Имя твоего ангела - Марат Кабиров

И никто не унижал, не обижал Ивана. Все знали, что он пьет. И знали, что бесполезно говорить ему: «Не пей, не ходи так». От того, что он пил никому ни плохо, ни хорошо не было. Жил он, как шут.

– Не увлекайтесь водкой, будете, как Иван. Не будет у вас жены, не сможете держать скот, да и еду будете клянчить у соседей и жить в полуразрушенном доме, – так взрослые пугали своих детей. – Стойте подальше от водки.

Тогда и не было пьющих. Выставляли бутылку, когда привозили сено или дрова. Да и за столом на десять человек хватало все той же бутылки, даже еще и оставалось. А что уж говорить про ссоры и избиения жен?! Никогда не было ссор из-за выпивки.

Конечно, были моменты, когда мужья поднимали руки на жен. И Хатмулла однажды дал пощечину Фатиме. Тогда голову ее сверлила одна мысль: «Хатмулла меня избил, он меня ударил. Ударил!». Ей казалось, что муж ударил ее со всей силы, что он хотел ее убить или изувечить. Она стала смотреть на своего мужа с отвращением. Но позднее поняла, что это было лишь предупреждение. Это случилось через несколько лет. Они возвращались с сабантуя из соседнего села.

По привычке они сидели в телеге спина к спине. Два сына, вытянув ноги, сели, смотря назад. А Малик, тогда грудной еще ребенок, на руках у Фатимы. Когда доехали до леса, кто-то схватил за узду лошади. Тогда встречались случаи вымогательства денег. Дорогу им преградили три таких человека. Они что-то крикнули. Душа Фатимы ушла в пятки. Да и Хатмулла ничего не говорит. Мужики рослые, плечистые. Да и намного моложе Хатмуллы. От них невозможно было спрятаться. Мужики и сами это чувствуют, ведут себя нагло. Один, желая стащить Фатиму с телеги, схватил ее за руку. Но в то же мгновение отлетел в кусты. Перед глазами женщины мелькнула только рука Хатмуллы. В это время послышался звук сломанных сучков и исчез второй нападающий. Промелькнула только спина убегавшего между деревьями третьего мужчины. Хатмулла молча сел в телегу и потянул за уздечку. Вот, оказывается, как бьет Хатмулла! Тогда Фатима и вспомнила случай, когда Хатмулла ей дал пощечину. Грех было обвинять его в том, что он якобы ее ударил. Он тогда просто напомнил ей о том, что он мужчина. Конечно, в деревне такие напоминания были обычным делом. Но ни одна женщина не ходила тогда с синяком под глазами. Да, водки тогда не было. Поэтому и мужики были мужиками, а женщины женщинами. Сейчас не удержать и некоторых женщин: мужей ни во что не ставят…

-…Развелась бы давно, да кто меня ждет с двумя детьми. Да и Тимура жалко: останется один совсем пропадет…

Фатима бросила взгляд на кровать. Ей показалось, что там она увидит пьяного Радика. И он ведь старается опуститься на дно водочного моря. Неужели он так же мучил свою жену?! Эх, эти мужики… Гитлер не смог завоевать нашу страну, а вот водка завоевала и превратила наших мужиков в животных. В злодея, который и сам не живет и другим не дает. В жалкого злодея. Досадно, что дитя, рожденное от Хатмуллы, опустилось до такой степени.

Фатима, казалось, за других детей так не переживала. Сбежавшего, не смотря ни на что старшенького, она понимала. Он стремился достичь поставленной цели. У него отцовский характер. Если он не валяется пьяным в каком-нибудь заброшенном уголке страны, его можно простить. Можно понять и Хамита, уехавшего со своей русской. Даже если он попал в какой-то переплет из-за своей горячности, он достоин уважения. Только вот Радика нельзя понять и простить. Ни в какие рамки не лезет, что сын Хатмуллы живет, погрязший в такое болото.

Фатима посмотрела на Зухру, как на свою невестку. Она взяла за руку спрятавшегося за мать мальчика и подвела к холодильнику.

– На, сынок, – сказала она, подавая ему яблоко из холодильника, – не грусти, я очень люблю таких, как ты, мальчишек.

Мальчик посмотрел покрасневшими глазами на мать, а потом на яблоко. Только после того, как мать, улыбаясь, кивнула ему, протянул руку за яблоком.

– Спасибо, тетя!…

– Тебе спасибо, малыш, – сказала она, снимая со второй кровати покрывало. – Последние двадцать лет меня так никто не называл. Хи- хи-хи. Давай, Зухра, клади малыша сюда, пусть не привыкает к рукам.

– Спасибо, – Зухра положила ребенка на кровать и сверху укрыла его одеялом. – Неудобно ночью ходить и по коридору. Кто-нибудь может увидеть. Большое спасибо тебе!

– Хорошо еще малыш не проснулся, – сказала Фатима, стараясь перевести внимание Зухры на более приятное. – Главное это, а все остальное пройдет…

– Да, если бы он испугался, ничего хорошего не было бы. – Зухра попыталась закрыть глаза волосами, – он не хотел меня ударить.

