Нарисуй мне в небе солнце - Наталия Терентьева

– Хорошо, – вздохнул Вовка. – Потерпи немного. Сейчас дойдем, там ляжешь. Я бы донес тебя, но, наверно, не донесу.

– Вот какие вы, мужчины! – засмеялась я. – То – люблю, люблю, а как понести меня по солнцу, так слабо!

– Ладно, – сказал Вовка и неожиданно ловко подхватил меня на руки.

– Нет, отпусти меня! – стала отказываться я.

– Сиди уж, Катя! – не очень дружелюбно, как мне показалось, ответил Вовка и половчее пристроил меня у себя на руках. – Не крутись, пожалуйста, а то я тебя уроню!

Так мы дошли до леса. В лесу было прохладно, я слезла с Вовкиных рук, пошла сама. Мы молча брели по широкой тропинке. Я чувствовала, как хмель застрял у меня в голове и никак не выходит. Никогда в жизни больше не буду пить шампанское, да еще с утра. Вовка достал из своей необъятной сумки бутылку минеральной воды.

– Умойся, только всю не выливай, а то пить захочешь, и нечего будет.

Мне не очень нравилось, что мой друг, к которому я всегда относилась с понятным снисхождением, разговаривал сейчас со мной, как умный взрослый с нашкодившим ребенком, но сил спорить не было.

Я умылась, минералка приятно пощипывала кожу, разгоняя хмель. Я отпила солоноватой воды и отдала бутылку Вовке. Он обнял меня за плечи – как старший брат, и мы пошли дальше. Вот Ника сейчас в шезлонге с Тасей, а я – с Колесовым, который снимается у знаменитого режиссера, скоро станет известным на всю страну. И вообще он хороший человек. И меня любит. И совсем, оказывается, не противен мне… Веснушки такие… И ресницы мохнатые… И даже не курил сегодня ни разу… Он не курит… Нет, это мой Ника не курит… Но Ника вовсе не мой, он Таськин… Таська – красавица… Я – тоже красавица, но Ника выбрал Таську… Просто он ее еще раньше выбрал… Таська в очках, и я в очках… А кто из нас лучше? Получается, что Таська… Мысли путались, перебивая друг друга, перемешиваясь в голове, начинаясь и меняясь на ходу…

– Кать, Кать, не спи! – Вовка довольно бесцеремонно потеребил меня за ухо. – Упадешь! Взять опять тебя на руки?

– Нет… Нет! Когда мы дойдем? Ты куда меня ведешь? На болото, чтобы утопить, да? И не мучиться больше?

– Вроде того… – ухмыльнулся Вовка.

Как-то мне его улыбка не понравилась. Ведь хорошая мысль – убить того человека, который доставляет столько боли. Нет человека, нет боли. Вот утопит меня Вовка и заживет спокойно. Женится, станет знаменитым на всю страну…

– Катя! Вот что мне с тобой делать!..

Вовка подхватил меня, потому что я споткнулась, полетела вперед и чуть не расшибла себе нос, упав на пенек.

– Ну не умеешь пить, не пей! Что тебя так развезло, а? Ты как себя чувствуешь?

– Одиноко…

– Хорошо. – Вовка крепко взял меня за руку. – Вот мы почти уже пришли. Смотри, как красиво. Ты, конечно, вряд ли сейчас что-то понимаешь… Не мог даже представить себе, что ты так быстро пьянеешь, никогда бы в жизни не купил это шампанское! Ерунда просто какая-то! Идем вон туда!

Мы пришли на берег какой-то речки или озера, я не поняла. На другой стороне виднелись черные и золотые купола белой церкви и длинная каменная стена.

– Раздевайся и окунись, здесь у берега неглубоко.

Я удивленно посмотрела на Вовку. Раздеваться?

– Да снимай ты свое платье! Все равно все залито шампанским, и его сейчас прополощем!

– Что ты со мной как с пьяницей разговариваешь? – возмутилась я. – Я уже почти всё, протрезвела…

– Ну, протрезвела, и хорошо. Окунись у самого берега, только не плавай. Тебя подержать за руку, чтобы не утонула?

– Нет, не надо, уйди!

Я скинула платье, немного смущаясь Вовку, пошла в речку. Вода показалась мне очень холодной, я секунду помедлила, потом резко окунулась, раз, еще раз, потом нырнула с головой.

– Катя! – закричал Вовка и скинул рубашку, чтобы прыгнуть за мной.

Под ногами было дно. Я встала, помахала Вовке рукой.

– Да не бойся! Здесь правда мелко!

Голова моя приятно прояснилась, и даже тошнить перестало.

– Вов, все хорошо, я поплаваю немного! Я нормально себя чувствую!

Вовка все же разделся и поплыл за мной.

– Ладно, плыви, – обернулась я к нему.

– Вот уж спасибо! – засмеялся Вовка.

Было очень непривычно – всё. И плывущий рядом счастливый Колесов, новый, незнакомый, загорелый, снисходительно улыбающийся мне. Снисходительно и счастливо – вот как так может быть? И я, с радостью чувствующая, как трезвость мыслей возвращается ко мне в прохладной воде. Красивые берега, поросшие высокими цветами, густыми деревьями, хотелось фотографировать или хотя бы насмотреться на них– так, чтобы они навсегда остались в памяти.

