Лебяжий - Зот Корнилович Тоболкин

– Поедешь?

– Нет. Нет, не поеду. Не к кому.

– А отец?

– Отец нас бросил... Нет у меня отца...

Лукашин привез из Уржума жену. Мест у них было порядочно, и Мурунов, оказавшийся неподалеку, вызвался помочь. Он взвалил на спину два здоровенных тюка. Сзади, сгибаясь под тяжестью фанерных ящиков, кряхтел Лукашин. Стеше достался небольшой чемодан и сумка.

– Как гнездышко? – введя жену в выстуженную барачную квартиру, спрашивал довольно Лукашин.

– Побачим. – Стеша оглядела прихожую, с треском сорвала с вешалки женский платок, стремительно обследовала комнату и кухню. Ничего более из женских вещей не обнаружив, сунула платок мужу под нос:

– Чей?

– Не узнала? – покряхтывая под грузом, смущенно улыбнулся Лукашин. – Ко дню рождения тебе покупал. Нечаянно сунул в рюкзак и увез. Храню – близкая, понимаешь, вещь...

– А-а... – лицо Стеши пошло бурыми пятнами. Она выскочила на кухню и пылавшей щекою прижалась к стылому окну. Отойдя от гнева, виновато позвала мужа.

Слушая их перешептывания, покаянный Стешин смех и звуки, очень напоминающие поцелуи, Мурунов прощупывал тюки, в которых потрескивала как будто солома.

– Травка, что ли? – спросил у Лукашина, украдкой оправлявшего после объяснения рубашку. Голос был насмешлив, сух, хотя сценка, случившаяся за стеной, растрогала. Хотел смеяться над нею, над немолодыми, но еще не утратившими своего чувства людьми, а заговорил о травке, хрустевшей под белой осургученной материей.

– Травка? Нгэм... травка! – возмущенно выкинул перед собой кулаки Лукашин и расстриг тюк. Из него вывалились просяные веники. – Ты погляди! Травка... Этим веникам цены нет! Пшел прочь, прохиндей! – крикнул на Соболя, которого кое-как отмыл от Степиных красок.

– Ну вижу: веники как веники. В чем их великое назначение?

Из кухни выплыла укрощенная сдобная Стеша и, морща задранный, в теплых веснушках нос, беззвучно хохотала, уперев руки в широкие бедра. Она возвышалась над маленьким мужем, подмигивала через его голову выпуклыми черными глазами, и Мурунов подумал, что за спиной мастера такую груду мяса не спрятать. А все же это была надежная, крепкая спина.

– В чем? Вот в чем! – Лукашин, выхватив пучок веников, мазнул ими по давно не мытому полу, подняв облако пыли. – Кубанские! Просяные! Тещин подарок...

«Рехнулся он, что ли? Везти с Кубани – какая нужда? – думал Мурунов, едва удерживаясь от смеха. – Вокруг сосны: наломать веток – бесплатные веники».

– Попробуй! Истома враз копылья загнет. Тут каждая иголочка на счету.

– А в ящиках что?

– Тут, парень, того дороже.

В ящиках оказались клиновые ремни, сальники, пяток подшипников и разная железная мелочь. Лукашин любовно, с вожделеньем скупого рыцаря, перебирал привезенное им богатство и торжествующе объяснял, где и как доставал.

– Два вечера одного механика водкой накачивал...

– У тебя что, деньги лишние. Или ждешь – памятник за это поставим?

– Деньги – нет, не лишние. На «Волгу» откладывал... А памятники пускай футболистам ставят. Мне не за что...

Мурунова пригласили за стол, но он отказался, сославшись на занятость.

— Не хочешь – как хочешь, – свернул разговор Лукашин.– Была бы честь оказана.

– Не обижайся, Паша... Я правда спешу, – глухо сказал Мурунов, которому было не под силу видеть испытанное временем надежное счастье Лукашиных.

– Трудный парень. Искрученный весь какой-то, – вздохнул Лукашин.

– А ты поласковей с ним, Павло! Железо свое и то в ящик сховал, чтоб не мялось... А тут – человек, душа смутная: сомнешь – не выправишь, – шепотом подсказала Стеша, заглядывая мужу в глаза, чуть взбаламученные тревогой...

Время неприемное, но Раиса была в медпункте. Открыв Мурунову, усмехнулась:

– Ты заболел? Не поверю.

– Бывает, и черт поклоны бьет, – сумеречным приглушенным голосом сказал Мурунов и с трудом втиснулся в кресло. – Зуб выдернуть можешь?

– Хоть все... Болит?

– Пока еще нет, но кто застрахован? – пошутил Мурунов, испытывая лютое желание уснуть.

«Бедняга! – сочувственно покачала головой Раиса и ощупала его лоб. Лоб горел, а Мурунов, уперевшись локтем в подлокотник, уже тихонько посапывал. – Спи-ит... Ах, бедняга!»

Накрыв инженера своей шалью, принялась наводить порядок в аптеке. Он спал недолго, минут двадцать.

– Однако зачем я сюда пожаловал? – с трудом раздирая освинцовевшие веки, вспоминал Мурунов. – Ага! Хотел попросить у тебя аптечку...

Он был смущен и неожиданным сном, моментально его сразившим, и дружеской заботой Раисы, виновато забормотал...

– Ты извини... замотался.

– Ну вот еще! Что я, не понимаю? Подремли, если хочешь.

Дремать не пришлось. Под окнами взревел тягач. Пожимая руку врачихи, Мурунов задержал ее в ладони, благодарно поцеловал. Рука пахла духами и