Мир во мне. Исповедь туберкулезника - Ольга Клименко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
10 дней кошмара… ровно столько понадобилось четырем клиникам и трем лабораториям, чтобы в итоге поставить диагноз. Все это время я была как в бреду. Одни убеждали «стадия распада», вторые что бред, бессимптомная, там точно запущенная пневмония. Один анализ мокроты отрицательный и я выдохну с облегчением, в другой положительно-зашкаливающий и я захочу одеть намордник. Я помню, как пыталась попасть к онкологу без очереди, и молила Бога, чтобы у меня был рак. Скотский, паскудный рак. Как-то, будучи на срыве, я сказала, проходящему тогда лечении в онкологии другу, что ему-то хорошо, не то, что мне. Конченая, по-другому не скажешь. Он не понял меня тогда и естественно разозлился. Самое обидное знаете что, что я действительно ему завидовала. От меня шарахались как от прокажённой, а больных раком хочется поддержать, пожалеть. Он не заслуживал таких слов, но думаю тогда я не имела в виду именно его, я думаю, у меня реально уже ехала крыша. Мы с близкими были как на американских горках, не зная – опасная или нет. Принцесса, которая вечерами просила обнять, не понимала, почему я от нее отворачиваюсь, плакала что не люблю ее. Друзья, которые, было видно, что боялись находиться со мной в одном помещении, но при этом, а как меня оставишь? Я засыпала с мыслями о том, а вдруг подтвердят? Какая проходимость людей в контакте со мной за день, 50, 100 человек? Я ненавидела себя, и чувство брезгливости съедало. Как обычно, вопрос, что же будет со мной, меня меньше всего волновал, не дай Бог я кому-либо навредила! Как тогда жить?
Утро не принесло облегчения. Пока мы с моим партнером Костей, а также с Кириллом ездили по больницам, параллельно занимаясь объединением, Влад… мой дорогой Влад.
Мы с Костей, сидели на ресторане и обсуждали текущие вопросы. Звонок Влада, полный матов и злобы. Ему долгое время никого не удавалось найти для аренды, все отказывались, видя условия и слыша цифры, и вот я сама привела нужных ему людей. Подождав, пока я сделаю всю грязную работу рассказав о долгах, о всех недостатках, видя, что Костя не отступает в намерениях, Влад взял инициативу в свои руки. Он кричал мне что-то о том, что только он будет принимать решения об объединения на своих условиях, что он не позволит мне обмануть людей и т.д. Да, я рассказала о долгах и написала сумму, которая была гораздо меньше реальной стоимости входа, но мне главное было закрыть самые болезненные вопросы, с остальным я верила, что работая, справлюсь сама. Я не вешала на них свои проблемы, ведь они были моей рукой помощи. Я не хотела слушать Влада и бросила трубку. Извинилась перед Костей и ушла из ресторана.
Я шла в церковь. Сколько часов я проводила в молитве? Сложно сказать, вера единственное, что точно мое и что у меня никто не сможет отобрать. Как часто я молила Бога о милости и помощи найти выход из круга. И вот, когда я была так близка на пути к новой жизни, почему человек, за которого я молила слезами, почему он так себя ведет… я была в отчаянии и думаю на грани. Звонок Влада отвлек меня от мыслей, он приехал на ресторан и уже беседовал с Костей, сказал вернуться на ресторан и закончить разговор. Какой разговор? Ааа наверное тот, в котором он что-то говорил о ничтожестве, ну что ж наверное не договорил. Я сказала, что иду и видимо он подумал, что я положила трубку, поэтому не отключился…дальнейшая речь кислотой облила мое сердце. «Ты Костя ее не слушай и не верь, у нее здесь ее ничего нет и вообще я бы давно убрал ее, да не на кого было заменить, я ее из жалости держал…». Я набрала Костю и сказала, чтобы тот передал Владу о забытом незаконченном звонке… Вот так закончилась история золушки…или рыбака и рыбки, когда бабка осталась с разбитым корытом.
Я вернулась на ресторан и смотрела на еще не так давно такого важного для себя человека, я плохо слышала, что он там рассказывал. Поняла, что будет собрание. Я смотрела, как он ухватился за Костю, смотрела, как показывал свои владения, желая навязать еще больше площадей. Я видела этот фильм много раз, когда-то я сама его переживала, когда он восторженно рассказывал мне о перспективах и планах. Старый, заезженный фильм… Он не смотрел на меня, ему это было незачем больше, да и вообще избегал общения со мной. Я всеми силами пыталась сохранять спокойствие, но ситуация не отпускала меня. Костя не мог знать всего, да и не зачем ему наш мусор, но Влад конечно красавчик. Да и ладно, Бог ему судья.
