Над квадратом раскопа - Андрей Леонидович Никитин

«Рубежи» голоцена отмечали важнейшие периоды, наиболее благоприятные для появления того или иного состава леса.

Такая взаимосвязанность явлений природы, обнаруженная в начале века, позволила сначала германскому палеоботанику Л. фон Посту, а несколько позднее шведским палеоклиматологам А. Блитту и Р. Сернандеру разработать на материалах среднеевропейских и прибалтийских торфяников систему климатической периодизации голоцена, основанную на пыльцевых спектрах и естественной истории Балтики. Система Блитта — Сернандера, как она утвердилась в мировой науке, разделяет весь голоцен от древности до наших дней на шесть климатических периодов: 1. арктический — холодный и влажный; 2. субарктический — холодный и сухой; 3. бореальный — сухой, но более теплый; 4. атлантический — теплый и влажный; 5. суббореальный — теплый и сухой; 6. субатлантический — влажный и более холодный, чем предшествующий. Арктическому периоду соответствует нижний максимум ели, бореальному — максимум сосны и березы, атлантическому — максимум широколиственных пород, а субатлантическому — верхний максимум ели.

Конечно, рубежи эти весьма условны. Они указывают только время максимального распространения каждого явления, в то время как сами периоды занимают порой не одну тысячу лет. И все же появление такой периодизации явилось огромным достижением науки. От нее лежал уже прямой путь к реконструкции растительного и животного мира для каждого интересующего нас отрезка времени и территории; больше того, появлялась возможность реконструкции даже специфических условий того или другого района.

Окрестности Плещеева озера в этом отношении занимали совершенно исключительное место. Здесь, на своеобразном перекрестке эпох, между осязаемыми границами последнего и предшествующего оледенений, сходились интересы представителей самых различных отраслей науки, положивших своими работами начало фундаментальным исследованиям отдельных компонентов биосферы. Немалая заслуга в осуществлении этих работ принадлежит переславским краеведам — М. И. Смирнову, С. С. Геммельману, С. Е. и В. Е. Елховским, С. В. Фарфоровскому, А. Ф. Дюбюку и многим другим. В первые послереволюционные годы они не только спасли от уничтожения многие памятники истории и культуры, заложив основы первоклассного по тем временам местного музея, но и организовали при нем Переславль-Залесское научно-просветительское общество (Пезанпроб).

Небольшие книжечки в серо-голубых, выцветших от времени обложках с надписью «Труды» или «Доклады Пезанпроба» хранят на своих страницах драгоценный материал о прошлом и настоящем Переславль-Залесского уезда — о его геологии, растительности, животном мире, озерах и болотах, рыбах и насекомых, об истории края, его этнографии и промышленности. Переславские краеведы привлекли к организации местного научного центра профессоров Московского университета, а работа с юными натуралистами на озероведческой станции была передана в руки М. М. Пришвина, написавшего на берегах Плещеева озера свои лучшие произведения.

Правда, и начиналось все это не на пустом месте. Еще до революции известный геолог А. А. Борзов и ботаник А. Ф. Флеров своими работами заложили надежный фундамент исследования геоморфологии этого края, истории его болот и водоемов, а М. И. Смирнов печатал в «Трудах Владимирской Ученой архивной комиссии» работы по историческому краеведению Переславщины. Вот почему и разработка системы периодов Блитта — Сернандера для лесной зоны Восточной Европы строилась советскими палеоботаниками и палеоклиматологами в большей своей части на материалах, полученных в результате изучения болот, окружавших Переславль, — Купанского, Мшаровского, Берендеевского, Ивановского, Половецко-Купанского и отложений сапропелей в воронке озера Сомино, куда впадает река Векса и откуда берет начало Нерль Волжская.

Исследования, начатые и в значительной части выполненные в двадцатых и тридцатых годах нашего века М. И. Нейштадтом, позднее неоднократно пополнялись и уточнялись его учениками. В целом же история растительности средней полосы лесной зоны Восточной Европы представала в следующем виде.

В начале голоцена, когда шапки последнего оледенения еще лежали на скалах Скандинавии и каменных тундрах Хибин, вокруг переславских озер темнели неприветливые еловые леса северного типа, перемежавшиеся открытыми пространствами, где среди тундрового разнотравья выделялась горькая серебристая полынь, «царица» степей и пустырей. На пыльцевых диаграммах и в схеме Блитта — Сернандера такому пейзажу соответствует «нижний максимум ели».

Но всему приходит конец. Общее потепление Арктики, по-видимому связанное с потоком Гольфстрима, окончательно растопило ледники. Растаяли и линзы «мертвого» льда в котловинах между холмами, закрытые от прямых солнечных лучей слоями песчано-глинистых наносов. Все чаще над Европой проносились теплые сухие ветры, и в следующем, бореальном — сухом и более теплом — периоде, 9800–7700 лет назад, преобладающее положение среди растительности заняли береза и сосна, в то время как еловые леса шагнули дальше на север. Бывшие луга и степи, похоже, начали зарастать смешанными лесами, и в конце этого периода, когда повышение общегодовых температур стало ощутимым, среди сосново-березового леса все чаще стали появляться дубы, липы, вязы и орешник — широколиственные породы, наступающие с юга на холодолюбивую растительность.

Бореальный период, как считает большинство палеогеографов, послужил своеобразной подготовкой к наиболее важному для истории голоцена атлантическому периоду, продолжавшемуся от 7700 до 4700 лет назад. Это наиболее теплое и влажное время с мягкими зимами, обильными и теплыми летними дождями. Многоярусные широколиственные леса покрывали Европу от Средиземноморья до Скандинавии, сочная густая растительность степей накапливала гумус для черноземов. Атлантический период, по единодушному признанию ученых разных специальностей, был поворотным моментом в развитии биосферы голоцена и окончательной ликвидации последствий оледенения. Больше того, именно его высокие среднегодовые температуры как бы подстегнули развитие водорослей и водных растений, превративших ряд водоемов в торфяники.

Следующий период, суббореальный, теплый и сухой, длившийся со второй половины третьего до середины первого тысячелетия до нашей эры, сухостью своей как бы подчеркнул наметившийся сдвиг к северу климатических зон и вызвал на большей части болот образование так называемого «пограничного горизонта».

Четкий черный слой сильно разложившегося торфа, заключающий в себе остатки пней, расположенных иногда в два и три яруса, свидетельствует о достаточно продолжительном периоде в жизни торфяников, когда болота настолько пересыхали, что на их поверхности, вместо угнетенного редколесья из чахлых березок и тонких сосенок, образовался первосортный строевой лес, насчитывающий по годовым кольцам иногда более сотни лет.

Существование «пограничного горизонта» было отмечено давно. Довольно точную его картину, включавшую и археологические находки, дал еще в XVIII веке великий естествоиспытатель Ж. Л. Л. Бюффон, который писал в своей «Всеобщей и частной естественной истории»: «В земле находится превеликое множество больших и малых дерев разного рода, а именно сосна, дуб, береза, бук, тис, боярышник, ива, ясень и прочее. В Линкольских болотах вдоль реки Узы и в Йоркской области в округе Гатфиельсхаской дерева сии стоят прямо, подобно как в лесу. Дубы весьма крепки, их употребляют на строение, в котором они весьма прочны; ясень же и ива мягки и гнилы; находят также дерева, кои тесаны, другие пилены, иные проверчены, притом