Современная комедия - Джон Голсуорси

При виде этих денег, утекающих из Лондона, Сомс испытывал бы больше удовольствия, если бы не задумывался, откуда, черт возьми, они берутся. Добыча угля прекратилась, заводы закрываются по всей стране – и эта выставка денег и мод хоть и действует успокоительно, но все же как-то неприлична.

Со своего места около шофера Джек Кардиган начал объяснять какое-то приспособление, называемое «Тото». Выходило, что это машина, которая сама ставит за вас деньги. Забавный малый этот Джек Кардиган – сделал себе из спорта профессию. Такой мог уродиться только в Англии! И, нагнувшись вперед, Сомс сказал Флер:

– Тебе там не дует?

Она почти всю дорогу молчала, и он знал почему: вероятнее всего, на скачках будет Джон Форсайт. В Мейплдареме ему два раза попались на глаза письма, адресованные ею: «Миссис Вэл Дарти, Уонсдон, Сассекс».

Он заметил, что эти две недели она была то слишком суетлива, то очень уж тиха. Раз, когда он заговорил с ней о будущем Кита, она сказала: «Знаешь, папа, по-моему – не стоит и придумывать, он все равно сделает по-своему; теперь с родителями не считаются. Вот хоть я, посмотри!»

И он посмотрел на нее и не стал возражать.

Он все еще был занят созерцанием ее затылка, когда они въехали в какую-то ограду и ему волей-неволей пришлось вынести свой цилиндр на суд публики. Ну и толпа! Здесь, на дальней стороне ипподрома, тесными рядами стояли люди, которые, насколько он мог понять, вообще ничего не увидят и будут так или иначе мокнуть до самого вечера. И это называется удовольствием! Он следом за своими стал пересекать ипподром против главной трибуны. Так вот они, букмекеры! Смешные людишки! На каждом написано его имя, чтобы не спутали, – это и не лишнее: ему они все казались одинаковыми, с толстыми шеями и красными лицами либо с длинными шеями и тощими лицами, по одному того и другого сорта от каждой фирмы – как пары клоунов в цирке. Изредка среди наступившего затишья один из них испускал громкий вой и устремлял в пространство голодный взгляд. Смешные людишки! Они прошли перед королевскими ложами, куда букмекеры, по-видимому, не допускались. Замелькали серые цилиндры. Здесь, он слышал, бывает много красивых женщин, но едва начал их высматривать, когда Уинифрид сжала его локоть:

– Смотри, Сомс, королевская семья!

Чтобы не глазеть на эти нарядные коляски, на которые и так все глазели, Сомс отвел взгляд и, увидев, что они с Уинифрид остались одни, спросил:

– А куда же девались остальные?

– Вероятно, пошли в паддок.

– Зачем?

– Посмотреть лошадей, милый.

Сомс и забыл о лошадях.

– Какой смысл в наше время разъезжать в экипажах? – пробормотал он.

– По-моему, это так интересно, – сказала Уинифрид. – Хочешь, мы тоже пойдем в паддок?

Сомс, который отнюдь не намерен был терять из виду свою дочь, последовал за Уинифрид к тому, что она называла паддоком.

Был один из тех дней, когда никак не скажешь, пойдет дождь или нет, поэтому женские туалеты разочаровали Сомса: он не увидел ничего, что сравнилось бы с его дочерью, и только что собрался сделать какое-то пренебрежительное замечание, как услышал позади себя голос:

– Посмотри-ка, Джон! Вон Флер Монт!

Сомс наступил на ногу Уинифрид и замер. В двух шагах от него, и тоже в сером цилиндре, шел этот мальчик между своей женой и сестрой. На Сомса нахлынули воспоминания, как двадцать семь лет назад он пил чай в Робин-Хилле у своего кузена Джолиона, отца этого юноши, и как вошли Холли и Вэл, и сели, и уставились на него точно на странную, неведомую птицу. Вот они прошли все трое в кольцо людей, непонятно что разглядывающих. А вот, совсем близко от них, и другая тройка – Джек Кардиган, Имоджин и Флер.

– Дорогой мой, – сказала Уинифрид, – ты стоишь на моей ноге.

– Я нечаянно, – пробурчал Сомс. – Пойдем на другую сторону, там свободнее.

Публика смотрела, как проводят лошадей, но Сомс, выглядывая из-за плеча Уинифрид, интересовался только своей дочерью. Она еще не увидела молодого человека, но явно высматривает его: взгляд ее почти не задерживается на лошадях, – что, впрочем, и неудивительно – все они, как одна, лоснящиеся и гибкие, смирные, как ягнята, около каждой вертится по мальчишке. А! Его точно ножом полоснуло – Флер внезапно ожила и так же внезапно затаила свое возвращение к жизни даже от самой себя. Как она стоит – тихо-тихо, и не сводит глаз с этого молодого человека, поглощенного разговором с женой.

– Это вот фаворит, Сомс. Мне Джек говорил. Как ты его находишь?

– Не вижу ничего особенного – голова и четыре ноги.

Уинифрид засмеялась. Сомс такой забавный!

– Джек уходит; знаешь, милый, если мы думаем ставить, пожалуй, пойдем обратно. Я уже выбрала, на какую.

– Я ничего не выбрал, – сказал Сомс. – Просто слабоумные какие-то: они и лошадей-то одну от другой не отличают!

– О, ты еще не знаешь, – сказала Уинифрид, – вот Джек тебе…

– Нет, благодарю.

Он видел, как Флер двинулась с места и подошла к той группе, но, верный своему решению не показывать вида, хмуро побрел назад, к главной трибуне. Какой невероятный шум они подняли теперь там, у дорожки! И как тесно стало на этой громадной трибуне! На самом верху ее он приметил кучку отчаянно жестикулировавших сумасшедших – верно, какая-нибудь сигнализация. Вдруг за оградой, внизу, стрелой пронеслось что-то яркое. Лошади – одна, две, три… десять, а то и больше, на каждой номер, и на шеях у них, как обезьяны, сидят яркие человечки. Пронеслись – и, наверно, сейчас пронесутся обратно, и уйма денег перейдет из рук в руки. А потом все начнется сначала, и деньги вернутся на свое место. И какая им от этого радость – непонятно! Есть, кажется, люди – тысячи людей, – которые проводят в этом всю жизнь: видно, много в стране свободных денег и времени. Как это Тимоти говорил: «Консоли идут в гору». Так нет, не пошли: напротив того, даже упали на один пункт, и еще упадут, если горняки не прекратят забастовку. Над ухом у него раздался голос Джека Кардигана:

– Вы на какую будете ставить, дядя Сомс?

– Я почем знаю?

– Надо поставить, а то неинтересно.

– Поставьте что-нибудь за Флер и не приставайте ко мне. Мне поздно начинать. – И он раскрыл складную трость и уселся на нее. – Будет дождь, – прибавил он мрачно.

Он остался один: Уинифрид с Имоджин следом за Флер прошли вдоль ограды к Холли и ее компании… Флер и этот юноша стояли рядом. И он вспомнил, что: когда Босини не отходил от Ирэн, как и теперь, не подавал вида, безнадежно надеясь, что сможет пройти по водам, если не будет смотреть в глубину. А воды