Имя твоего ангела - Марат Кабиров

С ней нельзя было не согласиться.

Вскоре все разошлись по своим комнатам. Призрака нигде не было. Когда затушили факелы, все погрузилось во тьму.- Папа…- прошептала Айгуль, оставшись в комнате одна. Но ей никто не ответил. Тишина была устрашающая. Где отец? Почему он не предупредил Айгуль? А может… Может, призрак с ним что-нибудь сделал? Нет, так думать нельзя. Если думать об этом, можно умереть от разрыва сердца. И чего им всем не стоялось в коридоре? Почему разошлись по комнатам? Почему она не позвала с собой Лаиса?

Конечно, это означало бы переход дозволенного… Но ей одной так страшно, а с Лаисом… Нет, и так нельзя. Скорей бы пришел отец.

Может, он просто пошел в туалет? Он сегодня так много воды выпил.

Да, именно так. Он скоро придет. Вот уже и шаги его слышны. Идет тихо, стараясь не шуметь. Шаги приближались. Вот они дошли до двери. Замерли на какое-то время. Тишина такая, что слышно, как учащенно бьется его сердце. И дышит он часто, часто. Вот переступил с ноги на ногу. Взялся за дверную ручку. Повернул ее. Ура! Отец пришел. Пришел отец!!! А может… Может, это вовсе и не ее отец…

Может, это призрак… А может, что-то еще что-то хуже этого.

– Папа!..

Но ответа не последовало. Дверь начала тихо открываться.

Девушка, чтоб не закричать от страха, закрыла рот руками. Но этого и не нужно было. У нее пропал голос. Открылась дверь, и в проеме показался человеческий силуэт.

– Кто там?

Никто не ответил.

Вскоре дверь закрылась. Силуэт что-то поставил на пол. И только после этого заговорил:

– Дочка!

Айгуль, услышав голос, вскочила и побежала к отцу. И, как бы желая убедиться, что это именно он, какое-то время пристально смотрела на него.

– Дочка…

Убедившись, что это ее отец, с силой дала ему пощечину.

Потом, бросилась ему на грудь и заплакала.

– Я тебя ненавижу, ненавижу. Ты мне не отец… Ты же чуть не убил меня, – шептала она. – Ты где был? Почему ничего не сказал?

– Не шуми, дочка… Как бы другие не услышали… Я…я раскрыл секрет призрака.

Перестав плакать, девушка посмотрела на него:

– Что?!

– Да, дочка… А за то, что напугал тебя, прости. Все спят с открытыми дверями, не захотел поднимать шума. А ты молодец! Не закричала. Если бы закричала, было бы очень плохо.

– А секрет? В чем он?

3. Фатима

…дети остались запертыми в этом круге. Внутри этого круга – твои дети. Для тебя важнее, не где они, а живы ли? Пока живы. Живы. Пока. Но им предстоит большое испытание. Большое испытание.

Всю ночь Фатима не могла уснуть. Зря она пошла к гадалке.

Ничего хорошего та не сказала. Да и без нее ей не спалось бы. Хадича только укрепила ее сомнение. А ей так хотелось успокоения.

Успокоения, не правды.

Даже под теплым одеялом ей было холодно. Во дворе лето. За день стены нагрелись так, что до них не дотронуться. Но Фатиме было холодно. И причина не только в старости. Старость тут ни при чем.

Это холод одиночества. И муж рано покинул ее. Был бы он жив, сегодня ей не было бы так тяжело. Был бы он жив, обязательно нашел бы какой-нибудь выход. Мерзни вот так на старости лет в комнатушке общежития. Чувства переполнили ее душу, но плакать она не могла.

Слез уже не осталось, она только вздрагивала от холода.

Фатима сбросила с себя одеяло. Ни дневное тепло, ни одеяло ничего не значат. От них нет никакой пользы. Холод ведь идет не с улицы. Холод у нее внутри. Из костей он переходит в кровь, которая и доставляет его по всему телу.

И не было ни солнца, ни силы, способной победить этот холод.

Ни смерть не приходит. Будто она ждет, чтобы Фатима сама нашла ее и умоляла на коленях. И смерть, словно испорченные мужики, высматривает тех, кто моложе и симпатичнее. Она тяжело вздохнула.

– Да, не осталось в тебе даже того, что могло бы привлечь смерть, а ты все еще живешь. Собирай милостыню на улице, чтобы спасти сына-пьяницу от голодной смерти… Чучело гороховое…

Не правильно прожила эту жизнь. Жила бы правильно, конец не был бы таким. А ведь если посмотреть, прожила она свою жизнь честно. Не развратничала, водку близко не подпускала, не воровала, не врала, не хитрила, не выкручивалась. Жила так, как в той святой книге написано. Но даже это не сделало ее счастливой. Разве может счастливый человек в конце своей жизни оказаться в таком положении?!

