Актуальные проблемы языкознания ГДР: Язык – Идеология – Общество - Николай Сергеевич Чемоданов

Вернер Нойман.

К вопросу о характеристике языкового знака, социальной детерминированности и языковой обусловленности

(Предварительный набросок)

[160]

[161]

1.1.

При любом употреблении языковых знаков в процессе коммуникации, в устной речи или в письменно зафиксированном тексте, отчетливо видно противоречие, которое, как мы хотим здесь показать, является постоянно действующим, неизбежным, существенным для функционирования и развития языка диалектическим противоречием. Оно основывается на следующем.

Порожденный человеком физический феномен функционирует как «носитель» мыслительных содержаний. Когда люди говорят или пишут, они намеренно и по определенным правилам производят колебания воздуха или изменяют условия отражения света на некоторой поверхности, каковые лингвист может с помощью своих знаний и методов определить как репрезентацию последовательностей фонем или графем, а владеющий языком «понимает» спонтанно; но чисто эмпирически эти колебания воздуха и изменения в отражении света кажутся вначале не чем иным, как комплексами акустических или оптических раздражений у слушателя или читателя, а также осязательных раздражений у говорящего или пишущего. Тем не менее посредством этих раздражений происходит передача мыслительных содержаний от человека к человеку. В принципе можно говорить о нейрофизиологическом субстрате этих раздражений, которые, однако, по своему содержанию не могут считаться физическими феноменами. Это психические явления, идеальные образы предметов, свойств, отношений и обстоятельств действительности.

Через посредство акустических или оптических раздражений слушатель или читатель получает в виде сообщений мысли или отраженные чувства говорящего или пишущего, которые начинают воздействовать на его собственные мысли и чувства, а через них часто и на его действия. На основании такого воздействия знака говорят о том, что знаку свойственна связь и даже единство между означающим и означаемым. Знак не может представлять собой лишь один физический феномен. Без привязки к мыслительному содержанию знак не обладал бы релевантностью для мышления и поведения слушателя или читателя. Мы не понимаем высказывания на иностранных языках, если наряду с их звуковым или письменным образом не можем воспринять и ту область явлений действительности и мышления, к которым относятся элементы высказываний (это понимание может основываться либо на знании мыслительного коррелята, либо на возможности однозначного определения данной области). Мы часто даже не воспринимаем отчетливо звуковую или письменную форму, потому что нам неизвестен принцип ее построения, ее фонемная или графемная, морфемная и синтаксическая структура, которая обусловлена связями чувственно воспринимаемых явлений с мыслительными коррелятами и которая остается для нас потоком трудно воспроизводимых звуков или их комплексов или последовательностью непривычных и трудно воспроизводимых букв. Часто слушатель или читатель рад уже тому, что на основе своего прежнего опыта общения с носителями другого языка или знакомства с их формой высказываний он узнает в подобной звуковой или графической последовательности репрезентацию определенного иностранного языка. Для обозначения сторон заключенного в знаке отношения употребляют разные термины. Но в любом многообразии терминов подчеркивается то обстоятельство, что в каждом эксплицитном знаке имеются две стороны, объединенные в единое целое, а именно в знак[162]. Тем самым под знаком имплицитно или эксплицитно понимают единство противоположностей между физическим, явно материальным, характерным для процесса коммуникации и идеальным компонентом. По отношению к способу его выражения знак физически осязаем, по отношению же к тому, что им выражается, – идеален.

1.2.

Однако уже в процессе коммуникации это соотношение еще более усложняется, если рассматривать его детально. Ведь в действительности слушатель или читатель – в дальнейшем реципиент (Empfänger) – получает в виде сообщения от говорящего или пишущего – в дальнейшем коммуникатора (Sender) – не что иное, как физический феномен, комплекс раздражений – в дальнейшем сигнал. Содержание сознания поступает к реципиенту не прямо, а вызывается у него посредством воспринимаемого сигнала[163]. Это происходит и может происходить лишь потому, что в его сознании – тем же или похожим образом, что и в сознании коммуникатора, – в процессе усвоения языка установилась связь между представляющимися релевантными, повторяющимися признаками фонемной или графемной структуры и определенными элементами мышления, принадлежащими к обобщенным образам упомянутых выше предметов, свойств, отношений и обстоятельств действительности, а также их идеальным отражением. Мы еще убедимся в том, что подобные связи служат основой для существования и функционирования «языка» и что – с точки зрения именно функции языка – знак обнаруживает и другие противоположные свойства.

Строго говоря, в наших рассуждениях содержится также констатация, что при актуализации процесса коммуникации, во время передачи знака, его физическая сторона, сигнал, связана с двумя (или несколькими) содержаниями сознания – коммуникатора и реципиента (-тов), – которые не обязательно должны полностью совпадать. Иногда здесь могут обнаруживаться значительные расхождения в отношении как внешних, так и внутренних характеристик содержания сознания. Это чересчур легко забывает специалист, стоящий на позициях теории информации, идеализируя «общий запас знаков».

В зависимости от обстоятельств и от отношения партнеров по коммуникации к существующим общественным условиям и мнениям доминируют каждый раз разные объединенные в сознании признаки реальных предметов. Каждый человек выступает как производитель и как потребитель знакового отношения (выразителем которого является сигнал) и как представитель по крайней мере одной социально-исторически детерминированной группы. Решающее влияние на отношения между социальными группами, которые могут принимать самые разные конкретные формы, оказывают в конечном счете классовые отношения. Звуковой комплекс крестьянин обозначает в одном случае (первоначально) класс частных владельцев сравнительно небольших земельных участков, которые каждый обрабатывает самостоятельно, или с помощью своей семьи, или нескольких батраков для собственной выгоды. В другом случае это слово обозначает класс членов сельскохозяйственного производственного кооператива, которые сообща трудятся в специализированных бригадах по методам, схожим с промышленными. Это слово, следовательно, вызывает у партнеров по коммуникации различные, далеко не идентичные классовые представления, которые объединяет лишь то общее, что они относятся к людям, занятым в сельском хозяйстве. Но даже если оба партнера по коммуникации будут иметь в виду только кооперированного крестьянина и говорить исключительно об объективных вещах, как, например: «Крестьяне сельскохозяйственных кооперативов начинают сообща готовиться к весенним работам», то слово «крестьянин» будет иметь для гражданина социалистического государства иное значение, чем для сторонника капитализма. Для одного кооперативный способ труда означает условие освобождения трудового крестьянства в союзе с рабочим классом от материальной и духовной отсталости. Для другого такой способ труда знаменует собой ликвидацию мнимой независимости и частной собственности, то есть основного признака, на который опирается его исходное классовое сознание[164].

1.3.

Таким образом, наряду с фактором объединения знак содержит также и фактор разделения:

1) Знак находится между коммуникатором и реципиентом, которые каждый раз формируют значимость