Все то, чем могли бы стать ты и я, если бы мы не были ты и я - Альберт Эспиноса

Я подошел к нему и повел к машине. Перуанец уже нас ждал.

Мы отправились в Пеньяранду. От этого городка нас отделяло всего сорок километров.

Мы ехали молча. Я не решился спросить его о том, кем приходилась мне в предыдущей жизни девушка из театра. Момент был неподходящий, и мне казалось, что теперь это не имело большого значения.

Я думал об одном очень важном вопросе. Кто был моим отцом? Моя мать не хотела на него отвечать, а я не настаивал. Однако я знал, что у нее есть дневник, куда она все записывает, и был уверен, что этот дневник у нее в чемодане. Возможно, таких вопросов было даже два: кто был моим отцом в первой жизни и кто — во второй?

Я также размышлял о том, что будет, если люди узнают обо всей этой истории? Я был уверен, что многие в ней усомнятся, тогда как другие безоговорочно поверят, что эта жизнь всего одна из нескольких наших жизней.

Что будет с людьми, которым здесь живется несладко? С теми, кто несчастлив или не достиг своей цели, или живет на Голгофе болезней и тоски? Покончат ли они с собой ради лучшей жизни на другой планете?

Я также не знал, готовы ли люди со второй планеты к восприятию этой информации? Я мысленно поблагодарил пришельца за то, что он не рассказал ничего на допросах, и тот день превратился в день цвета фуксии.

Не знаю, что думала девушка из Испанского театра, ее глаза были полузакрыты. Несомненно, она о чем-то размышляла.

В Паньяранде пришелец стал подсказывать перуанцу, по каким переулкам ехать, как будто прожил здесь всю жизнь.

Мы оказались на Новой площади, третьей по счету. Несомненно, его возлюбленная должна была жить и умереть на этой площади. Огромная вывеска при въезде сообщала, что после гражданской войны площадь была восстановлена пленными.

Мы остановились у дома №65. В дверях стояли люди, соседи с печальными лицами. Должно быть, она долго болела.

Пришелец вышел из машины, мы вслед за ним.

Войдя в дом, он направился ко второй двери на антресолях, которая была открыта. Внутри было много народу. Вероятно, известие о смерти пришло совсем недавно.

Пришелец вошел в главную комнату. Там на кровати лежала очень старая женщина. Казалось, она спала. Вокруг нее стояло довольно много людей.

Они с удивлением посмотрели на нас, но промолчали. Ситуация с этой недавней смертью была настолько необычной, что никто не решился что-нибудь сказать.

Пришелец был глубоко потрясен. Даже до меня дошли его эмоции.

— Оставьте меня с ней наедине, пожалуйста, — попросил он.

Люди в комнате этого не ожидали. Раньше они никогда не видели незнакомца и двух сопровождавших его людей.

— Пожалуйста, я ее близкий родственник.

Он указал на большую фотографию, висевшую на почетном месте. На ней был человек без руки, очень похожий на него. Пришелец действительно был как две капли воды похож на человека с фотографии, только значительно моложе. Это поразительное сходство убедило присутствующих, что это кто-то из родственников: племянник, сын, двоюродный брат… Несмотря на явное сходство, никому не приходило в голову, что перед ними человек с фотографии, только моложе.

Мы остались одни. Он сел на кровать. Посмотрел на лицо старушки и заплакал.

Разразился рыданиями, как сказала бы моя мать.

Я не стал его утешать, девушка из театра тоже.

Через десять минут он начал успокаиваться и, наконец, положил ладони на лицо жены. И вдруг над ней появилось нечто вроде голограммы. Четко различимые изображения необычных планет, как будто на межпланетном gps-навигаторе.

Я мог узнать только Землю и Планету красных дождей. Планеты двигались, и на одной из них, Земле, мигал крошечный огонек. Как будто отлетала душа.

Мы, замерев от волнения, наблюдали, как душа переместилась со второй планеты на третью. Я был потрясен, я не подозревал, что существует дар прослеживать путь души или того, что представлял собой мигающий огонек.

— Я ухожу вместе с ней, — сказал пришелец, ласково проведя рукой по лицу старой женщины. — Хотя она не узнает меня, в конце концов я обязательно ее найду. А если нет, то на следующей планете, а если не на ней, то в следующей жизни. — Он поцеловал жену с такой страстью, что казалось, она сейчас оживет. — Пожалуйста, уйдите.

Мне кажется, он сделал правильный выбор, хотя мне трудно было с этим примириться.

— Может быть, задержишься на несколько дней? — спросил я.

— Меня больше ничего не привязывает к Земле, — ответил он. — А рождение в один день с ней, возможно, послужит ключом к нашей встрече.

