Панихида по создателю. Остановите печать! (сборник) - Майкл Иннес

– Мой дорогой друг, – попытался возразить Буссеншут, – вы слишком сгущаете краски.

– Я понимаю, мои книги можно рассматривать всего лишь как невинное развлечение. Но разве есть уверенность, что их роль этим ограничивается? Не могут ли они способствовать росту насилия и беззакония, которые и так превратились в кошмар для современного общества?

– А вот Чоун… – вмешался Эплби.

– Да, Джон, мне прекрасно известно об этом, – перебил его Элиот с нетерпеливым жестом. – Мои книжки помогают многим людям удовлетворять свою инстинктивную потребность в насилии и жестокости через сублимацию их посредством безвредного для окружающих чтения. Но у меня есть причина – причем весьма веская – предполагать, что мои романы оказывают и несомненно вредное воздействие на людей. – Он задумчиво посмотрел на своих собеседников и поспешно добавил: – Пример Арчи послужил мне горьким уроком.

Буссеншут неохотно, но оттого с не менее важным видом поднялся.

– Посмотрю, не вернулся ли мой коллега Бентон из своей загадочной поездки в Лондон.

– Милейший доктор Буссеншут, прошу вас, не уходите. Как человек, профессионально изучающий мораль, вы обязаны иногда обременять себя этическими проблемами, встающими перед другими людьми. Я только хотел упомянуть, как кузена Арчи (на самом деле – милейшего и добрейшего человека) моя книга сподвигла на недостойный поступок, пусть и весьма тривиальный. И выяснилось, что характер Арчи не столь силен, как его тяга к кларету.

Буссеншут снова опустился в кресло.

– В подобных случаях, – изрек он, – применимо выражение «Не судите – да не судимы будете».

– Именно из моей книги он почерпнул знания о технике изготовления отмычки, чтобы вскрывать замок винного погреба. Я целиком и полностью согласен с теми, – добавил он, заметив, что Буссеншута лишь позабавил его рассказ, – кто склонен рассматривать подобный эпизод с юмористической точки зрения. Но взгляните на вопрос в более широком аспекте. Мои романы содержат схемы тщательно продуманных преступлений. Могу ли я быть уверен – как, увы, не может быть уверен в этом наш хозяин Джаспер Шун, – что не вкладываю оружие не в те руки? Вы согласны со мной, Джон?

Эплби взял некоторое время на размышление.

– Мне припоминаются, – сказал он затем, – только два случая в моей практике, когда преступники пытались использовать методы, почерпнутые из книг, подобных вашим. И оба недотепы потерпели неудачу. Стоило им пойти своим путем, и они сумели бы осуществить задуманное. Но, копируя литературные образцы, попались. Вот почему ваши опасения представляются мне несколько преувеличенными.

– Однако они все же не полностью лишены оснований. И поскольку я обдумываю этот аспект своего творчества не первый год, то уже сравнительно давно придаю преступлениям все менее и менее правдоподобный характер. Кстати, Уэдж начал жаловаться мне по этому поводу. Возьмите, к примеру, роман «Таинственный люк». В нем происходит убийство, которое возможно осуществить только где-нибудь за полярным кругом или в Антарктиде. И если кому-то вздумается почерпнуть идею убийства моих последних сочинений, ему потребуется создать для него соответствующие обстоятельства, а это крайне затруднительно. Однако правда и истинные мотивы таких сюжетных изломов заключаются в том, что, если верить Чоуну, мне просто предельно наскучило мое занятие. И я действительно намерен завершить свою работу раз и навсегда. Тогда у меня появится возможность посвятить себя другим делам, которым двадцать лет писательства не позволяли мне предаться целиком. – С этими словами мистер Элиот потянулся всем телом, как это часто делал Тимми, и с блаженным видом стал смотреть на огонь в камине.

– Возможно, – предположил Буссеншут, – вы станете истинным библиофилом, как наш друг Шун?

Мистера Элиота подобная мысль неожиданно и несказанно удивила.

– Не приведи господь! Я не планирую ничего подобного. – Он поднялся на ноги. – Я задумал нечто диаметрально противоположное, как выразился бы Твиддлдум[124].

Инцидент с печатным станком издательства «Аббатство Шун», скандальный сам по себе, только усугубила обстановка места, где все произошло. Было что-то от похоронной процессии в группе гостей, спустившихся в подземные недра особняка, но еще больше кладбищенской атмосферой веяло от анфилады подвальных залов и коридоров, которыми им пришлось следовать. Потому что именно здесь готические фантазии Джаспера Шуна разыгрались во всю свою мощь, и многочисленные атрибуты, внушавшие ужас и трепет в романах авторов мистических произведений восемнадцатого столетия, описывавших мрачные катакомбы, подземелья и подвалы древних замков, были выставлены для обозрения и, видимо, развлечения посетителей аббатства. Проходя под сумрачными сводами, гость мог случайно наступить на камень, скрывавший потайную пружину, приводившую в действие пугающий механизм. Вдруг раздавался звон цепей, тощие руки тянулись из темных ниш по обеим сторонам коридора, появлялись скелеты, угрожающе щелкавшие челюстями, обернутые в черные одежды призраки проплывали под потолком, открывались крошечные дверцы, из которых на визитера устремлялся горящий взгляд невесть чьих зловещих глаз. Причем все это сопровождалось жалобными стонами, доносившимися сквозь решетки в полу и жуткими криками откуда-то из непроглядной темноты боковых проходов, какие могли бы издавать обреченные на неминуемую смерть люди, навсегда заплутавшие в сыром и мрачном лабиринте.

