Избранные труды в 6 томах. Том 1. Люди и проблемы итальянского Возрождения - Леонид Михайлович Баткин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но разве все разделяло тогда итальянцев и ничто их не объединяло? Может возникнуть впечатление, что в XIV в. отсутствовали объективные предпосылки для создания общеитальянского государства. Верно ли это?
Прежде всего экономические интересы не только ссорили итальянские города, но и тесно связывали их. Между отдельными областями установился весьма интенсивный обмен: во времена Данте эти внутренние экономические связи были вряд ли слабей, чем, скажем, во Франции, и, во всяком случае, несравненно сильней, чем в Германии. Историки, увлекаясь блестящей картиной внешней торговли, зачастую пренебрегали процессом зарождения внутреннего рынка в Италии. Этот процесс изучен еще недостаточно. Но даже наличный материал позволяет судить о многом.
Возьмем, например, Флоренцию[619]. С большинством тосканских городов она имела соглашения о единстве монетной системы, обеспечении безопасности торговых путей и арбитраже в случае противоречий. Постоянная вражда Флоренции и Пизы объяснялась как раз тем, что обе коммуны экономически зависели друг от друга. Торговые и денежные узы соединяли Флоренцию не только с Тосканой, но и со всем полуостровом, от Неаполя до Венеции. В трактате флорентийского купца Пеголотти перед нами вырисовывается картина хорошо налаженных отношений его родной коммуны почти с двадцатью крупнейшими итальянскими городами. При переводе денег по векселю в Анкону или Геную, Болонью или Милан сроки перевода обусловливались в договорах с точностью до одного дня, причем Пеголотти указывает обычные сроки, определившиеся, конечно, в результате регулярной практики. Столь же устоялись традиционные ставки процентов за подобные операции. Флоренция получала железо и лес из Калабрии, медь из Массы, олово из Венеции, серу из Искья, лен из Гаэты, тмин и мыло из Апулии, сахар из Сицилии, скот, хлопок, воск, соду, изюм, масло и вино из Романьи. Флоренция не могла бы обойтись без этого широкого потока товаров из разных концов страны. Ее жители ели хлеб, выпеченный из южноитальянского зерна, и клали в кушанья генуэзскую соль; ее купцы перевозили товары на венецианских или генуэзских пизанских судах; ее шерстоткацкие мастерские нуждались в стальных деталях из Милана и в шафране из Аквилы. Известна особенно тесная связь Флоренции с экономикой Неаполитанского королевства. В свою очередь, Флоренция экспортировала сукна во все уголки Италии. В стране не было ни одного сколько-нибудь значительного города, где не обосновались бы конторы Барди, Перуцци и других крупных флорентийских «компаний». По Италии расходились, наконец, и сотни видов ремесленных изделий Флоренции.
О подавляющем большинстве итальянских городов XIV в. можно, по-видимому, сказать нечто подобное[620]. Не только Флоренция, но и, допустим, какой-нибудь Прато, ее скромный сосед, были втянуты в бурный товарный круговорот. Любопытно обилие гостиниц – повсюду, в самых маленьких городишках, даже в селах. Во Флоренции в 1394 г. их было 622, не считая 234 в деревенской округе (контадо). В одной из гостиниц Ареццо, в предгорьях Апеннин, в 1385 г. за 19 дней побывало 180 постояльцев; их имена сохранились – это преимущественно купцы из 25 краев Италии. Двигались товары, смешивались люди и наречия. Вот заурядная коммерческая операция: аретинский купец отправляет сьенские сукна через Пизу в Палермо, где их приобретает болонский торговец.
Очень показательны документы о торговле, совершавшейся в 1396–1397 гг. через порт Реканати – ничем не примечательный приморский город в Марке, довольно бедной области, отдаленной от крупнейших итальянских центров. Мы обнаруживаем тут купцов решительно из всех концов страны.
Окрестные районы производили специально для экспорта – вино, масло и многое другое, ввозя через Реканати стекло и шелк из Венеции, сукна из Флоренции, разнообразное сырье для ремесленников.
Если такое оживление было в захолустном Реканати, что же сказать об огромных портах вроде Пизы или Генуи, крепко спаянных с экономикой внутренних областей? Например, Венеция оставалась средоточием транзитной торговли, но то был, в первую очередь, внутриитальянский транзит – на одну лишь Ломбардию приходилась четверть венецианского экспорта.
Главнейшие торговые пути перерезали страну через долину. Но с востока на запад, от северных озер к Генуе и далее морем к Пизе, из Флоренции через Болонью и Феррару к Венеции, от Альп к Риму, из Сицилии и Неаполя – хлебных кладовых полуострова – к Венеции вдоль адриатического побережья, к Флоренции сушей, к Пизе морем.
Словом, взаимоотношения итальянских городов не исчерпывались конкуренцией и враждой[621]. Между приморскими и внутренними районами, между Севером и Югом существовала известная экономическая общность, проявлявшаяся, в частности, в разделении труда, в экономической специализации областей.
Ко времени Данте уже вполне сложилась итальянская народность, она была такой же реальностью, как и, скажем, французская. Распространено мнение, что итальянская народность складывалась медленней других. Это справедливо по отношению к раннему средневековью, но к началу XIV в. итальянцы ничем не уступали по своей национальной зрелости любой иной народности в Европе. Итальянский язык возник позднее французского, но зато раньше сформировался. Если первый письменный памятник французского языка относится к 842 г., то первые памятники, целиком составленные на итальянском языке, – к 960–964 гг. (судебные свидетельские формулы). Если расцвет французской художественной литературы начинается с конца XI в., то в Италии такой расцвет можно отметить только с первой половины XIII в. Однако уже в начале XIV в. на основе тосканского диалекта возникает общеитальянский литературный язык. «Божественная комедия» написана шесть с половиной веков тому назад на языке, мало отличающемся от современного, – явление, кажется, невиданное для всех других европейских языков. Во Франции лишь с XV в. франсийский диалект Иль-де-Франса и Орлеанского герцогства постепенно превращается в общенациональный язык, подвергающийся, в дальнейшем весьма серьезным изменениям.
В эпоху Треченто ярко обозначается и особый склад итальянского национального характера, сказавшийся в неповторимой окрашенности искусства.
Разве существование итальянской народности не было уже само по себе достаточной объективной предпосылкой для объединения страны? По словам Ф. Энгельса, с IX в., «как только произошло разграничение на группы по языку… эти группы начали служить основой образования государств»; в итоге «стихийного процесса» «каждая национальность, за исключением, пожалуй, Италии, была представлена в Европе особым крупным государством, и тенденция к созданию национальных государств, выступающая все яснее и сознательнее, является одним из существеннейших рычагов прогресса в средние века»[622].
Такая тенденция была потенциально присуща и Италии, но не смогла там возобладать.
