Солнце обреченных - Игорь Градов

– Не думал, что вы так заботитесь о народе, – иронически возразил Милютин, – раньше этого за вами воде бы не замечалось.

– Что делать, – вздохнул Шуваловский, – когда находишься в отставке, имеется много свободного времени для размышлений, в том числе и на тему российской истории.

К говорящим незаметно подошел полковник Геберт. Он был сегодня в парадном мундире, украшенном несколькими орденами.

– Петр Андреевич, можно вас на минуточку? – обратился он к Шуваловскому. – Нам нужно перекинуться парой слов…

– Конечно, всегда к вашим услугам, Владимир Александрович, – ответил Шуваловский, раскланиваясь с Милютиным.

Геберт и Шуваловский прошли в Малый зал, где уже собрался почти весь Государственный совет. Не было лишь наследника (он встречал гостей) и нескольких министров. Геберт плотно закрыл зальные двери и встал возле них – чтобы никто не смог помешать разговору. В комнате присутствовали почти все представители правящей фамилии, включая даже Мишеля Романова.

– Итак, господа, – начал великий князь Константин Николаевич, – мой брат, государь-император, на днях собирается официально объявить о коронации княгини Юрьевской. Вслед за этим, как можно ожидать, последует царский указ о смене престолонаследника – вместо Александра Александровича им станет малолетний Георгий.

– Но нельзя же взять и так просто отстранить от своих законных прав цесаревича! – возразил великий князь Михаил Николаевич. – Это может вызвать волнения в гвардии…

– Почему же, в принципе – можно, – вмешался граф Шуваловский. – Если Екатерина Михайловна будет помазана на царство, то никто не сможет помешать государю объявить своим наследником законного сына, Георгия Александровича. Тем более что род княгини Долгорукой восходит к самому Рюрику. Все формальности будут соблюдены…

– Речь, видимо, идет не о том, как нам следует относиться к решению государя, – оно, очевидно, уже принято, – сказал Константин Николаевич, – нужно думать, можно ли этому вообще помешать – хотя бы отсрочить коронацию на некоторое время. Я, как и Михаил Николаевич, все же опасаюсь за гвардию. Далеко не все офицеры с радостью примут известие о новом наследнике – авторитет моего племянника, цесаревича Александра Александровича, в гвардейских частях весьма высок.

– Может быть, стоит еще раз поговорить с государем, попытаться убедить его? – предложил граф Шуваловский.

– Я уже пробовал, – сухо заметил Константин Николаевич, – и потерпел неудачу. Должен признать, что желание княгини Юрьевской стать царицей настолько велико, что перебивает любые доводы, которые я пытался донести до моего венценосного брата. Я, к сожалению, не имею возможности ей открыто противостоять…

– Значит, вся надежда на вас, Владимир Александрович, – обратился Шуваловский к полковнику Геберту, – только вы сможете повлиять на ситуацию. Вы, кажется, хотели нам что-то сообщить?

– Да, – выступил вперед полковник Геберт, – у нас имеется достоверная информация, что бомбисты в Петербурге готовят покушение на государя. Оно должно произойти в одно из ближайших воскресений во время посещения Александром Николаевичем развода гвардейских караулов в Михайловском манеже. Разумеется, нам известны имена заговорщиков, и мы можем их в любой момент схватить…

В зале повисла тишина – каждый обдумывал только что полученную информацию. Наконец молчание прервал Константин Николаевич:

– Мне кажется, ваши сведения о бомбистах несколько преувеличены, – твердо сказал он, – не следует придавать им такого большого значения.

– Нет, сведения абсолютно верные, – попытался возразить Геберт, но Константин Николаевич нетерпеливо махнул рукой:

– На Александра Николаевича было совершено уже пять покушений, однако Господь его всегда хранил. Я и сейчас надеюсь на промысел Божий. Все в его руках, в том числе и жизнь государя. Поэтому, полковник, не стоит особо усердствовать с этими так называемыми бомбистами. Наверняка это какие-нибудь мальчишки-студенты, которые болтали у себя на квартире всякую ерунду о социализме, равенстве и братстве, а ваши филеры приняли их слова за покушение на жизнь самого государя. Пусть себе болтают, не жалко! В конце концов, у нас никому не запрещено выражать свои мысли в кругу друзей и семьи… Не так ли, полковник?

– Так точно, ваше высочество! – официально ответил Геберт.

– Вот и отлично, я думаю, вы меня прекрасно поняли.

С этими словами Константин Николаевич кивнул, прощаясь, Геберту и отошел к группе министров – предстояло обсудить кое-какие неотложные государственные дела.