Но судя по тому, с каким откровенным удовольствием Шун посреди всего этого вел своих в разной степени шокированных гостей, можно было догадаться, что сама по себе затея с осмотром печатного станка отчасти и преследовала цель показать им искусно изготовленные подобия экспонатов «комнат ужасов» в увеселительных парках. Посетители не разочаровали его, выражая свой испуг и любопытство. Мисс Кейви, все еще вроде бы не оправившаяся от прежних нервных потрясений, чувствовала себя здесь превосходно, реагируя на происходившее с ребяческим восторгом. Герберт Чоун, в свою очередь, словно бы делал определенные выводы по поводу психологического состояния человека, устроившего столь откровенно патологический аттракцион. Замыкавший шествие Питер Хольм отрабатывал выражение ужаса на лице в полном соответствии с требованиями кинематографической индустрии. Только мистер Элиот оставался внешне совершенно равнодушным к разворачивавшемуся вокруг представлению; с таким же успехом он мог сейчас направляться по хорошо знакомой улице на не имеющее особого значения деловое свидание.

Когда они добрались до печатного станка, оказалось, что рядом с ним никого нет. Шун рассчитывал показать рабочий процесс и дать необходимые пояснения. Кругом стояло множество различных механизмов и было выложено большое число разного рода более мелких материалов, явно предназначенных для осмотра. Гости, замерзшие, проголодавшиеся и понимавшие, что их хозяин склонен к неторопливому стилю демонстрации и подробной длительной лекции, с тоской оглядывались по сторонам. А потом, воспользовавшись возникшей паузой, поспешили заранее выразить восхищение увиденным в преждевременных и не слишком разборчивых возгласах и перешептываниях.

Патришия, всматриваясь в их интеллигентные, но озабоченные лица, вдруг заметила несколько странное поведение Тимми и тихо к нему приблизилась.

– В чем дело? У тебя более испуганный вид, чем у Питера Хольма, которого словно скрутило от ужаса.

– Питер? – Тимми вздрогнул от неожиданности и попытался уйти от прямого ответа. – Он просто репетирует роль для Голливуда. Ему сообщили, что в мае там начнутся съемки нового фильма о Пауке, а это выводит его из себя и может стать последней каплей, переполняющей чашу терпения. Ему смертельно надоело играть Паука. Он мечтает о более великих ролях.

Тимми в нерешительности задумался.

– Должен тебе признаться, Патришия, что свалял большого дурака. Под влиянием какого-то почти детского импульса… Совершил поступок в стиле шутника, если вдуматься… Это касается тех стишков.

– Мадригалов, заказанных тебе Джаспером? Так ты написал их или нет?

– Да, написал. Как только мы вернулись в дом. Именно этого он и хотел. А потом я спустился сюда вместе с одним стариком, который работает у них наборщиком, и наблюдал, как он набирает тексты стихов. А позже… Короче, старик ушел, а я задержался и все переделал.

– То есть как это?

– Я совершил нечто ужасное. Тогда это казалось мне очень забавным, но сейчас я в диком замешательстве. Я рассыпал набор и составил совершенно иные тексты. Довольно-таки оскорбительные. Боюсь, теперь мы не дождемся восторгов от Шуна.

– Тимми, ты не мог пойти на такое!

– И тем не менее пошел. У нас дома тоже есть небольшой печатный станок, а потому техническая сторона не составила для меня проблемы. Со мной случаются порой такие необдуманные порывы. – На лице Тимми был написан неприкрытый страх, но Патришия вдруг поняла, что он такой же наигранный, как и отрепетированный актерский ужас Питера Хольма, и совсем не отражает истинных чувств молодого человека. Тимми неожиданно лукаво улыбнулся во весь рот. – От души надеюсь, – продолжил он, – что Шун по-настоящему взбесится и сразу же выставит нас всех из аббатства, а вы с Белиндой потеряете у него работу. Я даже не представлял себе, какое омерзительное место это ваше аббатство. По-хорошему, его надо просто ликвидировать. А что до коллекции, то бедняга Гиб был совершенно прав. Она смердит. Если бы ты хотя бы раз подняла свой носик от древних манускриптов, которыми занимаешься, то сразу почувствовала бы ужасную вонь.