Избранные труды в 6 томах. Том 1. Люди и проблемы итальянского Возрождения - Леонид Михайлович Баткин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
* * *
Генрих, конечно, менее всего годился для труднейшей роли объединителя Италии.
Человек без особых способностей, плохой полководец и бездарный дипломат, Генрих зато считался образцом рыцарских добродетелей и был искренне убежден в величии своей исторической миссии, стараясь при каждом случае подчеркнуть важность императорского сана. Незначительный люксембургский граф, он в 1309 г. неожиданно попал на трон Фридриха II, и голова его закружилась. Избрание состоялось вопреки воле французского двора, поддерживавшего другого претендента – Карла Валуа. Уже одно это обстоятельство могло бы привлечь к Генриху симпатии Данте. Генриха выдвигал папа Клемент V, надеявшийся несколько ослабить свою зависимость от Филиппа IV.
Новый император повел себя властно и с достоинством. Он восстановил юрисдикцию империи над тремя лесными кантонами, вернув им при этом прежние права и вольности, он попытался избавить города от жесткого гнета Вюртембергского и Баденского графов[759]. Города Швабии поддержали императора против своего сеньора – разбойника Эбергарда, которого Генрих судил на первом же созванном им сейме в Шпейере, где присутствовало много итальянских посланцев. Молва о правосудии нового императора распространялась по Италии, и Данте, который должен был жадно прислушиваться к вестям из Германии, не мог не сочувствовать заявлениям о мире, законности и справедливости, которыми так щедро были усеяны высокопарные послания, исходившие из императорской канцелярии.
Когда же Генрих глубокой осенью 1310 г. появился в Италии с маленьким отрядом, «безоружный», как говорит Компаньи, то безрассудная смелость этого предприятия многим казалась доказательством вмешательства небес. Генрих вошел в Италию под мирный перезвон колоколов, не переставая твердить, что намерения у него самые отеческие и что он несет стране тишину и счастье.
1 сентября 1310 г. Клемент V обратился с энцикликой ко «всем светским и духовным лицам, подданным дражайшего сына нашего во Христе, Генриха… а также к отдельным городам и коммунам Ломбардии и Тосканы». В энциклике говорилось, что Генрих «с чистыми намерениями жаждет и горячо стремится дать мир, помочь обрести покой и обратить к согласию своих подданных в Ломбардии и Тоскане, которые, разобщенные гражданскими войнами, погрязшие в грехах, беспрестанно враждуют между собой»[760]. Нетрудно представить, с каким чувством вчитывался Данте в эти слова, так полно отвечавшие его сокровеннейшим думам. Он уверовал в Генриха сразу и навсегда. Впервые за годы эмиграции сверкнул луч надежды. И он был не в силах с ней расстаться. Генрих в глазах поэта – мудрый и рыцарственный монарх, о котором пророчествовалось в «Пире». Политическая наивность Данте тем безоглядней, чем глубже его понимание нужд Италии. Болезнь изучена, и указано верное лечение, но взяться за него некому. Так не Генрих ли долгожданный целитель? Ничто не может быть менее простительным и более естественным, чем это горькое заблуждение проницательного автора «Монархии».
Особое впечатление, естественно, производил на итальянцев невиданный союз папы и императора. И большинство городов предпочло открыть ворота пришедшему без войск миролюбивому и добродушному завоевателю. Очень широкие круги населения поверили Генриху, и это доказывает, что необходимость объединения уже ощущалась в воздухе. Казалось чудом, что император перешел вброд через высохшую впервые за много лет реку Тезино, что неукротимый тиран Милана Гвидо делла Торре покорно целовал ноги императора. Павия, Кремона, Генуя, Пиза, Модена, Мантуя, Парма и множество других городов признали власть императора. Ни разу не встретив сопротивления на всем пути от Альп до Милана, принимая богатые дары и пышные приветствия, Генрих возложил на себя железную лангобардскую корону в миланской церкви Сант-Амброджо при огромном стечении народа.
Иногда утверждают, что Генрих VII вздумал отправиться в Италию в чисто грабительских целях. Вряд ли это правильно. Поход Генриха, конечно, носил грабительский характер, но грабеж был для Генриха не самоцелью, а средством. А цели у него были поистине необъятные. Этот бывший люксембургский граф мечтал привести Священную империю к невиданной мощи и славе, восстановить императорскую власть в Италии, разгромив непокорное Неаполитанское королевство, и увенчать дело успешным крестовым походом и отвоеванием Гроба Господня[761]. Судя по всей деятельности Генриха, мания величия – его единственная яркая черта. Не исключено поэтому, что провозглашенная императором политика «умиротворения» Италии действительно в какой-то мере отвечала его планам. Чтобы без войска и без денег стать хозяином Италии, необходимо было получить поддержку городов и установить хорошие отношения по возможности со всеми влиятельными политическими группами, с гибеллинами и гвельфами. И Генрих счел полезным надеть на себя маску нейтрального «посредника» между партиями.
Император демонстративно возвращает всех политических изгнанников, независимо от их партийной принадлежности, в Милан, Верону, Кремону, Парму и другие города. Он предлагает вождю итальянских гвельфов Роберту Неаполитанскому дружбу и родство. «Он не желал и слушать напоминаний о гвельфской или гибеллинской партиях», – с восхищением отмечает Компаньи[762]. Послам итальянских городов император заявил, что «он радеет не о части, а о целом». «И почти все гвельфы были утешены теми словами, – рассказывает епископ Ботронтский, – и каждый человек благословлял государя»[763].
Громкие фразы и миролюбивые жесты создали ореол вокруг имени Генриха и пробудили надежды в пополанских слоях городского населения. Компаньи писал, что Генрих «несет мир, как если бы был одним из ангелов Божиих»[764]. Анонимный генуэзский поэт выражал те же чувства. Генриха приветствовали самые блестящие писатели Италии: Франческо Барберино, философ Феррето деи Феррети из Виченцы, друг Данте Чино да Пистойя, один из зачинателей итальянского гуманизма Альбертино Муссато из Падуи и др. Все эти представители демократической пополанской интеллигенции видели в Генрихе объединителя страны и миротворца. Пополаны Рима в 1312 г., восстав против засилья феодальных баронов, призвали к себе императора, провозгласив суверенность Рима, и Генрих принял имперскую корону с согласия римского народного собрания.
В 1310 г., как раз накануне похода Генриха, в Италии поднялась новая волна плебейско-религиозного движения флагеллантов. «Вся Италия пришла в движение», – рассказывает хронист Делла Тоза[765]. Возможно, народные массы, обманутые демагогической политикой Генриха, относились к нему с симпатией, смутно надеясь на социальные перемены. Хронист Виллани указывает, что при осаде Флоренции Генриха поддерживало население контадо и что, если бы Генрих действовал энергично и быстро, он подчинил бы Тоскану и другие земли, так как «души людей были настроены по-разному, ибо об
