Провокатор - Д. Н. Замполит
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Собко выдал мне дубликаты чертежей для Цюриха, хоть мы и отправили их туда почтой сразу же по завершении работы над путеукладчиком и автосцепкой, а я обнадежил его напоследок возможными доходами с патентов. Надавал ценных указаний Губанову и Савинкову и получил, в свою очередь, от него и Коли несколько адресов и процедур связи с эмигрантами в Швейцарии.
Белорусского вокзала на Тверской заставе не было. Площадь была, но вот ни охватывающего ее с двух сторон здания, ни часов над порталами входов, ни даже «Белорусского» как названия не было – на привычном месте стоял павильон в стиле «а ля рюсс» с теремками и башенками, и все это именовалось вокзалом Брестским.
Прямо у извозчика мои чемоданы перехватил и перекинул через плечо носильщик, тележки здесь были еще не в ходу, и мы двинулись сквозь перронный контроль к роскошному синему вагону с золотым гербом CIWL – международного общества спальных вагонов, нынешнего СВ. Носильщик устроил мои чемоданы в багажный вагон, получил мзду и чаевые и откланялся довольный, величая меня «вась-сиясь». Вот так вот, лишний гривенник – и уже в графьях.
Незадолго до отправления появился Борис, мы прошлись вдоль перрона, обговорили последние детали, и уже перед самой посадкой в вагон, после второго звонка, он сунул мне в руку сложенный листок, записку от Наташи Белевской.
Тренькнул колокол, свистнул и окутался дымом паровоз, лязгнули буфера, мы пожали на прощание руки, я поднялся по ступенькам и прошел по коридору в купе. На роскошном бархатном диване уже сидел попутчик, человек лет тридцати в летнем светлом костюме, вставший при моем появлении.
– Позвольте представиться, Григорий Иванович Щукин, купец первой гильдии. А вы, надо полагать, инженер Скамов?
– Да, но как… – если бы Щукин ответил: «Элементарно, Ватсон!», я бы не удивился.
– Ваша куртка и портфель.
А, понятно, френч начал победное шествие в мире моды, хоть так в историю пролезу.
Купе и весь вагон блестели надраенной медью поверх лакированного красного дерева и плюшевой обивки, верхний диван был сложен, что оставляло много места для маневров между дверью шкафа, дверью в купе и дверью в туалет, который мы делили с соседями – не забывать бы запираться с двух сторон во избежание конфузов.
Мы закинули вещи на полки и одновременно спросили друг у друга разрешения снять пиджаки – по летнему времени в вагоне было жарковато. Щукин остался в чесучовом жилете, я же ограничился тем, что расстегнул френч. Довольно скоро завязался и разговор, Григорий Иванович оказался типичным представителем нового поколения московского купечества, никаких там поддевок, сапог «бутылками» и бородищ.
На оборот, отличный костюм, галстуки-запонки, модные штиблеты, но самое главное – хорошее образование, Императорское техническое училище (я чуть было не назвал его бауманцем, но вовремя спохватился), потом еще два года в университете в Берлине. Ехал он по делам товарищества своего родственника, главы клана, для переговоров со знаменитой фирмой Сименс-Гальске. Как оказалось, мы даже были знакомы через «одно рукопожатие» посредством лаборатории Лебедева в ИТУ.
Как только сосед отправился «разузнать насчет буфета», я вынул Наташину записку.
«Дорогой Михаил Дмитриевич!
Не представляете, как я огорчена, что наше общение было столь резко прервано и что причиной этому был мой поступок. Я потеряна и не могу принять эту внезапную перемену в моих родителях, но вынуждена подчиниться и уехать даже без того, чтобы объясниться лично.
Надеюсь, что у нас еще будет такая возможность и я останусь достойной вашего уважения и дружбы.
Не хочу говорить прощайте, а потому – до свидания,
ваша Н. Белевская».
Я невольно поморщился. Да уж… Надо будет непременно написать ответ через Бориса, бедная девочка укоряет себя, хотя виноват в этой ситуации в первую очередь барон. Да и я тоже хорош – на фига было вестись на такую явную подставу?
Я мрачно сложил записку в карман френча, застегнулся и отправился догонять Щукина и догоняться коньяком в буфете в надежде залить испортившееся настроение.
Вагонные разговоры через общих знакомых и развитие техники свернули на развитие России – мне было любопытно послушать «а что скажет купечество?». Причем купечество не простое, а то, на чьи деньги состоится Декабрьское восстание в Москве, настоящее такое, из старообрядческой династии.
И купечество сказало: Щукина крайне волновал введенный недавно золотой рубль, поскольку он отлично понимал, что это означает открытие ворот для иностранного бизнеса и необходимость для доморощенных монополистов конкурировать с ним, не прячась более за протекционистскую политику правительства. Гриша (мы практически мгновенно перешли «на ты» и на Гришу с Мишей, что и закрепили на первой же станции в ресторане) всячески пенял Витте за «ущемление отечественной промышленности», за допуск иностранцев в Россию, за то, что они ставят заводы, где все мало-мальские должности занимают немцы, французы да бельгийцы с англичанами и тем самым «подавляют русского человека». Все это сильно напоминало боярскую оппозицию Петру – никак неможно отдавать православных под начало иноземов!
– Что-то ты, Гриша, недоговариваешь. Дело ведь не в том, что иностранные инженеры да техники командуют русскими рабочими, а в том, что европейцы лучше ведут дело и дают цену ниже, – добродушно заметил я в ответ Щукину.
– Конечно, дают!.. – бурно возмутился купец. – Но за счет чего? Поинтересуйся, каковы там условия труда, как выполняются государственные установления!
– Да неужто хуже, чем у Бахрушиных, где дети мрут прямо на работе? Или вот помнишь недавнюю статью Гиляровского и Панкратова «Нечего терять», там ведь про фабрику, где хозяевами вполне русские, – ответил я.
Гриша аж покраснел.
– А как прикажешь с ними конкурировать? Он берут кредиты под пять процентов годовых, а мы – под пятнадцать, приходится снижать издержки! Нет, кое-кто в Петербурге, – тут Гриша многозначительно потыкал пальцем вверх, – тоже может припасть к французским кредитам, но мы-то, истинно русские промышленники, в столь горние сферы никак не вхожи, рылом, так сказать, не вышли.
– Ну, то есть вас больше всего обижает, что не допускают к источнику дешевых кредитов, а вовсе не наличие иностранцев среди собственников новых заводов?
– Да, и это тоже. Но иностранное владение также выводит прибыль за рубежи России, а не вкладывает ее здесь.
– Ой, а то наше купечество не ездит в Париж развеяться и прогулять миллион-другой! – Мы оба заулыбались. – Причем этой благословенной традиции уже лет сто, если не больше, у каждого солидного семейства есть домик-другой на Лазурном берегу, нет?
– В любом случае мы оказываемся в проигрыше – у французов
