Механическое солнце - Павел Александрович Шушканов

Рой сделал глоток и поставил стакан на свой пухлый блокнот.

– Я вам верю, Лиман.

– Спасибо, – Лиман усмехнулся. – Вот я сам себе верю с трудом. Да и кто бы на моем месте поверил?

Рой пожал плечами.

– Интереснее всего не кто это был, а зачем он пытался это сделать. Зачем убивать иностранного констебля в недрах библиотеки города ученых, толком не зная даже цели визита. Догадываюсь, что это как-то связано с происшествием на «Соме». Я скорее поверю в обосновавшегося среди туннелей и улочек Жерло монстра, чем в случайное совпадение.

Некоторое время они сидели молча, прихлебывали виски из широких стаканов. За бортом колыхались тяжелые волны. Лиман ловил себя на мысли, что годы его работы в столице прошли словно в коконе – безопасном, но тесном. Мелкие дела, мелкие жулики, небольшие доходы и кофе по утрам – все что нужно для спокойной жизни констебля. И вдруг… ученые-конспирологи со своими убивающими книгами, дирижабль, полный трупов, оживающие мертвецы и, наконец, пуля в самом тихом месте Европы – в библиотеке.

– Мы обнюхаем каждый гвоздь в особняке Дюка, пока нас не хватятся. Пока не найдем что-нибудь, за что можно зацепиться. А когда нас найдут – начнем все сначала.

Рой усмехнулся и согласно кивнул.

– Они говорили с вами, верно? Просили скомпрометировать мою работу. Магистр Ли точно должен был найти вас и перекинуться парой слов. Иногда мне кажется, что во всем Жерло, если не на всей Европе, доверять можно только Беккеру. Ну, теперь еще и вам, Лекс.

Лиман промолчал.

– Конвент ненавидит меня за то, что я не укладываюсь в их видение целей Жерло и его сообщества, – продолжил Рой. Он еще не казался пьяным, но на щеках уже проступили багряные пятна. – Я бы отказался от гражданства сам, бросив им в лицо клочок бумаги с моим именем, но без него мне будет закрыт доступ в архивы и Ойкуменическую библиотеку, к которой доступ обычным жителям города закрыт. Но прикоснувшись однажды к тем книгам и артефактам, которые прошли сотни лет и рук, пережили темные времена и катаклизмы, уже не можешь представить себе жизни среди второсортных трижды перепечатанных книг вроде «Руководства по нелинейной арифметике» самого Ли или его же «Комментариев к атласам Лагранжа».

Лиман извлек сигарету, одну и тех, которые заботливо передала Арина вместе с незаконным за пределами Архипелага пистолетом. Можно было выбрать время и получше, а не краткий эпизод между ноющим плечом и неизвестностью конечной точки пути. Но в конце концов, чем она хуже вечеров в одиночестве в темном офисе, после того как услышишь хлопок закрывающейся за Ариной двери. Рой не прекращал говорить, но вовсе не мешал предаваться ядовитому пороку, который, как поговаривают, вряд ли приносил много пользы и без того расшатанному здоровью.

– У меня тоже есть научные труды, Лекс. И это хорошие работы – свое ученое имя и гражданство с получил не просто так, чтобы там не рассказал вам по этому поводу Ли. Просто многое изменилось в ту ночь на маяке… Я вам не рассказывал, как однажды едва не стал хранителем маяка? И почему занялся всем этим – мертвыми книгами и ожившими мертвецами, а не стал пилотом воздушной крепости, как собирался?

Лиман покачал головой. В каюте висела атмосфера безвременья, за толстыми стенками которой остались тревоги ушедших дней и грядущих тоже.

– Расскажи.

– Память – штука ненадежная. И сейчас я уже не уверен, что все было именно так. Десять лет назад…

***

В мой первый день на маяке море было неспокойным. Над горизонтом полыхали в низких тучах молнии, а от раскатов грома звенели стекла в старых оконных рамах. Где-то наверху ветер стучал распахнутой ставней, врывался в окно и гудел в лестничном колодце.

Остров Западный Иль был самым маленьким на оконечности архипелага и, если бы не маяк, вовсе считался бы безлюдной ничем не примечательной скалой. В дни большого прилива, во время шторма или прохождения Волны, он и вовсе скрывался под водой почти на треть. Только сетчатые, устремленные в низкое небо антенны, стыковочная мачта и каменное здание маяка, венчавшие вершину утеса, возвышались над волнами темного колышущегося океана.

Я поежился. Маленькая печка в углу комнаты с углями за чугунной решеткой грела слабо. Казалось, что все тепло от нее вбирает раскинутый на стуле насквозь промокший плащ. Но комната была совсем небольшой, и просачивающемуся под окно промозглому ветру негде тут было разгуляться. Большую часть комнаты занимал стол у окна, заваленный старыми книгами по навигации, исписанными мелкими цифрами бумагами и пустыми банками от консервированных овощей. В центре возвышалась медная астролябия, поблескивающая в свете единственной свечи. Горячий воск капал на подоконник, стекал на пыльный деревянный пол. В маленькой нише притаилась низкая кровать, а рядом стоял, собирая под собой лужу, мой нераспакованный чемодан.

Где-то в низких тучах скрывались сигнальные огни дирижабля, доставившего меня сюда чуть меньше часа назад и теперь спешно уходящего подальше от грозового фронта.

– Обосновались уже? – хранитель маяка стоял в дверном проеме, и с его куртки стекала вода. Он подошел к печке и бросил пару поленьев, помешав угли кочергой. Сухое дерево вспыхнуло и затрещало. Янтарный свет заиграл в толстых стеклах его очков. Хранитель присел на низкий табурет, смахнул капли дождя с лица, с рыжей седеющей бороды.

– Завтра, – уклончиво сказал я.

– Устали с дороги? Сколько летели сюда?

– Двенадцать часов.

Хранитель угрюмо кивнул. Он смотрел себе под ноги. Между разошедшимися сухими досками виднелся свет с нижней лестницы. Там потрескивали тусклые электрические лампы. Единственный генератор питал их и еще огромные покачивающиеся под порывами ветра антенны.

– Как там город?

– Было солнечно, когда улетал.

– А тут почти всегда дождь. А когда проходит Волна, еще и грозы.

Он достал трубку, посмотрел на меня, и снова спрятал ее в карман.

– Идем. Дам сухой плащ и сапоги. Эти ближайшие три дня не высохнут, – он поднялся и протянул мне сухую руку без мизинца. – Гор. Меня так зовут. Впрочем, можешь не запоминать. Завтра сдам дела, и мое имя только в отчетах останется.

Прозвучало невесело.

– А давно вы тут?

– Десять лет.

В маяке не так много помещений – радиорубка, жилая комната, где теперь обосновался я, и кладовая внизу. Все остальное место занимал лестничный колодец с высокими ступенями и протянутые вдоль стен толстые кабели.

В рубке горел электрический свет. Большая оранжевая лампа под медной сеткой освещала щиток с рубильниками, радиопередатчик