Особенности национальной командировки. Мемуары старого командировочного волчары - Михаил Уткин

Несколько человек пришлось вести в местный медпункт. К лайнеру сбежался абсолютно весь персонал крохотного аэропорта и, когда мы спускались по трапу, они уже окружили наших лётчиков и там стоял крик, густо приправленный всеми, существующими в русском языке «солёными» выражениями – шёл разбор полётов…

Зелёною весной… При подлёте к Алма-Ате, минут за пять до посадки, когда наш «Ту-134» уже болтался над автовокзалом и Сайраном, вдруг отказал правый двигатель. По крайней мере, справа звук исчез совсем. Когда сидишь на любимом восемнадцатом ряду, и краешек турбины виден в твоё окошко, это хорошо слышно. Левый движок взревел на всю громкость и самолётик, колышась вправо-влево, как бумажный голубок, всё-таки дополз как-то до настолько любимой и такой родной ему бетонной полоски.

Испугаться никто не успел. Нас откатили не туда, куда обычно, а на самую ближайшую стоянку от ВПП (напротив стоянок для «Ту-154»), вокруг уже стояло несколько пожарных машин и прочий служебный транспорт, вместо нормального трапа бегом подкатили обычные алюминиевые лесенки-стремянки: для пассажиров – слева, для лётчиков – справа, и к двигателю отдельно. Стюардесса сказала в микрофон: «Уважаемые пассажиры, как можно быстрее покиньте самолёт!» Народ только тогда испугался и ломанулся со всех ног к выходу, а я ещё успел увидеть в окошко, как авиатехник и один из лётчиков полезли к движку – лицо пилота (или бортинженера?) было абсолютно белое!!!

Ровно через восемь (!) минут после приземления лайнера все его пассажиры уже были в здании аэропорта! Этот рекорд быстроты высадки из самолёта с пятидесятых стоянок в алма-атинском аэропорту больше не был при мне побит…

30. «Партизанская» песня

Во время службы в армии я постоянно приставал к шефу, чтобы меня под конец службы отправили на курсы офицеров запаса – задницей чувствовал, что меня с моим высшим образованием не минёт чаша сия. Но шеф тогда сказал: «Всё это х… ня, товарищ солдат!!!», и никуда так и не отправил. Но потом, когда я на следующий год попал в Нуринск уже офицером запаса, и рассказал ему о своих сборах, шефу хватило такта передо мной извиниться, а Будыкин ржал, как конь, часа два, но зато после этого даже стал мне наливать!

А пока… Не прошло и полугода с момента моего дембеля, как я снова на целых 90 дней оказался в той же самой армии. Курсы подготовки офицеров запаса проходили в капчагайском «кадрированном» понтонно-мостовом полку. «Кадрирование» означало, что в этом полку числится около полутора десятков офицеров, пара-другая прапоров и около двух десятков солдат, которые были заняты тем, что обслуживали огромный парк стоящей на «НЗ» техники этого полка. Доукомплектование такого полка личным составом запаса могло быть произведено только в случае введения мобилизации и военного положения.

«Нам не страшен серый волк, мы – кастрированный полк!!!»

Мы стали помогать солдатам-срочникам – «рексам», как мы их теперь называли – разбирать и смазывать понтоны. Команда набралась в девять человек, двое из Актюбинска, остальные – алма-атинцы. Я был в этой команде самым младшим по возрасту.

Вечера проводили в Капчагае, а на все выходные ездили в Алма-Ату. Уезжали или в пятницу в восемь-девять вечера, или в субботу в два-три часа дня, а возвращались в понедельник самым первым утренним рейсом на 6.20, чтобы к восьми утра стоять на разводе. Опоздали, помню, только один раз, уже в сентябре, когда мы с заранее взятыми билетами собрались в Алма-Ате на автовокзале, а рейс на 6.20 оказался отменён, и всех запихали в автобус на 7.10. Да и то майоры-подполковники нас тогда простили…

Утром одной из пятниц я как раз поссорился с Серёгой и Каранычем, которые накануне вечером сняли двух девок и пробрались с ними мимо караула на техзону, где у «рексов» был самопальный, но вполне приличный плавательный бассейн, а также валялась куча сидений от автомашин. Но перед тем, как туда пробраться, они нашли меня, и их барышни попросили попозже слетать обратно в город за ещё двумя своими подружками, которых нужно было встретить чуть позже, когда на фарфоровом заводе закончится вторая смена.