Пришелец взял карандаш и лист бумаги, лежавшие в ящике комода слева. Похоже, он знал, где они лежат. Потом он что-то написал и передал мне.

— Здесь обозначены ваши отношения на первой планете. Решайте сами, читать вам это или нет, — сказал он, протягивая мне листок. — Даю тебе его с одним условием: если после смерти ты встретишь меня на третьей планете и у тебя сохранится дар, который поможет тебе увидеть мои воспоминания — кем был я и кем была она, — ты непременно мне об этом скажешь.

Я кивнул. Конечно, я сделаю это. В другой жизни, если у меня будет дар, я, безусловно, передам ему эту информацию.

Я обнял пришельца и вновь ощутил его запах. Девушка из театра поцеловала его.

Мы вышли из комнаты. Он лег на кровать рядом со своей женой.

Мне вспомнилось, как я и моя мать лежали на одной кровати в отеле-небоскребе, несмотря на разницу в возрасте. Возможно, мать годами приучала меня к восприятию подобной картины.

Вдруг я заметил, что пришелец перестал дышать, звук его вдохов и выдохов умолк. Возможно, он научился этому в другой жизни, стараясь побыстрее покинуть те планеты.

Вид их, лежавших вместе, был так прекрасен, что казался сном.

19

ВСЕ ТО, ЧЕМ МОГЛИ БЫ СТАТЬ ТЫ И Я, ЕСЛИ БЫ МЫ НЕ БЫЛИ ТЫ И Я

Я был совершенно измотан. Она, казалось, тоже. Увидев неподалеку от дома пансион, мы туда зашли.

Мы понимали, что не должны далеко уходить от пришельца, от того, что было его жизнью.

Нам дали маленькую комнату с двумя старинными, висевшими почти вплотную одна к другой картинами, изображавшими местный пейзаж.

Большая кровать была превосходной, во всяком случае, мне так показалось.

Я посмотрел в окно, оно выходило прямо на площадь. Мне это понравилось. К тому же начинало светать. Эта ночь и впрямь была необыкновенной.

Я не знал, что сказать, с чего начать. Не знал, развернуть ли тот листок бумаги, броситься к девушке и страстно ее поцеловать или же написать ее портрет.

Я остановился на последнем.

— Можно тебя нарисовать?

Она кивнула. Я вытащил холст и краски. И начал совершать удивительный обряд, по которому давно истосковался — смешивать краски. Пачкать ради достижения прекрасной цели.

Сев на стул, она посмотрела на меня.

— Моя мать сказала мне однажды: чтобы написать секс, надо почувствовать, что у тебя никогда его не будет. Можно изображать лишь те вещи, которых не испытываешь. — Я посмотрел на нее. — Я чувствую, у нас с тобой никогда не будет секса. Не знаю почему, но мне так кажется. Возможно, эта записка откроет нам причину.

Девушка по-прежнему смотрела на меня.

— Рассказать тебе что-нибудь? — спросила она.

— Ты умеешь танцевать? — спросил я.

Она кивнула.

— Тогда потанцуй для меня.

Девушка начала танцевать. Меня бросило в дрожь. Ее танец был невероятно красив, полон чувственности и сексуальности.

Продолжая танцевать, она приблизилась к чемодану, легким движением открыла его и принялась вынимать оттуда вещь за вещью.

Я не мог оторваться от холста. Писал, как будто подчиняясь какой-то неведомой силе. Красные, зеленые и желтые краски, смешиваясь с черной, рождали яркие образы, о которых я раньше не мог мечтать.

Девушка достала виниловые диски с джазовой музыкой, которые моя мать всегда возила с собой, потом альбомы с фотографиями прыжков… Моя мать много лет фотографировала прыгающих людей, она считала, что танец и прыжки помогают человеку сбросить маску, предстать в своем истинном виде. Даже не могу себе представить, сколько снимков она сделала. Сколько раз я прыгал для нее!

Ее платья. Маленький несессер, где она хранила часть своих секретов и свое благоухание.

Картины, две моих картины о детстве и смерти. Она держала их свернутыми и перевозила в каждый отель, в каждый город, где она творила. Это меня особенно тронуло.

И дневник. Я знал о его существовании, знал также, что найду там имя своего отца. На одной из страниц.

Этой ночью должны обнаружиться две тайны. Одна хранилась у меня в кармане, на скомканной бумажке из второго ящика комода. Другая — в дневнике, который был в руках у девушки, исполнявшей для меня изумительный танец.

Я продолжал писать. Музыка моей матери заполнила все вокруг. Я слышал ее, хотя пластинка лежала рядом с чемоданом.