Геноцид армян. Полная история - Раймон Арутюн Кеворкян

выдвинул свои обвинения перед преподавателями главного американского образовательного учреждения в Харпуте, Евфрат-колледжа, поскольку миссионеры были лично знакомы с армянами и знали, что те никак не могли быть замешаны в «заговоре». Именно благодаря этим живым картинам из личного опыта американцев можно оценить, насколько согласованными были аргументы, используемые властями для оправдывания своих преступлений.

Другая особенность вилайета Мамурет уль-Азиз состоит в том, что он играл роль опорного или транзитного пункта для депортированных: в 1915 г. почти все караваны депортированных из Трапизона, Эрзурума, Сиваса и восточной части Анкары прошли через эту «кровавую провинцию»[2243] и потеряли там многих своих попутчиков. Концентрация в санджаке Малатья большого числа полей смерти, к которым были надолго приписаны некоторые отряды Специальной организации, дает нам представление об используемых властями методах уничтожения депортированных, о проводимых бандитами операциях и о маршрутах конвоев. Мезре использовали также как главную тыловую базу 3-й армии. Сюда направляли раненых солдат с Кавказского фронта, а кроме того, он служил убежищем для гражданского мусульманского населения, спасавшегося от наступления русских.

Третьей отличительной чертой этого вилайета можно назвать его северный район, Дерсимский санджак. Практически неподконтрольный в то время властям, он был единственным возможным убежищем для армянских беженцев, которые шли из провинции Харпут или через нее. Такое положение вещей заставило власти разработать механизм, позволявший им контролировать хотя бы доступ к Дерсиму (раз уж они не смогли установить военное превосходство над всем районом), чтобы исключить для депортированных возможность ускользнуть из их системы.

Относительная удаленность вилайета Мамурет уль-Азиза от зон военных действий сводит на нет заявления о необходимости обеспечения безопасности, которые применялись по отношению к другим районам. При ближнем рассмотрении их явно недостаточно, чтобы скрыть стремление младотурок к достижению «однородности» населения. Расположенный в точке слияния двух рукавов Евфрата, этот регион накануне Первой мировой войны включал двести семьдесят девять городов и сел с общей численностью армянского населения 124 289 человек. В нем было двести сорок две церкви, шестьдесят пять монастырей и двести четыре школы, в которых учились 15 632 ученика[2244]. За этой статистикой скрывается достаточно неоднородное общество: большую часть населения составляли крестьяне, производившие основной объем сельскохозяйственной продукции вилайета; также немалый слой представляли ремесленники и торговцы установившие практически полный контроль над местным рынком; и, наконец, в это общество входил целый пласт настоящей интеллигенции, большинство из которой получили образование в американском Евфратском колледже Харпута или Армянском центральном колледже. В вилайете существовала очень большая армянская протестантская община. Но ее значение измерялось не столько размерами, сколько, что гораздо важнее, образовательным уровнем ее членов. Культурный разрыв между армянским и турецким (особенно курдским) населением в предвоенные годы все расширялся, как и социально-экономическое неравенство этих двух групп. Регион был тесно связан со своими 26 917 эмигрантами, большинство из которых обосновались в Соединенных Штатах[2245], что объясняет ускоренную модернизацию армянского общества, по крайней мере его городской части.

Сердце вилайета, его экономический и политический центр, формировали четыре соседствующих города: Харпут, Гусейниг. Кесриг и Мезре. В них было смешанное население, состоящее из 17 198 армян и 13 206 турок[2246]. В Мезре/Мамурет уль-Азизе, который располагался на равнине, размещался целый ряд учреждений: органы государственного управления вилайета, 11-й армейский корпус под командованием бригадного генерала, переведенный в Мезре 25 июля/8 августа, американский госпиталь, мемориальная больница Анни Трейси Риггз, возглавляемая д-ром Генри Аткинсоном, американское консульство и немецкая миссия, возглавляемая Йоханнесом Эйманном, бывшим офицером, который стал протестантским священником.

Всеобщая мобилизация, начавшаяся 8 августа 1914 г., повергла город в хаос. Глава американской миссии Генри Р. Риггз дает нам подробное описание царившего беспорядка. Он вспоминает, что в городе были расклеены объявления и глашатаи сообщали о мобилизации мужчин от двадцати до сорока пяти лет (в других районах соответствующие ограничения по возрасту были от восемнадцати до сорока пяти), которым давалось пять дней для зачисления в армию. По словам Риггза, массы «быстро и лояльно» ответили на призыв, но призывные комиссии работали медленно и демонстрировали некоторую «расхлябанность»[2247]. После нескольких дней ожидания сбора многие курды из Дерсима просто вернулись домой и уже больше не появлялись. Без сомнения, самыми занятыми офицерами были доктора, направо и налево раздававшие освобождения тем, кто не пожалел денег. Риггз объясняет сопутствующие мобилизации беспорядки неопытностью офицеров. В частности, видел, как одни приказы противоречили другим, и если одни требовали в первую очередь призывать мужчин до тридцати одного года, то другие — до сорока лет. В списках людей, освобожденных от военной службы, было невозможно разобрать причину освобождения: по здоровью ли, в результате уплаты выкупа или в силу возрастных ограничений. Основной причиной был царивший в призывном пункте «хаос», где в один прекрасный день «был утерян подготовленный накануне список прошедших регистрацию», в результате чего некоторые получившие освобождение от службы мужчины попали в дезертиры и были арестованы[2248]. Офицерская несообразительность или пренебрежение по отношению к крестьянам, особенно курдам, не понимавшим по-турецки, совершенно не соответствующее жилье для новобранцев, зависимость продовольственного снабжения солдат от щедрости местного населения и нехватка оружия и снаряжения — все это привело к тому, что на фронт фактически прибыли «только пятнадцать процентов мужчин»[2249]. Риггз также отмечает, что между армянскими и мусульманскими призывниками существовала некая связывающая их «солидарность», так как они испытывали одинаковый страх перед предстоящими боями, который не могло побороть объявление священной войны[2250].

Местное население было возмущено злоупотреблениями, сопровождавшими военные реквизиции, что заставило армянского архиепископа Бсага Тер-Хореняна подать местным властям официальный протест[2251]. В результате реквизиций стали возможными массовые незаконные присвоения продовольствия, сельскохозяйственных животных, одежды, шерсти и всего прочего[2252]. Этой коррупцией управляла комиссия, отвечавшая за «военные контрибуции» (teklif-i harbiyye), которая была создана осенью 1914 г., под покровительством местной организации иттихадистов[2253]. Руководил этой организацией Бошнак Реснели Назим-бей, инспектор КЕП в Мамурет уль-Азизе. Его поддерживали ответственный секретарь КЕП и глава школьной системы вилайета Ферид-бей, член местного совета Иттихада Шедих-заде Фехми, депутат парламента от Дерсима и глава регионального отделения Специальной организации Наджи Балош-заде Мехмед Нури-бей, депутат юнионистов Балош Мустафа-эфенди, муфтий Ходжа-бей-заде и член общего совета вилайета Хаджи Фейзи[2254].

У нового вали, Сабита Джемал Шагир-оглу, назначенного на эту должность в начале сентября 1914 г., была довольно интересная биография[2255]. Если такие же посты в Ване, Битлисе и Диарбекире занимали близкие друзья или родственники Энвера и Талаата, образованные люди, говорившие по-французски, то вали Сабит был воспринят американским консулом как «чрезвычайно невежественный и некультурный человек… с грубыми