Охота на нового Ореста. Неизданные материалы о жизни и творчестве О. А. Кипренского в Италии (1816–1822 и 1828–1836) - Паола Буонкристиано
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Что же касается предъявленных Анджеле обвинений, то при первом аресте Кипренский не был упомянут, и она защищалась, называя их причиной неприязнь соседей, а при втором объявила художника ответственным за оба ее тюремных заключения. Конечно, может вызвать удивление и тот факт, что восьмилетняя девочка была доверена матерью взрослому мужчине, художнику и иностранцу, хотя в Риме тех лет в случае, если возникала такая необходимость, дети как мужского, так и женского пола могли быть оставлены на проживание у наставников и работодателей, и часто, особенно в самых бедных семьях, являлись больше источником расходов, чем капиталовложением238. Несколько ниже мы увидим, что дело обстояло не совсем так и что власти не отнеслись к этому обстоятельству индифферентно.
Мы уже имели случай отметить, что преступления против нравственности находились в юрисдикции трибунала викариата. К этому следует добавить, что каждый приходский священник должен был вести так называемую Книгу канонических порицаний, куда в алфавитном порядке заносились имена всех прихожан, нарушавших предписанные правила добронравного поведения – и, разумеется, в таких книгах содержались имена женщин легкого поведения. По этому поводу статья 21 «Уложения для трибунала викариата» от 29 декабря 1824 года еще раз подтвердила важность укоренившейся с годами практики, на основании которой случаи нарушения предписаний «de bene, et onestamente vivendo, et de non conversando» («честного жития, а такоже неведения бесед с лицами другого пола») должны были в этих книгах регистрироваться. И если прихожанин упорствовал в неблагонравном поведении, порицание записывалось повторно, после чего священник должен был проинформировать трибунал, который начинал юридическое преследование упорствующих239.
Но в соответствующем регистре Сант-Андреа делле Фратте этих лет нет имени Анджелы Паллони (или Фалькуччи)240: вероятнее всего, мать Мариуччи жила в приходе падре Канестрари недостаточно долго для того, чтобы оказаться внесенной в его черный список…
Глава 5
Злоключения Ореста
Судя по опубликованной в КПДС хронологической росписи дат жизни и творчества Кипренского, художник уже в ноябре 1817 года, то есть задолго до окончания предписанного ему срока пребывания в Италии, попросил разрешения остаться в Риме еще на один год, обещая вернуться в Петербург к весне 1820-го. Он повторил просьбу и в конце следующего года, то есть в то время, когда, согласно первоначальной программе его заграничной стажировки, должен был уже находиться во Франции или в Германии. И если в хронологической росписи за 1819 год нет никаких сведений о том, что его просьба была удовлетворена, но есть сведения о том, что в феврале 1820‐го художник собирался отправиться в долгий обратный путь, то из нее же следует, что в конце этого года Кипренскому удалось добиться желанной отсрочки. Очевидна противоречивость этих сведений, почерпнутых из четырех писем секретаря императрицы Н. М. Лонгинова, отправленных им Кипренскому между 1818 и 1820 годами (I: 135, 140–141, 143–145).
К сожалению, автографы этих писем не сохранились: их тексты известны только по статье Толбина, поэтому их аутентичность вызывает большие сомнения. Но не будучи намерены заниматься проблемой фальсификаций Толбина, мы сочли более целесообразным попытаться реконструировать истинный ход событий, основываясь на точных данных бесспорных свидетельств в исторических документах.
В одном из писем к Лонгинову, относящемся к 1819 году, автограф которого, к счастью, сохранился241, Кипренский благодарит его и выражает свою радость по поводу того, что просьба о продлении его пребывания в Риме еще на год была принята благосклонно. Письмо не датировано, но на обороте л. 2 есть пометка «13 чет. 2‐мца», которую редакторы КПДС сочли датой, то есть 13 февраля, и предположительно датировали письмо этим числом и месяцем (IV: 571–572). Но в 1819 году 13 февраля пришлось не на четверг, а на субботу, и кроме того, вполне возможно, что это не столько дата создания письма (если так, то это был бы единственный случай в эпистолярии Кипренского, когда он датировал письмо таким особенным и отчасти шифрованным способом), но пометка, оставленная на листке, который художник потом использовал, чтобы второпях написать Лонгинову: не случайно текст письма очень лаконичен и завершается словами: «Сию секунду едет курьер». Поэтому мы полагаем, что письмо написано в тот момент, когда Кипренский только что получил вожделенное разрешение остаться еще на год в Риме и в порыве восторга поторопился написать Лонгинову.
В этом письме сообщается также о визите великого князя Михаила Павловича, который приехал в Рим 5 февраля 1819 года, 27 февраля на месяц уехал в Неаполь, возвратился 26 марта и покинул Вечный город 20 апреля242. Поскольку Кипренский уточнил, что «Великий князь Михаил, окружаем почтенными Генералами, путешествует» (курсив наш. – П. Б., А. Р.), письмо, как кажется, почти несомненно было написано между концом февраля и концом марта 1819-го. И отсюда следует, что переговоры о продлении пребывания Кипренского в Риме велись в промежуток времени от конца 1818 до начала 1819-го, когда ему было высочайше позволено остаться за границей на четыре года и возвратиться в Россию в начале 1820-го.
В мае 1820 года полномочный российский министр в Риме А. Я. Италинский, пожилой дипломат, славившийся своим опытом и ученостью243, открыл против художника компрометирующую его кампанию. Речь идет об известном событии, которое служило предметом многих споров и в связи с которым задавалось – и продолжает задаваться – множество вопросов.
Обычно доброжелательный к русским художникам, Италинский в письме от 18 мая к президенту Академии художеств А. Н. Оленину выразил свое полное и совершенное неудовольствие Кипренским:
<…> я не могу дать о нем такого же свидетельства, как о других <…> художниках, несмотря на то, что его более длительное пребывание в Риме и значительно больший пенсион от щедрот Ее Величества
