Цветок камнеломки - Александр Викторович Шуваев

случае ее не держали никакие бронежилеты из бездефектных материалов. Потом выяснилось, что, кроме того, эти пули еще и делают дырки в любой бронетехнике полегче танка, дырявят стены в два кирпича, а еще – убивают даже при касательном ранении. Отменяют само понятие "касательного ранения". По слухам, детище конструктора Никонова, который успел первым, производилось только в закрытой зоне под Йошкар-Алой, чистеньком поселке за оградой из бездефектных нитей, сплошняковых минных полей, лазерных датчиков, пулеметных вышек, боевых ЭХА функционального класса "Б", ПВО комбинированного типа и прочая, и прочая, и прочая. Зэ-ка здесь жили в аккуратных цельнолитых домиках без единой щели, в чистеньких комнатках на два человека, их сытно и разнообразно кормили, снабжали куревом и давали пиво по одной бутылке в сутки на нос. Зэ-ка носили элегантные облегающие комбинезоны без карманов – и особливые композиции в сальниковой сумке, в районе поджелудочной железы. Она давала возможность дистанционного контроля над уровнем сахара в крови, причем он снижался до критического порога через час после того, как обладатель выходил из зоны досягаемости кодированного радиосигнала. Зэ-ка берегли. Внезапно выяснилось, что УИН были немногими оставшимися вариантами создать режим хоть какой-то реальной изоляции от внешнего мира, – а заключенных было мало. Катастрофически мало.

После фантастического, взрывообразного развития золотых времен раннего "Черного Ромба", "Операции "Танго" и тому подобного, профессиональная преступность привычного типа, традиционный, – или полутрадиционный, – криминалитет пришел в глубокий упадок и стремительно, с пугающей скоростью сходил на нет. Парадоксальным образом особенно плохую службу сослужило ему как раз былое могущество, когда урки окончательно обнаглели, и, до предела обросшие стволами, начали без малейших колебаний стрелять и милицию, и сотрудников КГБ, и всех, кто подвернется. К этому моменту личный состав силовых структур претерпел глубочайшие изменения: это были, во-первых, люди, которым оказалось некуда деваться в новых условиях. Естественно, они вовсе не стремились героически погибать во время задержания особо опасных, – а они стали особо опасными, почитай, через одного, – преступников, а во-вторых – представители сильных кланов, семейных и территориальных, которые таким образом брали эти самые силовые структуры под контроль. Представители этой второй группы, а среди них уже были и отдельные подполковники и полным-полно майоров, вообще руководствовались указами клановой верхушки, а все остальное законодательство соблюдали по возможности, для видимости, и вообще постольку, поскольку это не идет в разрез с интересами их собственной группы. Так что и те, и другие стреляли уголовников в ходе задержания при первом удобном случае и по любому поводу, и находили полное понимание у начальства, которое было таким же, так что шанс уцелеть был только у застывших на месте с поднятыми руками. Вторая представительная группа не была лишена, кроме того, определенной направленность действий: все попавшиеся признавались, а настоящих воров ссучивали. Всех. Сопротивляющихся сажали на СЭН, после чего, понятно, ни о каком сопротивлении уже не было и речи. Так же без малейших колебаний поступали с отказниками в зоне. Матерые рецидивисты становились послушными-послушными, да к тому же еще передовиками производства. Об этом обстоятельстве знали, и оно тоже оказывало свое действие. Стремительно распухшие, было, зоны неудержимо съеживались, пустели, тем более, что почти что без исключения все классические криминальные жанры либо вовсе потеряли смысл, либо перестали окупать вложенный риск. Вот тут-то и оказалось, что вовсе без насильственного труда эта страна не может обходиться даже и в новых условиях, а зэ-ка стали дороги. Их берегли и значительно удлиняли сроки, заботливо лечили и подсаживали если и не на СЭН, – это и впрямь было уж слишком круто, – то на "медок". Ну, – никак нельзя было, чтоб "Черное Железо" выходило в вольный оборот! Но все эти обстоятельства ни в коей мере, разумеется, не обозначали, что у милиции, – или того, что ее заменило, – и КГБ, – или того, во что оно так стремительно превратилось, – стало меньше работы. Ку-уда там! Совсем даже наоборот.

Сакраментальное, произнесенное совершенно особым тоном, одновременно и хрипло, и визгливо: "Стоять, сука!!!" – стандартный российский призыв, обозначавший, что нужно, наоборот, как можно быстрее сматываться, а если есть из чего, – так стрелять, потому что хуже от этого уже не будет, послышалось буквально через пять минут, после того, как он свернул с центральных улиц в переулок, застроенный розовыми, лишенными балконов трехэтажными домами первой послевоенной застройки. Путь хотел срезать. Стоявший в темной подворотне мертвого дома тяжелый мотоцикл бросился на них с "Сольпугой", как носорог, а ослепительная оранжевая фара его полыхнула, как глаз самого Сатаны. "Сольпуга", – не иначе, как в автоматическом режиме, – необыкновенно резво скакнула в сторону, и тогда уже опомнившийся Майкл погнал своего скакуна во весь опор, – и куда-нибудь подальше отсюда. ТРД несся не то что как ветер, а прямо-таки впору хорошему тайфуну, воздух глухо ревел, обтекая выпуклый щит впереди. Его конечности слились в едва заметное серое марево, мелькая быстрее спиц в колесе у какого-нибудь очень хорошего рекордного велосипеда, но преследователи, которых оказалось двое, летели, как минимум, не медленнее. Двигатели тяжелых мотоциклов вместо обычного грохота издавали низкий, переворачивающий душу вой, лучи фар били в спину почти с материальной силой, и вообще на душе было как-то грустно. Сквозь оглушительный шум погони ему послышался звук выстрела, и теперь он несся вперед, бросая машину из стороны в сторону. Оглянувшись, убедился, что расстояние между ним и преследователями вроде бы сокращается, и решительно послал "Сольпугу" в темный проем настежь распахнутых ворот, в плотную, как выдержанный сыр, застоявшуюся вонь заброшенного двора. После тревожного, но довольно яркого желтого света уличных фонарей здесь показалось темно, как в пещере, и то, что небо еще слегка светилось, утешало очень слабо, но "Сольпуга", очевидно, знала, что делает: вперед, так вперед, – и она выпустила по одному дополнительному сегменту на конечности двух задних пар. Майкл почувствовал, как его вдавливает в седло, сердце ухнуло в какую-то внутреннюю яму организма, а тусклый квадрат неба буквально рухнул на него. Раз, – и ТРД зарылся четырьмя конечностями в слежавшийся почти до окаменелости сор насквозь, до ажурности проржавевших мусорных контейнеров, два, – и следующий скачок бросил их на ветхие крыши заброшенных гаражей. Ржавое кровельное железо и гнилой толь рвались и крошились под их весом, любое животное тяжелее кошки неизбежно переломало бы себе ноги, но дьявольский механизм без видимой натуги выдирал их назад сквозь пробитые бреши, даже не поцарапав поверхность конечностей, неизмеримо более крепких, чем любая сталь, чем любой сплав двадцать лет тому назад. Так, что даже не качался, чуть распластавшись и