Французское наследство - Елена Дорош
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я не против.
– Я тоже, но…
– Подожди. Ты сказала: три предателя. Но ведь потом к вам приехала бабушка Маша.
– Это была уже другая эпоха, когда она решилась. Ей не пришлось пережить то же, что и нам.
– Ее предательницей не считали?
– Может, и считали, но уже не так яростно. Хотя страдали все мы. В России оставались очень близкие и дорогие для нас люди: мама и Наташа. Мы ведь так и не увиделись больше.
– Теперь понятно, почему я ничего не знала. А мои родители?
– Твой отец, мне кажется, воспринимал произошедшее иначе, чем его мать. Он взрослел в другое время, его взгляды уже не были столь категоричны.
– Он писал отцу?
– Нет, звонил. Нечасто, но регулярно. Однако ни разу не высказал желания приехать. Пьер считал, что Виталий не хотел расстраивать свою мать. Мы относились к этому с уважением. Не настаивали.
– Бабушка Наташа запретила ему говорить о вас, значит, так и не простила.
– Я тоже так думала, поэтому ужасно боялась этого письма. Решила, что Таша напоследок решила меня проклясть.
– И что? Прокляла?
– Нет. Попросила прощения.
Яна не нашлась, что сказать. Они немного посидели молча.
– Я не спросила тебя… Отчего умерла Таша? – нарушила тишину Таняша.
Яна замялась. Еще в Питере она решила, что сообщать об убийстве не будет. Зачем?
Но то ли не смогла соврать, то ли бдительность потеряла…
– Ее убили.
Таняша медленно поднесла руку к лицу и прижала к губам.
– Прости, Таняша. Не хотела говорить, но вот… почему-то сказала.
Таняша встала, подошла к крану, налила воды и выпила залпом.
– Господи, прости нас, грешных, – прошептала она, вытирая рот ладонью.
Яна поерзала на стуле. И зачем она ляпнула про убийство? Только еще больнее сделала.
– Расскажи мне.
Таняша подошла и села напротив. Ее глаза были сухими и горели странным, лихорадочным огнем.
Яна собралась с силами и выложила все, что ей было известно. Таняша слушала, не перебивая. Ее сосредоточенное внимание показалось ей несколько чрезмерным. Неужели считает гибель бабушки Наташи расплатой за зло, которое она причинила сестре и своему неверному мужу? Если так, то не надо было рассказывать об убийстве. Даже если бабушка Наташа была неправа – хотя кто тут разберет, – подобного страшного конца она не заслужила.
– Подожди, – вдруг перебила ее Таняша, – ты говоришь, из квартиры ничего не пропало. То есть Ташу убили ни за что?
– Честно говоря, полиция думает, что преступник забрал деньги и что-то еще. В шкатулке какие-то украшения были. Но… один человек уверен, что мелочи убийца взял для отвода глаз. Его целью был тайник, а он оказался пустым. Я с ним согласна. Вот только не пойму, что ей было прятать в том тайнике?
– Думаю, особо нечего, ты права.
– А ты знала про тайник?
– Знала, конечно. Но его очень давно замуровали. Причем так… окончательно. Мать боялась, что из-за него нас могут заподозрить в контрреволюционной или, вообще, шпионской деятельности. Спрашивается, зачем советскому человеку тайник в доме? Что он собирается прятать от государства?
– Видимо, убийце было известно о тайнике. Но что тот пуст, он не знал. Один… человек считает: убийца был так ошеломлен этим фактом, что, уходя, со злости разбил бабушке голову, хотя она… уже мертвая была.
– Видимо, сильно разозлился. А кто этот человек, о котором ты говоришь? Следователь?
– Нет, не следователь. Он просто ремонт в нашей квартире делал. Когда позвонили из полиции, дома была я одна. Вот он и вызвался. Отвезти, в смысле. Ну и… побыл со мной.
Маленький монолог дался Яне с трудом. Она словно воочию увидела лицо Бехтерева и снова ощутила его твердую, теплую руку. Если бы тогда он не оказался рядом… Он хотел помочь, а она на похороны его не позвала. Не сказала даже. Конечно, он решил, что в его услугах не нуждаются. Родители вернулись, она под защитой. А потом? Он же сам позвонил! А она из-за придуманной ею самой дурацкой обиды так с ним разговаривала, будто отделаться хотела! Вот он и отошел в сторону. Не стал навязываться.
Дура она, дура…
– Яна, что с тобой? – встревоженно спросила Таняша и кинулась за водой.
Яна выпила целый стакан и попросила еще.
Поглядев, как девушка жадно поглощает воду, Таняша пошла в кладовку и принесла бутылку вина.
– И не спорь. Надо выпить. За упокой души моей сестры Наташи и просто чтобы успокоиться. Пусть с утра пьют только алкоголики. Нам на это наплевать. К тому же вино очень легкое.
Яна и не думала спорить. На душе было так тоскливо, что она с ходу махнула полстакана красного и засунула в рот кусок хлеба.
– Вот это по-нашему. Это по-русски, – не удивившись такой прыти, произнесла Таняша и сделала то же самое.
Потом они притащили все, что нашли в холодильнике и в кладовке.
– Оливковое масло я покупаю в Ле-Бо-де-Прованс. Лучшего ты не найдешь нигде. Деревня сама по себе очень красивая. Как-нибудь мы туда съездим, – заявила Таняша, наливая масло в плошку и добавляя в него толченый чеснок и травы.
Они снова выпили.
– Убийца собирался найти в тайнике что-то очень важное для него, – убежденно сказала Таняша, с аппетитом жуя смоченный в оливковом масле хлеб. – Не просто важное, а позарез нужное.
– Согласна. Только что это может быть? Предположения есть?
– Ни одного. Однако раз он… не нашел ничего в квартире Таши, то… продолжает искать.
– И что это значит?
– Вы в опасности.
Яна подавилась от неожиданности, торопливо схватила бокал с вином и опустошила его большими глотками.
– В какой опасности? С чего ты взяла? Что вообще преступник собирался обнаружить в тайнике? Золото-бриллианты? У вас они водились?
– Отродясь не было. Но это вовсе не обязательно драгоценности. Могут быть документы.
– Какие?
– Черт его знает!
– Почему нам не скажет?
– Кто?
– Да черт этот!
– Ты пьяная, – подумав, констатировала Таняша.
– Спорить не буду.
– Как насчет омлета с трюфелем?
– А мы разве не все съели?
– Нет. Еще осталось.
– Согласна на омлет и… Еще вино есть?
– Ну ты даешь! – покрутила головой Таняша.
– Даешь на-гора! – подхватила Яна.
Она чувствовала, что ей понемногу становится легче. И мысли о Бехтереве уже не кажутся такими горькими.
Ведь пока ты жив – или жива? – все можно исправить.
Или нет?
Последние два месяца Он прожил в согласии с самим собой. А все потому, что не сомневался: Старик им доволен.
Явственное ощущение его одобрения сопровождало