Цветок камнеломки - Александр Викторович Шуваев

– Ты не понял. Это – образец. – Предельно холодным тоном проговорил Майкл, выпячивая челюсть. – Очень показательная в своем роде вещица. Считай ее чем-то вроде пробы гноя из какой-нибудь особо экзотической язвы. Или срезом опухоли. Ничего личного, никакой извращенной эстетики, чисто научные нужды.

– Прямо-таки язва? Вот все вы, которые с Запада, такие, – не можете без этого, непременно это вам подковырнуть нужно. И подбор образцов у вас такой: с подтекстиком этаким злопыхательским…

– Ничего подобного, – голос островитянина был предельно угрюмым, – пойми, это ж уникальный, один из первых в истории примеров человека, – вполне, надо признать, вменяемого, – который был бы вполне удовлетворен жизнью и при этом жив. Человек, Которому Нечего Больше Желать. Феномен, который я в своей будущей монографии назову, пожалуй, "ССС" – "социально-стационарным состянием", предположительно – первого уровня, поскольку питаю надежды обнаружить и другие, повыше. Поздравляю, русский, – по крайней мере одного феноменального результата вы в последние годы добились. Будда – и Иван Ильич. Иван Ильич с Буддой. Дело не в картине, я бы с куда большим удовольствием взял вместо нее самого Ивана Ильича, но это по известным причинам невозможно: главное – мы не смогли бы поддерживать тот уникальный комплекс условий, в которых он единственно только и может быть тем, что он есть. Так что приходится довольствоваться этой иллюстрацией к "Некрономикону"…

– Чему-чему?

– Вольное переложение "Книги Мертвых". – Любезно ответил Майкл. – Вряд ли ты читал.

– А ты?

– И я не имел счастья. Но, по слухам, очень жизнеутверждающее чтение.

– Ладно. Ковыряйся в открытых ранах, если уж по-другому не можешь. Но попомни мои слова, – не удивляйся, когда окажется, что подходящей науки-то у вас как раз и нет…

– Послушай, мне сегодня недосуг, – хмурясь, проговорил Михаил, явно озабоченный только что состоявшимся телефонным разговором, который он проводил отойдя на несколько шагов, отвернувшись и предельно глухим голосом в плотно прижатую трубку "Комбата", – так что в лавочку тебя провидит Сережа. Он у нас как раз из местных, так что проводит. Если захочешь что-нибудь купить, то тоже к нему, – там, понимаешь, товар специфический, не все можно купить за рубли… А вот развлекать его разговором ты как раз не обязан. Если, понятно, нет такого желания…

Сережа оказался невысоким полненьким человеком лет сорока, в рубахе на выпуск, сланцах на босу ногу и с аккуратной лысинкой на темени. Глядя на его сонные глазки в окружении белесых ресниц, Майкл всерьез заподозрил, что желания такого у него, скорее всего, не возникнет.

Дорога к кремлю, – а помимо московского кремля, можно даже сказать, – Кремля, в этой стране обозначилось довольно много всяких прочих, – так вот эта дорога, во всяком случае, начиналась как обычная немощеная аллея парка "Центральный". Фактически – не слишком узкая, но порядком кривая, обычная, по сути, хорошо протоптанная тропа, над которой смыкались кроны деревьев и могучих кустов сирени, жасмина и жимолости. В этот год зелень прямо-таки буйствовала, как в тропиках, откликнувшись на какое-то особенно удачное соотношение солнца и дождя. Потом заросли кончились, как обрезанные, и перед вышедшими из зеленого коридора предстал вид на Стену. Здесь, в виду ее, плавно изгибавшаяся дорожка была вымощенной аккуратными зеленовато-серыми брусками, а кусты попадались редко. До стены тут было около трехсот метров, и по сторонам дорожки буйствовал донник, белый и желтый, и стелился сплошной ковер разноцветного клевера, даже на взгляд неимоверно какого-то жирного. На травке под самой стеной из почерневшего от древности кирпича располагалась группка молодых людей, проводивших Майкла с провожатым пристальными, тяжелыми взглядами.

Там, где тропа достигала стены, ее забрало было как бы прогнуто, а потом, на очередном шаге, у Майкла буквально захватило дух: в стене открылся не столь уж узкий проход, который, благодаря очень острому углу, который дорожка образовывала со стеной, не был виден буквально с нескольких шагов. Приглядевшись, Майкл заметил, что кирпич на стенах этого прохода только притворялся старым, тем, из которого была построена сама Стена. Проход упирался в невысокую круглую башенку под зеленой конической крышей под чем-то вроде черепицы, и глубокая ниша в стене смыкалась над этой крышей.

Лысоватый Сережа первым поднялся по ступенькам к двери и постучался. Прошло несколько секунд, камера над дверью повернулась, полоснув по пришедшим взглядом своего единственного зрачка, а потом тяжелая дверь со скрипом растворилась.

Безусловно, лавочка Ювелиров отличалась от незабвенного павильона "Стройматериалы" в Тынде, как подарочное издание – от покет-бука на газетной бумаге, как призовой рысак – от лошадки старьевщика, а "Линкольн" – от малолитражки, но, точно так же, как в этих случаях, тут было налицо некое генетическое родство.

На каждом из каменных черепов, – побольше и поменьше, поугловатее и покруглее, вполне человеческих и не очень, желтых "под старину" и зеленовато-серых "под могильность" но одинаково страшно правдоподобных и выполненных с мельчайшими подробностями, виднелась табличка: "Череп могильн. накольный" – или "Череп накольн. средний".

– А что значит, – полюбопытствовал Майкл, неожиданно для себя пришедший в самое наилучшее расположение духа, – "накольный"?

– Ну как же, – в удивлении развел руками продавец, мужчина лет пятидесяти в круглых очках, мягком серо-зеленом даже на вид уютном пуловере и с бородкой клинышком, – вокруг жилья ведьмы непременно полагался тын, а на его кольях были непременно положены черепа. Вот, глядите…

Он взял одну из самых солидных моделей и что-то такое сделал на ее основании, и в пустых глазницах черепа зажегся огонь, – не лампочка, не фонарик какой-нибудь, казалось, что там клубится багровый туман, рдеют, угасая и разгораясь вновь, угли.

– Если его, более-менее, держать на свету, – просто напросто не прятать, к примеру, в шкаф, – то он практически не нуждается в подзарядке… Вон те, с функцией скрежетания зубами, – те да, кое-когда заряжать приходится. Понятно, если функция усиленно эксплуатируется. По желанию можно заказать модель с завыванием, а готовых нет, потому что уже не модно… Вот тут вот модель "Енот", потому что с желтым свечением, это Жора Мясников делал, он любит поприкалываться…

– А почем?

– Вообще черепа – от трех с половиной до шести килограмм, если на чистый алюминий. Как видите, – цены вполне умеренные.