Нарисуй мне в небе солнце - Наталия Терентьева

В электричке ко мне, как и положено, подсел какой-то пацан, лет шестнадцати-семнадцати, стал рассказывать, что он служил в ВДВ, спрашивать мой телефон. Я слушала его, и мне было очень грустно. Что, я похожа на девушку, которая верит таким глупостям? Пацан пригласил меня выпить пива. Я молча встала и пересела на другое место, между двух женщин с сумками. Те неодобрительно на меня посмотрели, а я порадовалась, что надела самое скромное платье до колен, хотя было жарко, а не мини-юбку и маечку на лямках. Как бы они тогда на меня смотрели! Я украдкой стерла помаду. Может, так хотя бы мне удастся дойти до Вовкиного дома без сопровождающих.

Звонить я ему не стала. Застану дома – хорошо. Нет – так просто прогуляюсь, посмотрю поселок, где он живет, если там есть на что смотреть. Церковь наверняка есть, просто на людей погляжу, на дома, по улицам похожу.

Я была уверена, что Вовка правильно поймет мое появление, не станет ко мне лезть – это вообще невозможно, он не такой человек. И ценит больше всего мое человеческое отношение, хоть и влюблен в меня. В конце сезона все шептались в театре, что Вовку точно утвердил на одну из главных ролей Куликов, но я была слишком погружена в свои переживания и события, даже ничего не спрашивала. А он почему-то не говорил. Поглядывал издалека грустными глазами – и больше ничего. Пару раз пытался узнать, как у меня дела. Но я же не могла сказать ему, что по ночам плачу из-за Ники, а днем хожу на показы, а меня никуда не берут. Может быть, и могла. Но не говорила. Как-то мне не хотелось, чтобы Вовка стал меня жалеть. Да и делать ему больно тоже не стоило.

Я спросила у прохожих, где находится пожарная каланча, – Вовка объяснял, что найти его дом ничего не стоит. За пожарной каланчой – небольшой желтый дом, на калитке – старая, лет сорок назад выцветшая железная табличка «Злая собака», от надписи остались лишь некоторые буквы, и собаку уже не признать – стерлась картинка, остались только кусочки красного ошейника.

Идти нужно было через центр поселка, в котором шла довольно бурная жизнь. Было много машин, у светофора даже образовался небольшой затор – среди машин оказалась телега, приходилось ее объезжать или ехать со скоростью повозки… Чудеса, отъедешь восемьдесят километров от Москвы – и жизнь совсем другая.

На рынке, через который пролегал мой путь, оживленно торговали фруктами, овощами, котятами, кроликами, ягодами в корзинах, вениками, саженцами, шерстяными носками, зеленью, домашним вином, медом, вдали я даже увидела человека в клоунском костюме и с воздушными шариками. Вот так веселье! Ну да, сегодня же суббота! Вот почему еще в электричке в сторону области было много народу, несмотря на то что я поехала не поздно, в начале девятого. Мне не спалось, я встала ни свет ни заря, походила по квартире, да и поехала.

На рынке я купила стакан черной смородины, букет длинных тонких цветов с нежными пестро-оранжевыми соцветиями – себе, не Вовке, разумеется, подумала, что заберу их домой, – и подошла поближе к клоуну.

– А булочки-то с маком! – весело говорил тот. – С тáком и со смаком!

Мимо него прошла женщина в голубом платье с малышом.

– Красивой маме в голубом – мягкую булку, а малышу в панамке – шоколадную шкатулку! – тут же сказал клоун.

Женщина засмеялась: «Да нам только хлеба!» – и зашла в магазинчик, около которого стоял зазывала.

– Заходите за батоном, за рогаликом с лимоном! – проводил ее клоун и помахал рукой.

Что-то мне показалось очень знакомым в этом клоуне. У меня ёкнуло сердце. Нет. Только не это.

– Девушке с собачкой многого не надо – с изюмом да орехами две плитки шоколада! – Клоун улыбался уже следующей девушке. Я видела, что клоун придумывает стихи на ходу. – Собачке лохматой – халвы да сладкой ваты!

Девушка ойкнула, со смехом взяла собачку на руки и тоже зашла в лавочку. Зазывала слегка перегораживал ей дорогу, да и отказать было неудобно такому милому и внимательному клоуну.

– Привет, – сказала я, подойдя ближе к нему. Деваться было уже некуда. Он меня не заметил, но я его увидела, и просто так уехать не могла.

Вовка как стоял с открытым ртом, весело улыбаясь, собираясь на ходу придумать зазывную частушку, так и застыл.

– Я… Привет… Катя! – наконец пришел в себя он и выпустил из руки связку с шариками.

Я поймала ее и протянула ему.

– Я к тебе приехала. В гости. Ну что же ты молчишь? Говори что-нибудь! Все на тебя смотрят!

Никто на самом деле особенно не смотрел. Стоит клоун и стоит. Зачем я обижала с ходу бедного Вовку, я не знаю.

