Избранные труды в 6 томах. Том 1. Люди и проблемы итальянского Возрождения - Леонид Михайлович Баткин

Несомненно, поход Генриха вызвал в раздираемой социально-политическими противоречиями Италии очень сложную реакцию: гибеллинские бароны, генуэзские и пизанские купцы, римские патриоты, иоахимитские проповедники – все ждали от императора осуществления своих чаяний.

«Смерть к груди моей приставила ключи»

Ждал и Данте. У него особое отношение к происходящему. Он приветствует императора еще более высокопарно, чем другие, сравнивая его с Христом – ни более, ни менее. Для него это «титан-миротворец», «божественный Август и Цезарь», «по небесному промыслу король римлян». «Вот агнец божий, который смывает грехи мира!» За всем этим чувствуется, однако, искренность.

Для Данте приход Генриха – действительно величайшая радость, сулящая конец изгнанию и выход для страны из кровавого тупика. Казалось, утопия всемирной империи близка к осуществлению. Ослепленный демагогией Генриха, поэт наделяет его всеми атрибутами идеального правителя. В послании ко всем государям и народам Италии «смиренный итальянец Данте Алигьери, флорентиец, невинный изгнанник, молит о мире»[767].

Между тем, дни идиллического шествия немецких войск по Италии кончались. Роберт Неаполитанский все более обнаруживал свою враждебность. Клемент V, не ожидавший столь быстрого роста влияния Генриха, переметнулся в лагерь его противников, за что и был навеки пригвожден Данте к позорному столбу. Французский король, по ироническому замечанию Маркса, «„конечно“, был заинтересован в том, чтобы заменить французское влияние в Италии немецким!»[768].

Флоренция, с самого начала занявшая резко враждебную позицию по отношению к императору, стала душой сопротивления Генриху, провоцируя и финансируя любое выступление против него, сколачивая лигу тосканских городов и спешно возводя новые стены. Правящие круги Флоренции, верхушка черных гвельфов, зная, что в императорском обозе следуют изгнанники – белые и гибеллины, не без оснований боялись потерять власть после их возвращения и жестоко поплатиться за 1302 г. Виллани, рассказывая, как во Флоренции снаряжалось посольство для участия в церемонии коронации Генриха Люксембургского, как были уже избраны послы и шились уже пышные одеяния для них и как в последний момент отправка посольства сорвалась, прямо заявляет: на этом настояли «некоторые гранды-гвельфы» из страха, что император сделает гибеллинов хозяевами Флоренции. Николай Ботронтский подтверждает: флорентийские правители объявили Генриха «тираном», который «уничтожил в Ломбардии гвельфскую партию» и собирается сделать то же самое в Тоскане, «вернув их недругов»[769].

На позицию Флоренции оказали также влияние ее прочные экономические связи с Францией и особенно – с Неаполитанским королевством. Роберт Неаполитанский в качестве традиционного главы итальянских гвельфов прибыл осенью 1310 г. во Флоренцию, возвращаясь из Германии после коронации Генриха, и постарался сплотить городскую верхушку против императора. С июня 1313 г. во Флоренции установилась власть наместников Роберта сроком на пять лет.

Несмотря на все торжественные заверения Генриха, гвельфы не слишком доверчиво относились к его «внепартийной» политике. Наталкиваясь на их глухую настороженность, император, имевший возможность наглядно сопоставить ее с восторженным, хотя и не бескорыстной преданностью гибеллинов, все более явно отдавал предпочтение последним. «Гибеллины говорили: „Он не желает видеть никого, кроме гвельфов“, а гвельфы говорили: „Он не принимает никого, кроме гибеллинов“. И так боялись друг друга. Гвельфы больше не приходили к нему, а гибеллины навещали его часто, ибо больше нуждались в нем»[770].

Иллюзия «беспристрастности» императора развеивалась с каждым днем. После создания в июне 1311 г. гвельфской тосканской лиги даже Компаньи признает, что Генрих вступил в открытый союз с гибеллинами, «а гвельфов и черных считал врагами и преследовал их»[771].

С неменьшим треском провалилась и лицемерная политика «умиротворения». Немецкие наемники Генриха насильничали и грабили, вызывая возмущение даже убежденных сторонников императора.

«Несмотря на погоню за золотыми гульденами, на контрибуции и на дары ломбардских городов, император испытывал постоянную и неприкрытую нужду в деньгах… Рыцарские отряды были дороги!» Замечание Маркса вполне подтверждается сохранившимися счетами императорского казначея. «Генрих VII за весь предпринятый им поход только и делал, что старался добыть деньги, для того чтобы довести до конца этот затеянный им поход»[772].

Это и явилось едва ли не самой существенной причиной провала Генриха VII. Объединение и умиротворение Италии он, не имея средств, должен был начать с ограбления итальянских городов. В результате «во всех покоренных ранее городах начались волнения, вызванные его способами разрешения денежных затруднений»[773]. Например, Милан, вначале восторженно встретивший императора, был обязан внести в его казну сто тысяч золотых флоринов. Половину этой громадной суммы Генрих получил в виде дарений, но вторая половина взыскивалась принудительно. Это вызвало всеобщее возмущение горожан – и богачей, и низов. Епископ Ботронтский сообщает: недостающая сумма собиралась в такой обстановке, что он часто не осмеливался пройти от дома доминиканского ордена до дворца, в котором обосновался император, из-за проклятий и брани, которыми осыпали миланцы императора[774]. Волнения кончились избиением немцев. Генрих обрушил на город репрессии и передал власть Маттео Висконти и его дворянам – гибеллинам; Гвидо делла Торре вместе с сыновьями был вынужден спасаться бегством.

В других городах происходило то же самое. Помимо поборов ожесточение подогревалось произволом императорских наместников, раздачей земель и замков приспешникам и союзникам императора. Платить пришлось не только гвельфам, но и гибеллинам, нередко разделявшим общее недовольство. Так обстояло дело, например, в Кремоне, которая должна была внести 60 тыс. флоринов. Взимание денег сопровождалось пытками и убийствами. Бесцеремонное хозяйничанье наместника Убальдини вызвало в гибеллинской Пизе не меньшее возмущение, чем в гвельфском Милане.

Уже с 1311 г. итальянские города один за другим восстают против Генриха. В 1312 г. обозначается полный провал политики императора. Даже те города, которые прежде добровольно поддержали Генриха VII, теперь присоединяются к Флоренции – например, Парма. Из тумана широковещательных деклараций, сопровождаемых театральными позами и жестами, вырисовывается не бутафорский, а подлинный облик немецкого императора, чуждого Италии, до нужд которой ему не было дела, бездарного декламатора, готового «действовать, не останавливаясь ни перед чем, только тогда, когда надо было выкачивать гвельфские или гибеллинские деньги из городов, или в тех случаях, когда он лично чувствовал себя „оскорбленным“»[775]. Вандальская расправа над Кремоной и Брешией заставила отшатнуться от Генриха немало городов и, казалось бы, должна была рассеять всякие иллюзии.

Но Данте, как и Компаньи, увидел в этой расправе лишь справедливую кару. Италия противится своему спасителю – тем хуже для нее.

В марте 1311 г. «Данте Алигьери, флорентиец, изгнанный безвинно», обращается с грозным посланием к «преступнейшим флорентийцам, оставшимся в городе»[776]. И клеймит правящую олигархию, жирных горожан Флоренции: «О, единодушные лишь ради зла! О, ослепленные удивительной жадностью! Чем