Геноцид армян. Полная история - Раймон Арутюн Кеворкян

Хасанбейли, а затем спускалась на равнину, где снова начиналась Багдадская железная дорога. Ислахие был первым концентрационным лагерем в вилайете Алеппо. «Это, — как сказал немецкий миссионер, — самое печальное, что я видел. Прямо на входе лежала груда мертвых тел […] в непосредственной близости от палаток больных смертельной дизентерией. Количество грязи в палатках и вокруг них невозможно было описать. Только за один день погребальная служба похоронила ни много ни мало 580 человек»[4150]. Священник Григорис Балакян, который провел в регионе несколько месяцев и посещал лагерь осенью 1915 г., сообщает, что Субдиректорат по работе с депортируемыми, использовав недостаток ополченцев и средств транспортировки как предлог, намеренно позволил непрерывно прибывавшим колоннам заполнить лагеря, делая невозможным обеспечение депортируемых предметами первой необходимости и создавая условия для распространения эпидемий: «Люди прибывали в Ислахие тысячами; а уходили ежедневно всего несколько сотен… Были дни, когда депортируемые умирали десятками палаток, даже не десятками, а сотнями, в то же время невозможно было найти здоровых людей, которые могли бы собрать и похоронить умерших… Жертвами были в первую очередь армянские дети… Территория, которая развернулась перед нами, была похожа на поле сражения. Равнина выше Ислахие была покрыта многочисленными земляными насыпями, большими и маленькими. Это были могилы армян, от пятидесяти до сотни тел каждая… Некоторые, к сожалению, были такими же высокими, как холмы»[4151]. По нашим подсчетам, шестьдесят тысяч депортируемых умерли от голода или тифа за десять месяцев, которые действовал лагерь Ислахие, с августа 1915 по весну 1916 г.[4152].

Лагеря в Ражо, Катма и Азазе, расположенные в двадцати километрах к югу от Ислахие на пути в Алеппо, действовали недолго, в пределах осени 1915 г., хотя в течение этого короткого времени значительное количество людей там лишились жизни. В телеграмме от 18 октября 1915 г. временный консул в Алеппо, Хоффман, сообщил своему послу о том, что, по подсчетам начальника Управления по политическим вопросам вилайета [Алеппо], в лагерях Ражо и Катма было сконцентрировано сорок тысяч депортируемых и что другие колонны «из Западной, Центральной и Северной Анатолии были на пути к ним. Триста тысяч человек вынуждены будут продолжить свой путь в южном направлении»[4153]. Лагерь в Ражо располагался примерно в одном километре от железнодорожной станции. В то время это была огромная болотистая местность, усеянная палатками. Депортируемый из Бандырмы рассказал: «Тела грудами были сложены в палатках. Те, у кого не было палаток, укрылись от холода под железнодорожным мостом. Сильный поток, вызванный дождями, внезапно залил это место и вымыл их оттуда: все они утонули. Тела были везде. Выжить удалось лишь немногим»[4154].

В соседнем лагере Катма, который располагался рядом с железной дорогой, зрелище было аналогичным. Ваграм Дадян, приехавший сюда 6 сентября, отметил, что на каждый десяток депортируемых, которые покинули лагерь и отправились на юг, «приходилась тысяча прибывших»[4155]. Нехватка еды и полное отсутствие гигиены, царствовавшие в этом палаточном городе, естественно вызвали вспышку болезни, которая привела к значительным человеческим потерям. При виде такого зрелища наш свидетель понял, что, если ему не удастся покинуть лагерь в очень спешном порядке, его ждет всеобщая судьба, то есть смерть от голода или болезни[4156]. 9 сентября католикос Саак Хабаян побывал в лагере Катма, но, по его признанию, все его попытки походатайствовать перед властями о смягчении доли депортируемых были безуспешны[4157].

Отчеты свидетелей создают впечатление о том, что стратегией руководства «Севкитйята» было довести депортируемых до истощения в лагерях, чтобы создать благоприятные условия для распространения эпидемий. Таким образом, колонны не покидали регион сразу после прибытия: для дальнейшей отправки на юг «Севкийят» отбирал тех, кто был уже достаточно ослаблен продолжительным пребыванием в лагере. Через два месяца после визита католикоса, 8 ноября, Рёслер сообщил канцлеру Германии, Бетман-Гольвегу, что «концентрационный лагерь в Катма представляет собой неописуемое зрелище»[4158]. За несколько недель количество депортируемых там значительно выросло, достигнув за короткий срок максимума в двести тысяч интернированных. В конечном счете, этих людей «перевезли в течение нескольких дней в Азаз, находившийся в часе ходьбы»[4159]. Скопление тел и общие условия в Катма, несомненно, убедили руководств «Севкийята» перенести лагерь в Азаз, чтобы возобновить работу в чистом месте.

Концентрационный лагерь в Азазе действовал немного дольше, до весны 1916 г., но депортируемых в нем было меньше. Один из выживших отметил, что после создания лагеря он не мог «точно» сказать сколько там было палаток, но, по некоторым подсчетам, их было от пятнадцати до двадцати тысяч: «Это количество я не считаю преувеличенным, потому что… невооруженным глазом невозможно было целиком увидеть этот гигантский палаточный лагерь», в котором повсюду царила дизентерия, «абсолютная» бедность, а количество умерших «не поддавалось подсчетам»[4160]. Выживший сообщил: «По ночам [население лагеря] подвергалось нападениям грабителей… Земля под провисшими палатками, сделанными из того, что попадалось под руку, была завалена умершими и еще живыми. Многие люди валялись среди экскрементов, пораженные голодом. Запах смерти царил повсюду. Кто-то использовал мертвых как подушки; другие накрывались телами умерших, чтобы хоть как-то защититься от холода… Могильщики были не в состоянии даже убрать все тела… Каждый день колонны уводили силой»[4161]. По словам Арама Антоняна, осенью 1915 г. в этих двух лагерях от голода или болезней погибли шестьдесят тысяч депортируемых[4162]. Ейюб Сабри, один из руководителей Субдиректората по работе с депортируемыми, похоже, лично контролировал отправку колонн из этих лагерей. Один из свидетелей так описывает один из случаев вмешательства Сабри: «Я еще никогда и нигде не сталкивался с теми методами, которые Ейюб-бей использовал в отношении небольшого числа колонн, сопровождаемых им. Верхом на лошади, окруженный своими людьми, он нападал на палатки, растаптывая больных, лежащих на земле, лошадиными копытами… Но этого Ейюб-бею оказалось недостаточно; возбужденный этим зрелищем, он время от времени доставал из кобуры свой револьвер и разряжал его в толпу депортируемых»[4163].

Эти лагеря были закрыты в конце осени 1915 г., а выжившие были депортированы по причинам, которые не ушли от внимания консула Германии Рёсслера. «В ноябре и начале декабря [1915] г., — пишет он, — депортируемых собирали в шеренги, равные по длине железной дороги между Аданой и Алеппо, особенно в Ислахие и Катма [=Азаз]. По военным причинам власти хотели убрать их из этого района, чтобы расчистить тыл армии и защитить ее от эпидемий. Они начали эвакуировать их в Рас-эль-Айн по железной дороге, но, поскольку ожидало их не что иное, как смерть, а также, поскольку на поезде невозможно было перевозить и солдат, и