Полковник Геберт все действительно прекрасно понял – приговор Александру Второму был подписан. Константин Николаевич и члены императорской фамилии, по-видимому, решили умыть руки.

27 февраля, пятница

Невский проспект

Желябин чувствовал за собой слежку от самого Гостиного двора. Тем не менее, он не стал, как обычно, уходить через проходные дворы или черные ходы доходных домов. Андрей понял – от филеров на сей раз не оторваться. Да и зачем? За ним следили уже неделю, значит, в Третьем отделении прекрасно знали, под каким именем он скрывается и где живет. Единственное, о чем стоило сейчас позаботиться, как предупредить оставшихся членов Исполнительного комитета.

В этих раздумьях Желябин медленно двигался по Невскому проспекту в сторону Николаевского вокзала.

– Андрей! – раздался призывный возглас из проезжавшего экипажа.

Желябин оглянулся – ему призывно махала рукой Алина Иваницкая. "Вот, наверное, тот случай, которым надо непременно воспользоваться", – подумал он и в знак приветствия приподнял шляпу. Иваницкая велела кучеру остановиться.

– Алина, какая неожиданность, как я рад тебя видеть! – искренне произнес Желябин, садясь в экипаж.

Алина приподняла вуалетку и подставила щеку для поцелуя. Экипаж покатился по Невскому дальше.

– Ты в театр? – спросил Желябин.

– Разумеется, а то ты не знаешь, – почти обиженно произнесла Иваницкая, – почему тебя не было на вчерашнем спектакле? Я ждала и искала тебя в зале…

– Извини, милая, совсем дела замучили, – почти искренне ответил Желябин, беря ладошку Алины в свои руки. – Пришлось снова на пару дней отлучиться из города…

– Опять товар не пропустили? – насмешливо спросила Алина.

– Представь себе – да, – сокрушенно сказал Желябин, – совсем обнаглели эти чинуши с московской таможни, требуют такие взятки, что никаких денег не хватит. Вот и сегодня вечером придется, наверное, опять ехать в Первопрестольную – улаживать, уговаривать, подмазывать. Хоть и противно, а что поделаешь? Без этого у нас никак…

– И когда мы с тобой снова встретимся? – капризно спросила Иваницкая. – Я имею в виду по-настоящему, на твоей квартире, а не на полчаса в кофейне.

– Обещаю – как только вернусь из Москвы, – произнес Желябин, целуя Алину в розовую от мороза щечку.

Та прижалась поближе и произнесла заговорщицким шепотом:

– Представляешь, Мишель совсем потерял голову от ревности. Он, оказывается, видел, как ты провожал меня из кофейни, и теперь замучил своими расспросами – все выясняет, какие у нас отношения. Я говорю, что чисто дружеские, – Алина весело рассмеялась. – Он, разумеется, мне не верит. Сегодня, наверное, опять придет после спектакля и будет сторожить у гримерной. В отличие от тебя, Мишель, кажется, по-настоящему меня любит.

– Я тебя тоже очень люблю, Алиночка, – соврал Желябин, – но ты же знаешь – жизнь коммерсанта совсем не похожа на жизнь гвардейского офицера. У меня имеются определенные обязательства, и я должен их исполнять. Кстати, об обязательствах… У меня к тебе есть небольшая просьба, надеюсь, ты не откажешься ее выполнить. Я обещал сегодня вечером быть на именинах моего старинного университетского приятеля, а меня снова посылают в Москву. Боюсь, что не успею его предупредить. Не могла бы ты переслать по городской почте небольшое письмо моему приятелю? Я был бы тебе очень благодарен…

– Ну, ладно, давай, – милостиво согласилась Иваницкая, – но за это тебе придется заплатить – еще одним свиданием.

– С удовольствием, Алиночка, – проговорил Желябин, целуя ей руку.

Затем Андрей вынул записную книжку, написал карандашом несколько строчек и передал письмо Иваницкой. Адрес указал Кибальчева, на Малой Охте.

– Не забудь, дорогая, отправь сегодня же, чтобы доставили вечером, а то приятель очень обидится, и мне потом будет неприятно…

– Не забуду, – пообещала Алина, убирая записку в карман шубки. – Вот и приехали, – заметила она, увидев знакомые очертания монументального здания театра. – Мне пора, я скажу Федору, чтобы отвез тебя на вокзал.

Экипаж остановился напротив памятника Екатерине Второй. Желябин еще раз поцеловал Алину, и она выпорхнула наружу.

– На вокзал, барин? – спросил, поворачиваясь, кучер.

– На Лиговский проспект, и не очень спеши.