок не один год. Он должен был помочь принять хозяйство, подписать нужные акты и сделать отчет для министерства.
Накануне Жамилят сдала все дела в управлении своему преемнику и весь вечер перед отъездом посвятила детям. Даже расписала им задания на первую неделю: кому стирать и гладить, кому платить за квартиру, — казалось, все было расписано, распределено, утрясено, обговорено. Но едва отъехали от города, вспомнила, что многое забыла сказать: нужно забрать белье из прачечной, взять из химчистки брюки Ахмата, вернуть небольшой долг соседям, — просто упустила все это из виду. И ее снова охватило беспокойство о тысяче и одной бытовой мелочи.
Мимо проплывали оснеженные поля, отъевшиеся за осень вороны грелись на солнце; тихо и умиротворенно кругом, а на душе тревожно. Впервые оставляла свой дом и детей на столь долгое время. Конечно, в первый же день — сегодня вечером, да, да, сегодня — надо позвонить им, напомнить кое о чем. За Нажабат можно быть спокойной. Но Ахмат... Все-таки он еще мальчишка. Углядит ли за ним Нажабат?..
Когда приехали в Большую Поляну — был полдень. Народу в правлении — яблоку упасть негде: и все кричат, нервно размахивают руками; в этом разноголосье невозможно понять, о чем идет речь и почему все так возбуждены.
Когда Жамилят и Попков шагнули через порог, все вмиг притихли. Навстречу поднялся секретарь парткома Харун. Лицо его, с лохматыми, как щетки, бровями, сросшимися на переносице, было каким-то растерянным и в то же время крайне озабоченным.
— Добрый день. Мы вас давно ждем, — сказал он и тут же молча