– Говори, – продолжала наступать я на Вовку, – «Может и… прокатит с Кудряшовой Катей!»

Вовка растерянно проговорил, снимая круглый красный нос на резиночке:

– Пряников, конфет… Сейчас я, Катюша, сейчас… – Он потоптался и рванул куда-то за лавочку, в которую зазывал посетителей.

– Пряников, конфет… – пробормотала я, – а любви-то нет! Вова, подожди!

– Катенька, я сейчас! Стой, не уходи!

Через несколько минут запыхавшийся Вовка прибежал обратно, уже в своей обычной одежде и без шариков.

– Ты что? Ты же должен еще работать!

– Да ну! – махнул рукой мой приятель. – Не обращай внимания, это я так!

– Не заплатят ведь…

– Ну и ладно! – Вовка засмеялся, и я обратила внимание, что ему идет загар – наверное, вот так стоит часами у магазина и загорел. Хорошо, что он не мажется гримом – в такую погоду кожа не выдерживает жирного грима, покрывается пятнами и прыщами. А у Вовки кожа была всегда чистая.

– У тебя что, проблемы с деньгами? Мог был позвонить. А как же твои съемки?

– Да денег у них нет. Отсняли натуру, сейчас перерыв. Дождя ждут. Кому-то заплатили…

– А кому-то – нет! Понятно!

Конечно, если надо было не заплатить даже одному человеку, то это оказался Вовка.

– А роль хорошая?

– Да, хорошая… – Вовка улыбался, глядя на меня. – Какая ты стала красивая… Катя… Я так давно тебя не видел… Что-то в тебе другое…

– Я – красивая? Ты издеваешься?

Он видел во мне что-то свое. Я устала от страданий, от переживаний, от бессонных ночей. Любовные страдания изматывают почище болезней. Мне холодно, пусто, одиноко. У меня появились морщины между бровями, под глазами, главное – около рта, такая горестная складка. Ну какая же я красивая?

– Просто… – продолжал приговаривать Вовка и осторожно коснулся пальцами моего плеча, – просто… как итальянская кинозвезда… Только лучше…

Я знала, что Вовка все говорит искренне. Все и всегда. От этого ему так трудно живется и одновременно легко. Плохого, правда, он практически никогда не говорит, поэтому у него врагов нет. Нет, так будут. Сниматься у Куликова… Это выпадает одному из тысячи.

– А что за роль у тебя в фильме, Вов?

– Роль? – Вовка словно очнулся, с трудом оторвав от меня взгляд. – Роль? А, роль… Да… хорошая роль. Главная.

– Главная?

– Ну там несколько главных ролей. Вот я такой… чудик… который в конце фильма окажется Циолковским.

– А! – засмеялась я. – А до конца фильма никто этого не будет знать?

– Нет, может, кто-то и догадается, что талантливый Костик, который плохо слышит, мечтает о воздухоплавании и что-то чертит, рисует, считает – это будущий астрофизик. Но я, когда читал, не сразу понял.

– Ясно, – вздохнула я.

Такая милая наивность моего друга меня иногда обескураживала. Ну ведь ему же не двенадцать лет! Уже, наверно, лет тридцать… Никогда не задумывалась.

– Вов, а тебе тридцать лет уже исполнилось?

– Да, – смущенно ответил мой друг. – Этой весной. Ты не знала?

Ну какое мне знать! Весной у меня была любовь! Такая любовь, которая бывает раз в жизни, когда невозможно есть и пить, не видя этого человека, когда одно его слово решает все, когда звук его голоса настраивает весь твой организм, как нота ля – оркестр. Когда без его рук, глаз, губ тоскует душа и тело. Ну и так далее.

Я взглянула на Вовку с искренним сожалением:

– Прости меня, пожалуйста, я пропустила это. Меня что, не было в театре в тот день?

– В какой? – засмеялся Вовка.

– Когда тебе праздновали юбилей…

– А ничего и не праздновали! Все забыли как-то. Готовились же к премьере!

– Ой, да что ты… Хорошо, давай сегодня праздновать. У тебя какого числа день рождения? Нет, не говори, я ведь знаю, точно знаю… Семнадцатого апреля, правильно?

– Да, – Вовка так счастливо улыбнулся, как будто я призналась ему в нежных чувствах. – Катя, ты помнишь мой день рождения!

– Вов, я свинья, я забыла про твое тридцатилетие. Так… Вот тебе цветы, ягоды! – Я отдала Вовке все, что успела купить. Он цветы растерянно взял, понюхал, улыбнулся, стаканчик с ягодами покрутил в руке и попытался засунуть в карман.

– Идем! – Я взяла Вовку под руку и решительно направилась в обратную сторону, на рынок.

– А куда мы идем?

– Пойдем, купим торт, там, я не знаю… посыпем его ягодами, съедим… Шампанского купим, а Вов? Ну как так – пропустить день рождения!