Имя твоего ангела - Марат Кабиров

– Их трогать нельзя, понимаешь. Нельзя трогать! Нельзя!

Но и это не успокоило ее. Взяв котенка и выйдя во двор, она бросила его в дровяник. Актуш отлетел к куче дров и, потеряв всякую надежду, остался сидеть там.

Хотя Фатима в минуты злобы и наказала Актуша, но, успокоившись, она не верила, что ее котенок, которого она вырастила, как собственного ребенка, мог пойти на такое. По ее мнению, этого не могло быть. Он ее единственный, такой умный, хороший, честный…

Сердцем она оправдывала котенка, но ум твердил свое. Ведь до этого у нее ни один цыпленок не умирал…

Никто их не трогал. А Актуш… Вспомнив, как он недавно поймал птенчика, Фатима еще больше расстроилась. Это сделал именно он, иначе кто еще? Нельзя его даже близко к дому подпускать.

И старуха так и сделала. Стоило ей увидеть его около дома, сразу прогоняла.

Но и на второй день цыплят стало меньше. Дверь открыта, а Актуш крутится около печки. Ведь до этого он близко не подходил к печке, а вот как купили цыплят… Это его проделки. Это повторилось и на третий, и на четвертый день. У Фатимы не осталось терпения. Она стала думать, как от него избавиться.

По всей деревне распространился слух о том, что Актуш ловит цыплят. Даже те, кто им раньше любовался, стали его ругать. Соседи, встречая его у себя во дворе, бросать в него что попало. По сравнению с прежней любовью ненависть к Актушу была в 2-3 раза сильнее. Что поделаешь? Ты хоть всю жизнь твори добро, но стоит тебе только раз оступиться, как все начинают топтать и давить: словно ты самый ярый преступник. Ошибки великих люди не умеют прощать. То, что Актуш ловил цыплят, для сельчан было все равно, что Сын Гаты, который работает в Администрации, лежит пьяный в канаве.

– Раз уж котенок повадился к цыплятам, тут уж ничего не поможет.

– Он не только у себя будет бедокурить, дойдет очередь и до нас.

– Придется его убить, иначе не избавиться от этой напасти.

С этим нельзя было не согласиться. Фатима жизнь прожила и правильность этих слов знала не понаслышке, испытала на себе. Но хотя и понимала, что когда-то любимого котенка, необходимо наказать, день «казни» все время оттягивала. А цыплят становилось все меньше и меньше. Как бы не старалась Фатима не подпускать котенка к дому, но Актуша с человеческим умом остановить было невозможно. Теперь он уже не ждал наказания хозяйки, делал свое дело ночью и сбегал. Даже тогда, когда она крепко-накрепко привязывала дверь, он даже не задумывался об этом. Нет, он сейчас входил уже не через дверь, нашел другой путь. Он, наверное, из погреба заходит.

Пока она затягивала с днем «казни», у нее осталось всего 5 цыплят. Терпению ее пришел конец.

– Актуш!

Казалось, котенок только этого и ждал, стремглав выскочил из погреба. Хотя Фатима и была очень зла на него, но постаралась казаться приветливой: взяла его на руки, погладила по голове, пощекотала ему ступни. Истосковавшийся по ласкам хозяйки, Актуш обрадовался, даже показалось, что в его глазах мелькнули искорки счастья. Лаская, Фатима засунула его в мешок и быстро завязала.

– Мяу…

Показалось, что Актуш обиженно ее спрашивает: «Что ты хочешь сделать со мной, почему положила в мешок?» – Сам виноват, – сказала в ответ старушка. – Не ценил то, что имел. Ты же был любимцем всей деревни… А сейчас… Сейчас ты не нужен даже мне.

И, взяв мешок, она направилась на ферму к ветеринарному врачу. Были, конечно, и такие, кто хотел убить его дома при помощи тока или веревки. Это они готовы были сделать и за рюмку водки. Но старушка считала это преступлением и не согласилась. Ветеринарный врач сделает укол и Актуш навечно закроет глаза. Вот только за работу он, наверное, попросит бутылку. Ладно, отдаст ту, что попридержала на дрова.

-Мяу, мя-я-яу…

– Не бойся, больно не будет, – сказала ему старушка ласковым голосом. От его мяукания ей было плохо, казалось по сердцу царапали его острые коготки. – Что поделаешь… Хорошим был ты котенком…

Ветеринарный врач Гатаулла, завидев Фатиму, начал готовить шприц.

– Нет, нет, бутылки не надо, – сказал он, когда закончил свое дело. – Он же не только тебе вредил, к соседям тоже мог навредить.

Домой Фатима возвращалась на лошади Гатауллы. А Котенка вместе с мешком бросили по дороге в груду мусора. «Раньше твое место было в красном углу, а теперь вот в куче мусора», – подумала Фатима, горько вздохнув.

В ту ночь Фатима не могла спокойно спать. Видела какие-то кошмарные сны, бредила. То она видела себя палачом, то думала, что зря убила котенка и плакала-плакала. Не сумев успокоиться, встала.

