Механическое солнце - Павел Александрович Шушканов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лиман глубоко вздохнул, поднялся и приоткрыл дверь.
– Вам пора. Если мы продолжим беседу, то я, не думая прострелю вам голову.
– Вы этого не сделаете. Хотя бы потому, что легарий изъял у вас оружие. Ваш хозяин при вас, не забывайте этого, Лекс. Но это для вас он хозяин, а для нас – уважаемый гость.
Ли улыбнулся и не прощаясь скрылся за дверью. Беккер последовал за ним.
– А вами, Беккер, я горжусь, – сказал ему вслед Лиман. – Может быть даже вам достанется освободившееся имя. Хета Беккер – звучит же! Что скажете, Ли? Можно ли пожалеть лучшего подарка от единственного друга?
Ответа не последовало.
Оставшись один, Лиман долго смотрел в окно на мокрую кирпичную стену, по которой полз темный плющ. Разговор с Ли мог бы выбить его из колеи, но все вышло иначе. Теперь город Жерло казался не таким уж чужим. Члены ученого Конвента оказались немногим порядочнее легария и некоторых комиссаров Охранной службы столицы. А, значит, правила вполне понятны.
Лиман спрятал свой блокнот, надел китель и вышел в ночной город.
Город светился, манил запахами и звуками. С террасы были видны темные кварталы «небожителей», которым Лиман пожелал наглотаться библиотечной пыли. Сгоряча, конечно. О многих ученых города, с которыми доводилось встречаться в столице или читать о них, Лиман был неплохого мнения. В конце концов благодаря им Европа выплыла из темных веков в цивилизованные столетия, об этом стоило помнить, желая Ли и Беккеру навернуться с одной из своих многочисленных лестниц.
Уровнем ниже шумели улицы Центрального вокзала. Лиман отправился туда в приподнятом настроении. Вокруг мелькали вывески, яркие витрины, играла музыка из открытых кафе. Лиман заглянул в одно из них, попросил местное блюдо из жирной рыбы с овощами, большой стакан виски и сигарету.
Официант нагнулся и шепнул.
– Тут это не совсем законно, но кое-что найдется. И обойдется недешево.
Форма констебля его не смущала.
– Принесите. А еще, разрешите от вас позвонить?
Он набрал номер больницы. Усталый голос врача пожелал доброго вечера.
– Это констебль Лиман.
– Да, я узнал вас. Борис Дюк еще не пришел в себя, но его жизнь уже вне опасности. Делаем что можем.
– Он очнется?
– Позвоните завтра в обед.
– Еще, господин доктор…
– Просто доктор.
– Можно попросить вас никого не пускать в палату. По крайней мере до того, как я побеседую с ним. Если требуется, я запрошу предписание от легария.
Врач вздохнул на том конце линии.
– У нас закрытый госпиталь, констебль. Не беспокойтесь.
Лиман поблагодарил за телефон и вернулся к столику, где еще потрескивал от жара и распространял вполне сносный запах его ужин. Рядом стоял запотевший стакан. Завернутая в салфетку сигарета лежала тут же. Лиман отметил про себя, что жизнь понемногу возвращается в обычное русло, даже в конце довольно паршивого дня. На заднем дворе было тихо. То, что нужно после обеда – тишина, покой и контрабандная сигарета. Откуда-то сверху капала вода, но Лиман не был уверен, что это дождь. Возможно, просто текли трубы или накопленная за день в знойном воздухе влага оседала на холодных стенах. Вышел официант с коробкой мусора, понимающе кивнул и улыбнулся.
День подходил к концу. Лиман нашел маленький балкон, под которым виднелся перекресток. Там сновал народ, служители Солнечной церкви раздавали листовки, приезжие тащили чемоданы к ближайшему отелю, парочки неспешно прогуливались вдоль края террасы. Там на углу стояла и смотрела на него Ира Ош.
Лиман слишком хорошо помнил это мертвое лицо – лицо молодой девушки, безучастно смотревшей серыми глазами в окно дирижабля «Сома». Она была мертва несколько дней назад, ее тело лежало у медиков в столичном морге. Она же стояла и смотрела на Лимана, слегка наклонив голову.
Лиман смотрел на нее, нервно пуская в небо сизый дым, пока тлеющий пепел не коснулся пальцев. Ира никуда не собиралась уходить. Конечно, она видела его и то, что он смотрит прямо на нее. Но между ними целый лабиринт лестниц. Она скроется в ближайшем туннеле прежде, чем он спустится вниз к перекрестку. И все же…
Лиман перебрался через низкие перила балкона. Под ногами глухо отозвался железный пол пролета. Нога кольнула резкой болью. Идиотская трость, конечно, осталась возле столика!
Ира все еще стояла на месте.
– С дороги! – Лиман, держась за перила, заспешил вниз по низким ступеням, шипя от боли и расталкивая случайных прохожих. Кто-то попытался ухватить его за плечо, но Лиман ловко вывернулся и спрыгнул на тротуар, перелетев через перила. Он спешил через перекресток, но с каждым шагом сбавлял скорость. Ира никуда не уходила. Она не попыталась вырваться и скрыться. Но вот мимо прокатил экипаж, взбираясь по серпантину улицы и обдав его облаком пара. Лиман налетел на кого-то в теплом тумане, едва не сбив с ног.
– Ира?
Перекресток был пуст. Прохожие опасливо озирались на него, обходили стороной. Там, где стояла девушка или ее призрак, все еще были видны отпечатки подошв, но они никуда не вели. Словно она растаяла в воздухе, стала частью того облака пара, что стелился теперь по мостовой и скрывался в ливневых решетках.
– Черт вас возьми всех!
Лиман покопался в своей голове, оживляя воспоминание. Нет, мертвой она точно не была, и привидением тем более. Хрупкая, красивая в тонком платье с длинными волосами, наспех собранными в неровный хвост, реальная и живая, как и те девушки, что проходили мимо, не обращая на них никакого внимания. Огромные серые красивые глаза. Лиман смотрел в них пару минут назад и не мог поверить в реальность того, что происходит. Теперь он не верил в то, что ему показалось все это. Хотя очень глупо искать призрак мертвой девушки в незнакомом городе, тело которой лежит на столе под светом холодных ламп в тысяче кватрумов отсюда.
До отеля он добирался узкими улочками и переходами, постоянно озираясь по сторонам. Портье за стойкой, к счастью, не было. Он быстро пробежал наверх в номер, где Лиман быстро зашторил окно и запер дверь. Он прошелся по комнате, прислушался к шороху за дверью. Кто-то, вероятно портье, неспешно прошел по коридору и спустился вниз. За стенкой зашумела вода.
Лиман присел в кресло, почти сразу вскочил и прошелся по комнате, потер руками лицо. Безумный день не менее безумно