Замахнулся и нечаянно задел…

– И у меня Хатмулла был горячим, – сказала Фатима, стараясь ее утешить. И, не зная, что еще сказать, замолчала. «Не одна ты такая. На долю любой женщины выпадает это. Зато место ушиба не будет гореть в аду». Примерно такими словами она хотела успокоить ее. Но ей показалось недостойным чернить имя мужа. Рука Хатмуллы даже нечаянно так сильно не касалась ее. Хатмулла умел быть настоящим мужчиной.

– Ну-ка, подойдите поближе к столу, – сказала старушка, радуясь, что нашла выход из положения. И, взяв вскипевший чайник, стала заваривать чай. – Я и сама не могла уснуть, мучилась. Очень хорошо, что вы зашли. Как говорится, мышке смерть – кошке смех….

Действительно, дочка, я одна в одной комнате. Никто не приходит.

Умрешь, и никто не узнает… Хорошо, хоть вы зашли.

– Радик разве не вернулся?!

– Он поехал к детям. Поэтому и беспокоюсь. Только бы все было хорошо. Хоть и алкаш, а все-таки сын. Без него и дома нет никакого уюта.

Зухра ничего не ответила.

Вдруг Фатиме показалось, что она поняла, в чем дело. Как бы желая запомнить эту мысль, она на мгновение замерла, потом легко вздохнула и поставила чашки перед гостями. Зухре, ее сыну. Ее сыну!

И себе. Вот тогда ей показалось, что она поймала ту мысль, и Фатима тихонько засмеялась. Подумав, что смех ее может показаться гостям очень странным, решила объяснить ее причину.

– В детстве мы рыбачили на реке возле деревни, – сказала она. – Сейчас вспомнила про это. Забросишь вот так удочку. Поплавок всколыхнется. По телу пробегает дрожь. Думаешь: «Поймал». А стоит вытянуть удочку, а она пустая. Вот и сейчас мне показалось то же самое. В голове промелькнула какая-то мысль. Точно поплавок покачнулся. Все тело вздрогнуло. А когда поняла, что за мысль, вспомнив об удочке, засмеялась.

– Что попалось что-то очень мелкое?! – и Зухра улыбнулась. – Что за мысль была хоть?

– Хи… Сказала мысль, потому что не знала, как иначе это назвать. Давай, детка, не стесняйся, дотягивайся…- старушка пододвинула к мальчику то, что было на столе. – Когда ты вошла в комнату, мне показалось, что входит моя сноха… Вот подумала, оказывается мы на противоположных сторонах фронта…

Фатима еще раз засмеялась.

– Вот я, думая о здоровье сына-алкаша, провожу бессонные ночи. А ты, скрываясь от пьяницы-мужа, вынуждена уйти из дома.

Чувствуешь, здесь есть какое-то противоречие?!

– Есть в этом и общее, – улыбнулась Зухра, – у пьяницы и жена, и мать не могут спать ночами.

– Так то оно так, – Фатима какое-то время помолчала, а потом опять повторила, – так то оно так… Но ведь есть и противоречие?

Мужей, не дающих вам спать, растим ведь мы…

– Не знаю… Никогда не думала об этом…

– И я никогда не думала. Вот только сейчас подумала об этом. В человеческую голову приходят разные мысли. Живешь только потому, что не думаешь. А если будешь думать, с ума можешь сойти….

– Не думай, пой, когда у тебя нет настроения, – сказала Зухра, – стараясь скрыть свое состояние.

Фатима понимала, что ее слова тяжело слышать Зухре. Могла бы и промолчать, но почему-то ей захотелось высказаться. Зло ужалить, оставаясь при этом хорошей. Хотя понимала, что так поступать нельзя, но не смогла удержаться. А сейчас, видя, как расстроилась Зухра, пожалела о том, что так поступила. Женщина, конечно, была ей очень близка. Она ее жалела, понимала и даже, казалось, любила. Но одновременно в каком-то уголке души жило и чувство вражды, осуждения.

– Ты только не обижайся, – поспешила сказать она, – мысль мне показалась интересной, вот и проговорилась… Что хорошего можно ждать от старухи.

– Нет, – попыталась улыбнуться женщина, – что за обиды…

На какое-то время обе замолчали.

– Не обижаюсь, – продолжила Зухра, – ведь и вправду так. Мы обе остаемся по две разные стороны. Я говорю о матери и жене. Ты обвиняешь меня в том, что ты вырастила хорошего сына, а я не смогла его удержать. Я, напротив, ругаю тебя за то, что ты не смогла воспитать хорошего человека. А в целом мы не правы обе.

– А кто же тогда прав? – старушка улыбнулась. Ей было приятно, что Зухра такая открытая. Не обижалась, а говорила то, что думает.

– Не знаю. Никто, наверное, не прав. В этом случае, наверное, не бывает правых.