Любить не просто - Раиса Петровна Иванченко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А нам, значит, нечего делать? — Неожиданно напористо Маруся ступила шаг к Неле. — Уж будьте с нами до конца откровенны, Неля Николаевна. Чтобы мы знали, темные люди, что к чему. Потому что вот так ненароком еще и наскучим вам своей назойливостью!.. — Губы у Маруси дрожали. Она задыхалась.
— Я думаю… вы правильно ставите вопрос, Маруся. У Александра теперь иная жизнь, он на высокой должности, у нас бывают разные люди, и он не может распоряжаться своим временем по собственному усмотрению.
— Пойдем! — схватил Марусю за руку Толик. — Нам тут не о чем разговаривать.
— Может, заберете свои продукты? Сейчас так трудно что-либо достать, а у нас есть все необходимое… — кинулась Неля вдогонку.
Двери так хлопнули, что за обоями посыпалась штукатурка. Неля стала перед Александром и со смехом в золотисто-медовых с сумасшедшинкой глазах сказала:
— Ну что они ерепенятся? Неужели и правда не понимают, что ты теперь им не ровня?
Белогривенко нервно расстегнул ворот новой рубашки, надетой ради гостей. Его плечи поникли, будто их придавила какая-то тяжесть… Взял со стола газету, развернул перед глазами, отгораживаясь от Нели, от ее красоты, от ее мира, который отталкивал равнодушием и пренебрежительностью к людям. А он… разве в нем самом нет этого? Теперь, наверное, нет. А когда-то… Но то уже не вернется…
Ему стало в эту минуту обидно, что Неля не ревновала его к Тане, о которой он когда-то ей рассказал. Ему так захотелось услышать от жены какие-нибудь язвительные нарекания, несправедливые упреки за ту любовь к девушке, именем которой теперь гордились его земляки. Маруся рассказывала: сколько раненых и больных выходила Таня! Но Неля была выше этих разговоров. Она слишком гордо возвышалась на своем пьедестале, чтобы признать чье-либо превосходство.
Белогривенко иногда даже завидовал ее умению абстрагироваться от всех. А порой проклинал эту ее горделивость, так как чувствовал себя обокраденным и одиноким. Может, он был бы совсем иным, если бы рядом с ним стояла не Неля, а какая-нибудь другая женщина. Ну, хотя бы Таня. Может, он не раздваивался бы так и не растерял бы себя.
Вот так и жили в нем два его собственных мира.
Прошлое было уже давно утерянным, но отречься от него он не мог. Оно жило в нем как воспоминание о стремлении к чему-то большому и неосуществимому, пробуждало какие-то желания, вдохновляло на поиск чего-то возвышенного, настоящего. Белогривенко метался, нервничал, неожиданно для себя взрывался злостью. А затем погружался в работу. Бумаги, звонки, командировки… Убегал из дому от Нели, от дочери, от себя… Верующие думают, что ад только на том свете. Нет, он бывает и на нашей грешной земле, и человек сам его создает для себя.
Белогривенко был человеком заметным. После войны попал в Министерство здравоохранения — и тут осел надолго и основательно. Сначала помог ему тесть — Николай Степанович Гринь, тогда ответственный работник министерства. Но Александр Трофимович вскоре проявил глубокое понимание дела и взялся штурмовать его по-настоящему. Война не оставила элементарных условий для работы медицинских учреждений в республике. Нужны были училища, институты, курсы; нужны были кадры, помещения… Он овладел сложной наукой управлять, умел прорваться сквозь дебри административных постановлений, финансовых трудностей, споров, выбиваний… Это был тот его настоящий мир, в котором он спасался от семейных неурядиц и от тоски по неосуществимому.
Работа отгородила его от жены и уравновешивала его жизнь. Тем паче что Неля нашла себе предмет для удовлетворения своего властолюбия и чувства собственничества — их дочь Аллочку. Когда девочке исполнилось пять лет, Неля забрала ее от своих родителей-пенсионеров и принялась ревностно ее воспитывать.
Одновременно она стремилась потихоньку воспитывать и своего Белогривенко.
Отец Аллочки должен быть лучше всех. Он должен входить в ученые советы медицинских учреждений, консультативные и редакционные коллегии. Он должен часто выступать с различными докладами, чтобы быть на примете у начальства. Его имя не должно было сходить со страниц ведомственных газет и журнальных рубрик «В мире интересного». Своим сугубо рациональным умом Неля сознавала, что наступит время, когда количество перейдет в качество, когда имя неутомимого Александра Белогривенко, уже как дань традиции, засияет в золотом нимбе славы.
Поначалу Александра Трофимовича тешило это Нелино честолюбие, он лишь посмеивался над подобными ее советами, но понемногу и прислушивался к ним. Со временем ужаснулся. Куда его толкает эта гонка за дешевой славой? Разве он ради нее работает, не жалея сил? Разве его уважают не за труд? А стать посмешищем он не хочет. Он не из тех.
Решительно стал обрывать разговоры с женой о его продвижении по службе. Тебе хочется быть членом ученого совета? Пожалуйста, пиши диссертацию, становись доктором, профессором! А ему нужно быть честным перед собой. К науке у него нет влечения. Он практик. И это ему нравится! Он любит работать с людьми — и люди его уважают!..
Еще одна нить их взаимопонимания обрывалась…
Годы уплывали незаметно. И удивительная человеческая способность ко всему привыкать, ко всему приспосабливаться, со всем сживаться постепенно обломала крылья юношеских мечтаний и надежд. Он примирился с отчужденностью жены. С тем, что ему в жизни остались одни обязанности. Даже не отдыхает — отпуска раздражали его своей бездеятельностью. И чувствовал себя от этого выше других и гордился этим перед собой. Он видел спокойные сны…
Андрейка лежал в бурьяне и горько плакал. Над Глубокими Криницами сияло солнце. Возле Зеленого озера галдели мальчишки, бежавшие к Горобцовскому броду пугать девочек раками. А он плакал. Вытирал кулаками слезы, размазывал по щекам грязные потеки. Ему так хотелось сейчас тоже быть с ними! Бежать сломя голову через луг, падать в мягкую душистую траву… Помериться силами со сверстниками…
Но лишь только он подойдет к гурьбе детворы — в лицо летят обидные слова: «Полицайчук! Полицайчук!» — и все сразу бросаются врассыпную. Разве его мать не работает каждый