Я согласился, а Васьков с Каранычем должны были нас встретить. Я нашёл подруг, привёл их из города на КПП, а эти суки за нами не пришли. Я же сам дороги мимо караульных не знал! Ну что же делать, отвёл девчонок обратно в город, а наутро с этими орлами не стал разговаривать. Всевышний, кстати, потом их за нас наказал – подхватили гонорею, причём оба – и мне пришлось через знакомую подругу на алма-атинской скорой помощи доставать им стеклянно-металлический шприц для уколов, который нужно было кипятить в кастрюльке. Одноразовых шприцов, как сейчас, тогда ещё в аптеках не продавали…

Билет на автобус «мягкой» категории до Капчагая стоил летом 1988 года 1 рубль 55 копеек советскими. Надо ж было такому случиться, что в эту пятницу у меня столько денег не набралось! Но я не стал ни у кого занимать, подумав: «Я что, до Алма-Аты бесплатно не доеду?!!» И, когда вся «партизанская» орда (и из соседних частей тоже) тронулась вечером в сторону автовокзала, я поехал в другую сторону, на станцию.

На путях, мордой в сторону Алма-Аты, стоял огромный товарняк. Я быстренько пробежался вдоль него, но ни одного вагона с тормозной площадкой, или пустого, или рефрижераторной секции в составе не было. Попросился к тепловозникам, но они меня послали. Тогда я вышел обратно на трассу и стал голосовать всем грузовым автомашинам. И вскоре возле меня остановились два «ГАЗ-53», шедшие из Талды-Кургана на базу «Облсельхозтехники» возле «АвтоВАЗа» с попутно вручённым им на КДП грузом арбузов. Я спел «партизанскую» песенку и водилы, похохотав, забрали меня с собой. По дороге мы даже стащили с кузова арбуз и раздербанили прямо на ходу! Мужикам надо было сдать эти фрукты в овощной магазин где-то у аэропорта, поэтому они часов в девять вечера подвезли меня к «АвтоВАЗу» и поехали себе дальше…

А моя «партизанская» команда, как потом оказалось, хватилась меня уже на автовокзале, и Васьков съязвил по поводу отсутствия у меня денег. Лёха Вдовыдченко возмутился: «Что мы ему, денег бы не нашли?» Ему было проще – Лёха был самый крутой и самый старший среди нас, он работал прорабом на АДК, и уже не первый год строил в Капчагае новые микрорайоны – его знала абсолютно каждая собака в этом городке! Мои орлы смогли взять билеты только на 21.20 (я к этому времени уже был в городе), вдобавок их автобус опоздал с отправлением на час. Плюс ко всему, едва выехав из города, он ещё и сломался. И они попали в Алма-Ату в тот вечер только к часу ночи…

31. Светочка

С этой моей «партизанщиной» оказалась связана и такая вот история. Вечером одной из пятниц, когда дежуривший по части зампотех Слоняра не выпустил нас домой до субботы, я заметил, что «рексы» ходят какие-то потерянные. Наконец они не выдержали и подошли к нашему старшому – Лёхе. Вдовыдченко тут же собрал в «курилке» «партизанскую» команду: «Мужики, „дембеля“ получили сейчас телеграмму, что поздно ночью сюда прилетает их то ли знакомая, то ли подруга из Усть-Каменогорска. И просят, чтобы кто-нибудь из нас поехал, встретил её и привёз сюда».

Все наши «деды» были действительно из Восточного Казахстана, и никто из нас такой просьбе не удивился. И моя «партизанская» команда уговорила поехать за этой девчонкой меня. Обрадованные «рексы» снарядили мне в дорогу двадцать тогдашних советских рублей (приличные деньги!) и описали мне, как выглядит эта барышня. От одного этого описания у любого бы потекли слюнки, но я сначала им не поверил, и ещё, помню, сказал тогда: «Вам что, огромного фарфорового завода за забором мало – девок, как на ткацкой фабрике?!!»

Служивые расхохотались и сказали, что номер рейса 19195, это – какой-то специальный вахтовый, из Стрежевого что ли, с посадкой в Усть-Каменогорске, и прилетает примерно в 12 ночи (этих рейсов в «официальном» расписании самолётов не было). Назвали и её фамилию, на тот случай, если вдруг мне в аэропорту придётся заказывать объявление по радио. В половине восьмого вечера я поехал…

У комбината строительных конструкций меня подобрал автобус какого-то мостостроительного отряда, шедший до местного автовокзала. Это был совершенно антикварный «ЛАЗ-695Е», ещё с таким воздухозаборником, который выходил сзади на крышу! Потом мне в тот вечер достался рейс на Алма-Ату на обычном «городском» жёлтеньком «Икарусе-260», шедшем не на Центральный автовокзал, а сразу в аэропорт. До «АвтоВАЗа» добежали, как обычно, за час. В аэропорт-то ехать было ещё рано, но и к себе домой я появляться не стал – долго бы пришлось объяснять своей въедливой мамочке, почему это я прикатываю всего на часок-другой, и тут же уматываю обратно.

Поэтому я пошёл к Ларину. Этот орёл зависал с Лариской Морозовой, кроме них там ошивалось ещё человека три-четыре, вовсю наливали, но я пробыл там недолго – позвонил в справочную, мне сказали, что этот рейс уже летит, и нужно было мчаться в аэропорт.