Имя твоего ангела - Марат Кабиров

– Ладно, все в руках божьих. И моя, и твоя жизнь изменится к лучшему.

– Пусть так будет, дочка. Так будет. Не надо только терять надежду.

Усталость Фатимы не осталась незамеченной Зухрой. Но она захотела задать старушке еще один вопрос, иначе не сможет заснуть.

– А ты веришь, что Радик перестанет пить?

Фаима посмотрела на нее удивленно, а потом улыбнулась. Ей в начале показалось, что Зухра похожа на ее сноху. Но она оказывается ошиблась. Она совсем не как ее сноха, она совершенно из другого теста. И что лежит в основе ее вопроса, старуха поняла сразу. Зухру волновало не будущее Радика, а судьба ее собственного мужа. Она не интересуется судьбой сына Фатимы, а ищет поддержки своим мыслям.

– Верю, дочка. Наверное, во всем мире только я и верю в то, что он станет человеком. Но я ему верю. И я, дочка, знаю, что моя вера вытащит его из болота зеленого змия.

– Сможет ли только вера вытащить…

Зухра не хотела высказывать эту мысль вслух, но когда услышала, что сказала, сама же и смутилась. Но старуха не обратила на это внимания.

– Вера-это, дочка, большая штука, – сказала она, делая ударение на каждом слове. – Вера – это чудо.

Замолчали. Через некоторое время встали изо стола, и старуха принялась стелить постель. Зухра помыла посуду. Мальчик сидел, прислонившись к спинке стула и стараясь не заснуть.

– Мальчика положишь сюда, – сказала Фатима, застилая раскладушку, – устал очень, маленький.

– Мы бы втроем и на одной кровати поместились, – сказала Зухра, – ладно, давай тогда помогу.

Старушка передала ей постельные принадлежности и легла на свою кровать.

– Что-то я устала немножко, – сказала она, как бы оправдываясь.

– Старость – не радость… Вы уж сами располагайтесь тут, если я вдруг усну…

– Хорошо, не волнуйтесь, спокойной ночи.

– Вера – чудо, – повторила про себя Фатима, когда легла на свою постель. Конечно, она не хотела отрицать правоту этих слов. Но если бы вера была способна на чудеса, ее дети давно бы уже приехали и показались ей. Они бы не смогли не приехать к матери, которая ждет их с такой верой и надеждой. Только они не вернулись.

А кто говорит, что они не приедут?!

Дынк-дынк-дынк-дон!..

Фатима уже заснула было. Вдруг мозг пронзил звук, услышанный то ли наяву, то ли во сне. «У меня же было не только четверо детей, – подумала она. – Их было так много, что перечесть даже невозможно. С тех пор, как в последний раз видела своих сыновей, к кому только не относилась, как к собственным детям и не отдала им часть своей материнской любви. Эх, такая вот она жизнь!..» Дынк-дынк-дынк-дон!..

Неожиданно все ее тело охватила дрожь. Актуш! И он был одним из ее детей. Деревенские даже шутили, глядя на Актуша:

«Младший сын Фатимы». То ли во сне, то ли наяву, но Фатима еще раз пережила события, связанные с Актушем.

«Только бы не замерз». Стоило Фатиме проснуться и посмотреть в окно на полную зимнюю луну, как в голове у нее промелькнула именно эта мысль. Стоило ей зажечь свет, как увидела хвост убегающей мыши. Несмотря на то, что топила с вечера, в доме было прохладно. Морозы этого года ей уже изрядно надоели… Нет ничего хуже зимних морозов для одинокой старушки, у которой и дом уже ветхий, да и дров на перечет. Старые кости и без того быстро поддаются морозам, а в зимние холода одинокая старость кажется еще страшнее. И хотя Фатима видит бегающих по дому мышей, бороться с ними она не собирается. Наоборот, в издаваемых ими звуках (всю ночь что-то грызут, иногда пищат) она находила что-то приятное для себя:

все-таки не одна, хоть какое-то живое существо рядом. Они были утешением ее одиноких ночей.

– Только бы не замерзли, – повторила она, спешно надевая стеганку. Стоило ей выйти из дома, как холодный воздух перехватил дыхание. Мороз проник во все клеточки ее тела. В тонких носках и чесанках она направилась к хлеву.

Ей послышался какой-то пронзительный визг. Но старуха не обратила на это внимания: у нее своих проблем было достаточно.

Стоило ей при свете керосиновой лампы увидеть, как корова облизывает только что родившегося теленка, как на душе стало спокойно и тепло.

– И-и-и… Слава Богу, успела, – проговорила она, лаская свою корову. – Давай-ка я, пока ты не освободилась от последа, поставлю греть воду. После родов очень пить хочется. И она поспешила в дом.