– Здорово, Вов, спасибо.

– Поплыли обратно, – мой друг кивнул мне и развернулся.

– Ты даже не удостоверишься, что я плыву за тобой? – обиделась я.

– Катя, ну прекрати капризничать! – смеющийся Колесов обернулся ко мне. – Ты же не капризная девочка, что ты сегодня такая?

Все не так. Все неожиданно. Так просто не может быть. Не может Колесов так со мной говорить. Он ходит за мной, как собачка, ловит мои взгляды. Я неделями могу не обращать на него внимания, а он любит и любит меня. Не надо было, наверно, целовать его. Он слишком возомнил о себе.

– Вытираться нечем, – предупредил Вовка. – Просто обсыхай.

Я невольно стала его разглядывать. У меня, наверно, была возможность в театре увидеть Вовку раздетым – на кого-то из мужчин актеров я случайно натыкалась, когда они переодевались, кто-то играл в таком костюме, где ни живота, ни боков не скроешь. Но Колесова я сейчас первый раз наблюдала без одежды. Странно, почему я всегда думала, что Вовка пухлый, с брюшком? Просто он крепкий. И совсем не похож на котлету, в которую хозяйка переложила хлеба – мягкой белой булочки, размоченной в молоке.

– Что? – Вовка почувствовал мой взгляд и потянулся за одеждой. – Извини, надо было мне сразу одеться.

– Да нет, ничего.

Мне стало неловко. Вовка накинул клетчатую рубашку и подсел ко мне.

– Катюша… – Он поправил мои мокрые волосы.

Я оперлась на его загорелую руку, погладила по плечу.

– Я не знаю, как все будет, Вов. Можно я не буду сейчас решать?

Колесов молча провел губами по моему лбу и сам отодвинулся от меня.

– Все будет хорошо, Катюша. Я уверен в этом. Я же люблю тебя.

Автобус подошел почти сразу. Мы сели вместе с несколькими бабушками. Кроме бабушек, в автобус зашел парень, прошел через салон и выскочил через другую дверь. Больше пассажиров не было. Наверное, остальные ездят на машинах. Вовка купил билеты еще на станции.

– Назад не садись, – предупредил он, – там трясет.

Мы оказались за двумя пожилыми женщинами с большими сумками. Я краем уха слушала их разговор. Женщины обсуждали какую-то Нину, которая обманула то ли сына, то ли внука одной из них. Приехала, стала жить с ним, а потом и сбежала, оставила ему ребенка.

Я взглянула на Вовку.

– Ты уверен, что маме понравится, что мы с тобой неженаты и вот так приехали? Вместе…

– Но мы ведь поженимся? Мама должна тебя увидеть… – Вовка обнял меня и не дал даже тени мысли промелькнуть в моей голове, начал шептать мне ласковые слова, бессмысленные и теплые.

Я не маленькая, я не милая, я не добрая, я не хорошая, я не приятная.

Я злая, вредная, лживая, я еще недавно любила Нику так, что ничего больше не знала и не хотела, только быть с ним… Я – плохая, я все вру… Нет, нет и нет! Я – приятная, милая, хорошая, верная, я прижмусь сейчас к Вовке и не стану слушать этих бабушек, которые просто нарочно сели в тот же автобус и взялись рассказывать какие-то глупости про нехорошую Нину. Не про меня же! Я, во-первых, к Вовке жить не перееду, тем более к его маме. Во-вторых, ребенка рожать пока не собираюсь. А если рожу, то не оставлю его. Назову Никитой… Буду любить больше жизни… Или не Никитой, но любить буду, пока живу. Любить, растить, заботиться…

Я украдкой посмотрела на своего друга. Я видела, что Колесов тоже волнуется. Он просто хорохорится. Для него привезти меня к своей маме – гораздо важнее, чем для меня. Я в самой глубине души знаю, что обманываю всех – и Вовку, и его маму, и саму себя. Знаю, мысль эту не пропускаю, поэтому мне все время холодно и неприятно, как будто я неправильно оделась в первые дни осени. Забыла, как бывает ветрено и промозгло. Вдруг, ниоткуда. Когда дует резкий ветер с дождем, летят первые листья, на лету чернея и сворачиваясь. Еще только вчера было лето, а сегодня нужно кутаться, кутаться – руки, нос, шею, ноги – чтобы все было спрятано от промозглой стужи. А ты идешь в летнем платье и босоножках. Красивая, летняя… И понимаешь, что лета больше нет.

Вот так и мне было стыло и холодно. Но я цеплялась за Вовкину улыбку, нежность, за надежду и его веру в меня. Ведь я не могла его обмануть – считал Вовка.

Я стала смотреть в окно. Иногда мне кажется, что мое место – вовсе не в большом городе, а вот среди таких бесконечных полей и перелесков. Здесь мне хорошо, спокойно, здесь без страха думается о будущем, даже о смерти, думать о которой я принципиально не могу. Ни о своей, ни о чужой. А здесь – думается спокойно. Всё как-то так и течет, уходит-приходит, как эта бесконечная дорога посреди полей, по которой мы сейчас все ехали и ехали. Останавливались, одни бабушки выходили, другие, такие же, садились. И мы ехали дальше, часа три, не меньше.