Да были и у нее хорошие дни. Когда Фатима думает о радостных днях в своей жизни, каждый раз вспоминается ей один и тот же эпизод. Свесив ноги и прислонившись спинами друг к другу, они едут за дровами на телеге. Звук колес заглушается стрекотанием кузнечиков и гулом мух-комаров. Повсюду аромат цветов. Но приятнее и радостнее всего то, что она чувствует тепло спины мужа.

Это тепло переполняет ее душу. А Хатмулла тихо мурлычет песню:

Кусок яблока разделим на пять частей,Будем жить друг для друга до конца своих дней…

Только Фатима не может точно вспомнить, куда они едут. В свое время они немало ездили в лес: и за дровами, и за сеном всегда ездили вместе. Странным человеком был Хатмулла. Хотя и стоял у него во дворе мотоцикл, а в сарае была бензопила, за дровами всегда ходил с топором.

– Пила она, мать, для делового леса, а дрова нужно заготавливать топором. Ведь заготовка дров – это не что иное, как очистка леса. Для высохших, не идущих в рост как раз и нужен топор. Нельзя губить дерево хорошее, которое не поддается топору.

Так он говорил. Не оправдывал тех, кто на дрова спиливал хорошие толстые деревья. Иногда Фатима корила его:

– Когда увидят, какие деревья ты привез, скажут, что ты ни на что не способен. Да потом крупные деревья и выгоднее.

– Жена, – говорил тогда ее Хатмулла, – ведь больше нужного нам зачем?

– Сам же мучаешься со всякой мелочью.

– Гм, – отзывался он в ответ и шел рубить сушняк. Работал так, что Фатима не успевала подчищать за ним ветки. Срубив нужное количество, он сам же и помогал ей. Немного поможет, а потом, чтобы было удобно загружать на трактор, сносит все в одно место.

А когда, закончив работу, соберутся домой, остановится, посмотрит на заготовленную кучу и тихо скажет:

– Не обижайтесь уж вы на нас. В голосе у него и извинение, и благодарность. А потом подойдет к Фатиме, обнимет ее, улыбнется ей нежно из-под усов и, взяв на руки, подсадит на телегу. И отправлялись они в обратный путь опять спина к спине, чувствуя тепло души и тела друг друга.

То же самое было, и когда ездили за сеном. И всегда ездили на телеге. Выезжали рано утром первыми, но через некоторое время их обгоняли на мотоциклах. Некоторые интересовались:

– Хатмулла, почему ты на мотоцикле не ездишь: и быстрее и коня от оводов сдерживать не надо.

А Хатмулла лишь пожимал плечами:

– У мотоцикла сиденья неправильно сделаны, на них неудобно двоим ездить.

Фатима понимала, что имел в виду муж, говоря так, и от этого в глазах ее загорались искорки радости. А спрашивающий недоуменно качал головой и ехал дальше.

– Знаешь, почему они на мотоцикле ездят, – спрашивал Хатмулла, отпуская немного вожжи, и сам же отвечал, – У них нет такой Фатимы, чтобы ездить спина к спине.

Фатиме показалось, что от этих воспоминаний по ее телу побежало тепло. Даже показалось, что она слышит песню Хатмуллы, которую он, любя, пел ей:

Разделим яблоко на пять частей,Будем жить друг для друга до конца своих дней.

Как бы желая увидеть мужа, она оглянулась назад. Но в ночной кирпичной комнате кроме темноты ничего не было.

Фатима присела на кровати, свесила ноги, чтобы представить себя едущей на телеге. Она даже кровать покачала, чтобы было ощущение движения. На какое-то мгновение ей действительно показалось, что вот-вот она услышит стук колес, стрекотание кузнечиков. Но ничего, кроме скрежета металлических пружин не услышала. « К сожалению, мы не можем напомнить тебе те времена», – как бы проскрежетали они. Фатима тяжело вздохнула.

(К сожалению, вы не можете ничего напомнить. А ведь и на такой кровати были хорошие времена. Завернутый в такое же вот одеяло маленьким сверточком лежал он… А я спокойно его качала и каждый раз рассказывала одно и то же:

– Перед тем, как родиться на свет дитя спросило у Бога:

– И почему я иду в этот свет. Что я буду делать там?

Бог ответил:

– Я подарю тебе ангела, он всегда будет с тобой и все разъяснит…

Хороший был рассказ…)

Фатима взяла одеяло и завернула, как если бы заворачивала в него младенца и начала его укачивать. Со стороны казалось, что она действительно усыпляет ребенка. Она его качала и напевала:

– Баю -бай, баю -бай, спи скорее засыпай

Голос Фатимы постепенно усиливался. В нем отражалось вдохновение, надежда, все то хорошее, что ей виделось в будущем.