Когда она вернулась обратно, в руках у нее был старый полушубок.

Посмотрела вокруг: рассветало. В такое время неудобно будить соседей, придется одной справляться со всем. Фатима затащила в хлев деревянные сани, которые были прислонены к дровянику. Корова уже освободилась от последа. Она взяла его вилами и выбросила за хлев.

Хорошо и здесь успела: если корова съест послед, молоко будет невкусным. Фатима приблизила сани к теленку:

– Давай, малыш, пошли в дом. Здесь ты можешь замерзнуть, – приговаривая так, она столкнула теленка на сани, а потом поправила его ноги. С трудом сдвинула сани. Корова пошла было за теленком, но старуха отогнала ее и закрыла ворота хлева. Катить сани по снегу было не тяжело. Но зато пришлось повозиться у дверей дома. Теленок не шагает, поднять его у старушки не хватает сил. Пришлось ей тянуть вместе с полушубком. И так было нелегко, пока тащила теленка, вся вспотела, трудно дышала. Войдя в дом, присела на самодельную табуретку и долго не могла отдышаться.

– Вот так, малыш, – сказала она, глядя на теленочка, – все живое приходит на этот белый свет с трудом. Ты видел уже свою мать? Что она только не делала, чтобы не расставаться с тобой. А однажды вырастешь, станешь большим. Тогда и ты, наверное, ни во что не будешь ставить мать свою. Все вы такие… Что люди, что животные…

Были сыновья и у Фатимы. Хотя и сейчас они есть, живут где- то. Радик в Казани. У него своя семья. Внуки, наверное, уже подросли.

Редко приезжают. Один раз приезжают на сенокос, другой – когда режем скотину. Иногда, бывает, приезжают копать картошку. Да и винить их нельзя: своя семья, свои заботы. Не могут же они постоянно находиться возле нее. Да корову, птиц она держит только ради них.

Хоть небольшая, а все же помощь. Хотя, может, и не только для них.

Всю жизнь она прожила со скотиной, это стало уже ее жизненной потребностью.

Выйдя напоить свою корову, Фатима опять обратила внимание на тот истошный крик. Но не остановилась. Поставила ведро перед коровой, достала соломы и постелила ее под скотину, потом полезла и достала корове сена. Закончив дела, направилась к дому. Тот голос все это время стоял у нее в ушах. Фатима сначала думала, что это из-за того, что она несколько ночей не спала, наблюдая за своей коровой, которая должна была вот-вот отелиться. Но при приближении к дому голос стал слышен более отчетливо. Бог ты мой! Да это же кошка.

Бесхозная, наверное, бедняжка, а, может, и раненая. Иначе не стала бы ходить не известно где глубокой ночью. Старушка пошла по голосу, на улицу. Но не успела она сделать даже шаг, как увидела маленький черный комочек на белом снегу.

– Ах ты, мой маленький, и кто же оставил тебя здесь? – сказала она, беря котенка на руки. – Совсем замерз. Дрожишь весь.

Очень осторожно засунула его за пазуху и понесла в дом.

Поставила на пол. Котенок уже не кричал, он только дрожал всем телом.

– Как же мне тебя отогреть?! Как отогреть?! Она достала из шкафа шерстяную шаль, укутала им котенка, а потом затопила печь.

Сама могла и под одеялом согреться. Но она очень хотела быстрее помочь этому малышу, да и новорожденному теленку не помешает.

Что ни говори, жар костей не ломит. Кстати о теленке… Она сняла с гвоздя старую стеганку и накрыла им теленка.

– Как же мне тебя отогреть? И тут ее взгляд упал на банку, которая стояла на подоконнике. В преклонном возрасте чай без молока не чай. Вот и повадилась Фатима брать у соседей через день молоко.

Банка на подоконнике была пуста наполовину. Фатима налила молоко в ковш, поставила на плиту подогреть и потом дала котенку. Тот сначала сторонился, а потом начал с жадностью пить.

Когда закрыла печку, старушка положила котенка на полати. Он дрожал уже меньше.

– Вот так быстрее поправишься и будешь вовсю бегать, – сказала она, гладя котенка по голове. Когда начала укладываться спать, на улице уже брезжил рассвет.

Фатима ухаживала за котенком, словно за маленьким ребенком.

И вскоре тот поправился. Она назвала его «Актуш»[6]. Он весь был черным, лишь на груди маленькое белое пятнышко. Да и похож он был на прежнюю ее кошку. Та была у нее и умная, и умелая. Она не лежала на печи целыми днями. Когда кошка была в доме, он не был столь холодным, и не сидела она целыми днями, штопая мешки. Она и назвала котенка Актуш потому, что видела его расторопность, смышленость.

Актуш, действительно, оправдал надежды с лихвой.