Избранные труды в 6 томах. Том 1. Люди и проблемы итальянского Возрождения - Леонид Михайлович Баткин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Так, путешествуя в Раю, Данте оглядывается на землю. Меньше всего эти противопоставления похожи на традиционный средневековый мотив. Здесь слишком много боли. Слишком много горечи.
Окруженный толпой святых богословов, почтительно беседуя с самим Фомой Аквинским, Данте неожиданно прерывает торжественную сцену сатирическими выпадами:
Кто разбирал закон, кто – афоризм,
Кто к степеням священства шел ревниво,
Кто к власти чрез насилье иль софизм,
Кого манил разбой, кого – нажива,
Кто, в наслажденья тела погружен,
Изнемогал, а кто дремал лениво,
В то время как, от смуты отрешен,
Я с Беатриче в небесах далече
Такой великой славой был почтен[594].
В шести строках достается сразу всем – юристам и философам, священникам и политикам, рыцарям и купцам.
В молодости у Данте был хороший друг – Форезе Донати. Форезе рано умер. Но в одном из кругов Чистилища друзья встречаются и ведут неторопливую беседу – живой с мертвым. «Скоро ль встретимся мы снова?» – спрашивает Форезе. И Данте отвечает спокойно и печально:
Не знаю, сколько буду жив;
Пусть даже близок берег, но желанье
К нему летит, меня опередив;
Затем что край, мне данный в обитанье,
Что день скуднее доблестью одет
И скорбное предвидит увяданье[595].
Эта мысль неустанно повторяется чуть ли не в каждой песне «Комедии»: редко с такой мрачной сосредоточенностью, чаще – в безудержном гневе. Судьба родной Флоренции волнует даже грешников в Аду. Один из них, Рустикуччи, обратился к Данте:
Скажи: любовь к добру и честным нравам
Еще живет ли в городе у нас,
Иль разбрелась давно по всем заставам?
Поэт, едва услышав это, вскричал, подняв голову:
Ты предалась распутству и гордыне,
Пришельцев и наживу обласкав,
Флоренция, тоскующая ныне![596]
Некогда славный город стал «гнездилищем неправды и тревог». Было бы очень несложно объяснить негодование Данте, если бы оно было обращено только против Флоренции, оказавшейся злой мачехой для изгнанника. Но для Данте ненавистно само название «проклятой и несчастной канавы» – реки Арно, в долине которой вместе с «волками»-флорентийцами живут «лисицы»-пизанцы, «дворняжки»-аретинцы и «грубые свиньи» – казентинцы. «К чему молчать? Пусть всякий мне внимает!» И Данте уверяет нас:
Места ли эти под наитьем зла,
Или дурной обычай правду рушит,
Но жалкая долина привела
Людей к такой утрате их природы,
Как будто бы Цирцея их пасла[597].
Достаточно красноречивая оценка Тосканы! Но не лучше и Романья. О ней Данте тоже восклицает: «Увы, романцы, мерзость вырожденья!» И сводник Каччанемико сообщает поэту в Аду, что здесь больше болонцев, чем их осталось в самой Болонье…
Вообще, о каком бы городе Италии не зашла речь, у Данте обычно не находится ничего, кроме насмешек и проклятий.
Сгори, Пистойя, истребись дотла!
Такой, как ты, существовать не надо!
Ты свой же корень в скверне превзошла[598].
Что касается сьенцев, то кто их беспутней? Кто продажней жителей Лукки, где «нет» за деньги превращается в «да»? Что сказать о Неаполе, где «каждый – лжец»? Или о Риме, в котором «повседневно торгуют Христом»?[599]
«О Пиза, стыд пленительного края», – гремит Данте, но через минуту речь заходит уже о Генуе, и мы слышим:
О генуэзцы, вы, в чьем сердце минул
Последний стыд и все осквернено,
Зачем ваш род еще с земли не сгинул?[600]
Библейским пророком проходит Данте по земле Италии, и у него с трудом хватает слов, чтобы заклеймить современников, чтобы не забыть ничего в бесконечном перечне злодеяний. Исчезли, исчезли добро и благородство в «растленном итальянском краю». И нет в Италии ни одного государства, о котором можно было бы сказать вслед за Экклезиастом: «Блаженна страна, в которой царь благороден»[601].
«Бедная Италия…»
Но суровый взгляд Данте не смягчается, падая и за ее пределы. Оказывается, полное неблагополучие в Чехии и Франции, Шотландии и Испании, Сицилии и Португалии, Сербии и Норвегии, Венгрии и Англии![602] Данте обрушивается сразу на всех королей Европы. Грех и бесславие – повсюду, троны – в грязи, а народы впадают в ничтожность. Если Флоренция сравнивается поэтом с больной, ворочающейся среди перин и не знающей отдыха, то ведь болен и целый мир.
«Обманчивый мир», – говорит Данте.
«Безмерно горький мир!» – восклицает он.
Ощущение беды ширится, оно вмещает уже все христианское человечество, вселенную, облекается в привычные для средневековья апокалиптические формы. «Мир сбился ныне с дороги»…[603] Так, кратко и сильно, Данте подытоживает огромный запас зорких и прочувствованных наблюдений.
Но почему Беатриче «скорбит о жизни современной несчастных смертных»? Чем объяснить пронзительный трагизм Данте? На это нелегко дать быстрый ответ.
В то время политическая карта Италии походила на испещренный разноцветными заплатами плащ францисканца. На юге – Сицилия под властью испанской династии и Неаполитанское королевство под властью династии французской. Севернее – Папская область, а в ней – самостоятельные, по сути, города вроде Перуджи и высокие замки независимых баронов вроде знаменитых Колонна и Орсини. Еще северней – десятки государств Тосканы, крупных, мелких и мельчайших. Среди них жемчужина – Флоренция. Затем – обширная Ломбардия, настоящая мозаика из республик, тираний, графств и маркизатов. Наконец, на западе и на востоке – владения республиканской Генуи и олигархической Венеции.
Италия, как и полагается такому политическому муравейнику, находилась в постоянном волнении. Шла война всех со всеми: за власть, за плодородные земли, за удобные бухты и кратчайшие торговые пути. Воевали на суше и на море, в одиночку и союзами, под знаменами партии гвельфов и под знаменами партии гибеллинов. Борьба усложнялась чересполосицей границ, обилием и разнообразием чисто местных интересов, головоломными интригами, семейной и личной враждой. Классовые страсти разгорались за городскими стенами, горожане не расставались с оружием, и тревожные звуки набата то и дело разносились по улицам.
Данте жил в этой напряженной атмосфере, сам доблестно сражался в рядах флорентийцев против соседнего Ареццо и вспоминал потом в «Комедии».
Я конных ратей видывал движенья,
В час грозных сеч, в