Включила свет. Только комната осветилась ярким светом, что-то выпрыгнуло из ящика с цыплятами и убежало за печку.

– Актуш! Ее сердце разрывалось от боли, – Актуш, Актушечка!

Она успела заметить, кто спрятался за печкой. Это существо было лаской. Поэтому ей было невыносимо больно, что она совершила ошибку по отношению своего кота. Старушка подошла к ящику, там остался только один цыпленок, да и тот был задушен. Не Актуш таскал цыплят, а эта проклятая ласка! А котенок крутился около печки и отсиживался в погребе с одной целью: поймать ее. И тогда он был поранен этой лаской. Когда она все это поняла, к ее горлу подступил комок. «Он ведь был прекрасным котом! Прекрасным. И в случае с птенцом понял все сразу. И почему мы всех меряем одной меркой?!» На следующий день эта новость облетела всю деревню.

– Я сомневался в том, что такой умный котенок ловит цыплят.

– Эх, и почему она так быстро расправилась с ним…

– Все коты не бывают одинаковыми…

Что бы ни говорили в деревне, у всех и на лицах, и в голосе было большое чувство сожаления. А ветеринарный врач Гатаулла впервые вернулся домой в стельку пьяным.

– Я не врач, я палач, – сокрушался он, положив голову на порог.

Фатима, взяв труп Актуша, похоронила его на краю деревенского кладбища. Сказала Гатаулле, и тот сделал маленькую оградку.

Вскоре на могилке Актуша появились и цветы.

За короткое время объяснивший людям, кто они, Актуш был достоин этого.

Дынк-дынк-дон!

Она потеряла не только детей, но и этого прекрасного кота. По своей вине. В смерти Актуша напрямую виновата была она сама. А вот дети… Возможно, и в этом есть ее вина. И хотя вина в смерти Актуша была налицо, вина перед детьми не была столь очевидна. Возможно, грехи, совершенные в неведении, дают сейчас о себе знать.

Вдруг опять в ушах послышалось эхо прошлого:

– Нет, не уедешь!

– Уеду!

– Я договорился о работе для тебя.

– А я уеду.

И опять сквозь этот шум и гам послышался суровый, но твердый голос Хатмуллы:

– Мать, пойди, покорми кур…

У Фатимы куры были уже накормлены. Она даже не посмотрела в их сторону. Выйдя в сени, она тихонько плакала. Кажется, до сих пор Фатима чувствует горечь тех слез.

Эх, дети…

Старушка прислушалась к дыханию детей, спящих в комнате.

Они так сладко и хорошо сопели во сне. Все прелести жизни невозможно пересказать. Если подумать, и сопение этих детей – такое счастье. Те, кто слышит каждый день сопение своих внуков, очень счастливые люди!

Фатима тосковала по своему Хатмулле. Иногда бывает так, что заработаешься и совсем забываешь про еду. И вдруг резкое чувство голода. Оно охватывает тебя целиком. Темнеет в глазах, кружится голова, силы покидают тебя. В жизни тебе уже ничего не нужно, ты забываешь обо всем. Тебе сейчас нужен лишь кусок хлеба. Ты думаешь только об этом. Все теперь связано только с этим. Чувство, охватившее Фатиму, было таким же по силе, как чувство голода. Она сейчас не думала ни о чем и ни о ком, кроме Хатмуллы. Ей никто не был нужен. Даже дети. Ей нужен был только Хатмулла. Когда был жив ее муж, она не испытывала трудностей. Даже потерю детей перенесла не так тяжело. А сейчас… Если бы был жив Хатмулла, она бы так не переживала.

Хатмулла…

Фатима перестала быть собой и превратилась в Хатмуллу. Она почувствовала себя памятью Хатмуллы. Это был старец, смотрящий на живых сквозь призму вечности. Даже не старец, а какая-то бестелесная память. Ветра, касавшиеся верхушек скал, казалось, трепали и волосы Фатимы. Но она не придала этому значения. Она была духовно возвышенна. Это был дух Хатмуллы. Великий аксакал Вечности.

Он со своей высоты устремил взгляд вниз.

Он посмотрел вниз, и душу его охватила бесконечная тоска. Вид земли, обычных людей, наблюдение за их тяжелой и одновременно счастливой жизнью заставило его сердце биться учащенней. Ему захотелось раскрыть свои руки, броситься вниз и разбиться, как раненая птица. Ему казалось счастьем то, что в земле лежат его кости.

Но все это было только мечтой. Он не может броситься на землю. И даже если бросится, не может там погибнуть. Он был обречен жить своей жизнью.

А земля тянет.

Нет, наверное, человека, который бы не тосковал по светлым улицам детства, по своим друзьям, по тому, как бегал босиком под летним дождем. Человек тоскует. Эта тоска набухает, как почки, сразу, как только минуешь молодость. А затем с годами она все больше увеличивается и живет уже с тобой, словно непосильная ноша. И сладостнее и горестнее становится она, когда ты приближаешься к концу своего жизненного пути.