Дневники 1926-1927 - Михаил Пришвин

Я познакомился с Горьким в Финляндии, куда он приехал с своего Итальянского острова. Мы с ним уже переписывались в то время по поводу издания моих сочинений в «Знании». Это правда оказалась, что говорил о нем Ремизов: он очаровательный и восторженный, такой восторженный, что я еще таких не видал.

Я заметил во время беседы с Горьким, что занятие литературой было для него выходом, он крепко за это держался, как голодающий за хлеб. Да, вот за время голода все узнали, что значит хлеб в действительности. Так и Горькому его дело было, как голодному хлеб. Во время нашей прогулки на дорожке лежала хвоя, покрытая изморозью. Он подымал эти хвои и говорил: «Чу-де-сные!»

Я тоже обладаю этим плотоядным чувством земли, и после стеклянного неба языческих, христианских и Штейнерианских кружков Петербурга, где ничего, ничего этого не понимали! мне было очень хорошо от Горького… как-то чисто, будто с помором или с охотником был. Вот это вольное, родное и… не буду греха таить, русское, держит нас с Горьким до сих пор довольно близко друг к другу. Из его писаний мне больше всего нравится его «Детство», «Отшельник», а в «Университетах» гениально изображенный философский сумбур в голове, который и я в свое время почти так пережил.

<Все в скобках далее автором перечеркнуто>: (По всему, что высказывает Горький в последнее время, его надо бы считать идеалистом, но особенным. Какие бы умные вещи ни говорили о «социальном заказе», который будто бы должен выполнить художник слова, я думаю, что художник должен быть верным только себе самому. Но в самой натуре крупного художника таится непременно родственное поручение. Натура Горького, несомненно, содержит в себе такое поручение. Многое он уже выполнил и еще, наверно, даст что-то хорошее, но не все, — такой натуристый человек!)

В наши дни, я считаю, не зря вырвались эти чрезвычайно странные слова в отношении к писателю: «социальный заказ». Есть множество писателей от рабкора до романтика, которые работают теперь по социальному заказу. И все-таки мы все чувствуем это, нет ни одного писателя и поэта, который бы осветил жизнь рабочего в соответствии с тем поручением, которое дали нам великие мятежники нашего прошлого. Это выражение «социальный заказ» меня живо возвращает к эпохе упадка народнической литературы, к диктатуре гражданской морали и последующей борьбе и победе художника. Я теперь так понимаю это время, что, победив «заказ», утвердив основной закон творчества, художник должен быть верен только себе самому, он остановился на полпути, как бы ожидая себе поручение. Я понимаю: им не хватало натуры, в которой социальное поручение циркулирует так же бессознательно, как кровь. Но чего теперь не хватает, почему теперь так говорят: визгу много, шерсти мало? Я отвечаю на этот вопрос: потому что спешат высказываться на тему «заказа» и не хотят прислушаться к голосу мятежного поручения в прошлом. Максим Горький весь в поручениях родного рабочего народа, и с него надо брать пример человека и писателя всей молодежи. Я это, мне кажется, говорю с точным учетом действительности.

«Имел ли он песен дивный дар» — этот скромный уездный учитель, сын кухарки и портного, Федор Кузьмич Тетерников. Ранние декаденты (Аким Волонский) первые признали его лирический дар, и так как неприлично было в декадентских кругах выступать под фамилией Тетерникова и, кроме того, могли быть неприятности по службе за стихи, Зинаида Гиппиус окрестила Федора Кузьмича «Сологубом», и под этим именем он прошел свой литературный путь. Лирику его вспоила та же безысходная полоса реакции, которая дала нам и Чехова. В сумерках обыденщины нашел он свою философию одиночества и, обожествив свое — «я», всю жизнь проповедывал теорию солипсизма («только я один существую»). Полное свое выражение эта теория нашла в «Книге совершенного самоутверждения» «Я», «Я создал и создаю времена и пространства», «Бытие мое несомненно, и вне меня бездна небытия», «Всякое действие от меня» — говорится в этой книге. Редкий писатель с таким постоянством и таким единством проводит свою идею, как проводил ее в своих произведениях Сологуб.

Некоторым отступлением от этой постоянной темы были бытовые зарисовки 5-го года (Книга стихов «Родине») — швея, вышивающая красное знамя, прохожий, убивающий шпиона, родители, ищущие труп дочери после 9 января. Литературным памятником Федору Сологубу останутся его «Политические сказочки» и главное произведение его жизни — роман «Мелкий бес», где он ярко нарисовал мещанство в образе Передонова. В последующих своих романах он под непосредственным давлением отдыхающей от революции в мистике интеллигенции уклонился с пути «Мелкого беса» («Навьи чары», «Заклинательница змей»).

Как и все символисты, Федор Сологуб работал и над созданием театра символизма («Победа смерти», «Дар мудрых пчел»).

С самого начала своей работы, увлекаясь Верленом, он является до сих пор лучшим его переводчиком, в значительной степени использовав вокальную верленовскую инструментовку и для своих стихов.

К Октябрьской революции Федор Сологуб остался чужд, но и не участвовал в саботаже, возглавляя профессиональную организацию ленинградских писателей.

Будучи и в прозе и стихах мастером высокого и строгого стиля, в идеологии своей Федор Сологуб отразил упадочные и порой даже болезненные настроения русской интеллигенции до и после 5-го года, настроения безволия, уныния и общественной апатии».

С. Городецкий.

«Ленинград. 5 декабря (Роста). На экстренном собрании правления Всероссийского союза писателей решено тело Сологуба перевезти в помещение Дома Печати. У гроба будет установлен почетный караул. Сологуб будет похоронен на Смоленском кладбище, рядом с могилой его жены. Писатель оставил много неизданных рукописей, разборкой которых занялся Пушкинский дом Академии Наук и два законченных произведения: стихотворный перевод капитальной поэмы «Мирся» провансальского поэта Мистреля и полный стихотворный перевод стихотворений Шевченко. Оба произведения были заказаны Госиздатом и в непродолжительном времени будут выпущены из печати.

Всероссийский союз писателей постановил похоронить Сологуба за счет союза. Похороны состоятся 7 декабря. Сологуб скончался от миокардита, осложненного воспалением легких и артериосклерозом».

«Ленинград. 7 декабря (По телеф. от наш. корр.). Сегодня состоялись похороны Федора Сологуба. Для проводов тела писателя собрался весь литературный Ленинград. Перед выносом тела были произнесены краткие речи представителями Пушкинского дома, всероссийского союза писателей, Ленинградской ассоциации пролетарских писателей. Был оглашен ряд соболезнующих телеграмм. С покойного снята маска, ленинградскими художниками сделан ряд зарисовок».