Слишком много всего навалилось. Усыновление, объединение, отсутствие диагноза. Любой человеческий организм под таким грузом сломается, любой, но не мой. Я должна была преодолеть эти последние преграды. К малому я пока не ездила, так как без диагноза боялась. Собрание еле пережила, Влад отобрал у меня все полномочия и все права, отдав управление Косте. Сумму, которую Костя должен был внести, Влад единолично списал в счет долгов. Без собственного капитала с полноценного партнера я автоматически становилась наемным сотрудником. Резко как-то картина сменилась, но сейчас это отошло на десятый план, так как анализы подтвердили туберкулез. Знаете, я в какой-то момент почувствовала себя главным героем фильма «Бой с тенью». Помните там сцена есть, когда он проигрывает и в подсознании видит картину, ринг и невидимый враг, и он получает и получает, он уже упал и еле в сознании, но врага видит размыто, а враг это собственная тень. Было чувство, что меня бьют и бьют в живот, поддых, в лицо пощечина за пощечиной, а я пытаюсь устоять на ногах из последних сил.
Все-таки туберкулез…
Уже неважным становилось все, что было до этого. Мы оказались заложниками ситуации. Костя понимал, что нифига не шарит в новоиспечённом свалившимся на него объекте. Паника, что и как делать непонятно.
Страх. Ведь если мой диагноз подтвердили, значит заражен мог быть каждый, кто был со мной.
Кирилла мы проверили первым, он был самый близкий для меня друг, соответственно больше всех проводил со мной времени. Делать снимок он поехал без меня, но обещал сразу позвонить. Я не могла его осуждать, никого не могла, у всех дома была семья, а я была опасна для каждого, кто вступал со мной в контакт. Опасна сама для себя и для своей принцессы.
***
Час ожидания казался вечностью. И вот, наконец-то, Кирилл позвонил. Он был здоров. В этот момент мир замер для меня. В ушах только «здоров». У меня появился лучик надежды, что если уж он здоров, то остальных-то точно могло пронести. Мы ждали результатов обследования малявки. Можете себе представить, что должен чувствовать человек, который смотрит на своего ребенка и понимает, что есть вероятность того, что малышке тупо жизнь испортила. Я не могла дышать. В голове только и крутились слайды из жизни. Сколько времени с ней была в детстве, жизнь в ресторане, все мои крики и все мои отговорки… Боже я сама себя ненавижу, сдохнуть бы.
Что есть ценность для нас? В момент отчаяния мы можем дать любые клятвы, будем ли исполнять, когда все образуется? Я с уверенностью на 70 % могу сказать – нет. Я готова была отдать все, лишь бы малая была здорова. Что ждало меня завтра, да и вообще есть ли у меня это завтра…сейчас не знала. Я знала только то, что мой и без того измученный организм сожрала очень опасная дрянь… за что? За то, что я убила свое здоровье ради мечты, за то, что как обезумевшая брала долг за долгом, за то, что я верила человеку, который оказался в итоге хуже волка в овечьей шкуре. Мне не было себя жалко, нет. Я молила Бога, чтобы люди, которые весь этот период терпели мои проблемы и негатив, терпели мою слепую веру в будущее, молила, чтобы смогли простить, и чтобы малышка простила, ведь чтобы я не делала, она всегда была моим сердцем, и такого я явно для нее не хотела. Мой отец не дал мне достойного детства из-за алкогольной зависимости, а я отобрала детство у малой сознательно, будучи слепо уверена в правоте своих действий. Я не знала, что будет дальше, но мне нужно было принимать решение о госпитализации. Подумаю об этом завтра. А сейчас нужно поспать.
***
Наверное, я побывала во всех туб. диспансерах города. Каждый следующий круче предыдущего. В этих зданиях не то чтобы лечиться, о пребывании в этом помещении речи быть не могло. Как так? Одна из самых опасных болезней и такие условия госпитализации. Теперь в помещениях я должна была находиться только в маске и это угнетало. Точнее не это, а каждый, кто пялился на тебя. Ты – изгой, смирись с этим. Костя подбадривал как мог, но разве человек способен ощутить чужие переживания, чужую боль, иногда слова поддержки просто бесполезны, они не утешают и не лечат.
Я сидела в кабинете, вроде как очень крутого фтизиатра. Посмотрев на снимок, он реально удивился, почему я до сих пор не давлюсь кровью, ведь снимок показывал, что от моего легкого только порубленное пятно, то есть когда туберкулез тебя уже наелся и прорвался в организм, то есть когда каждое твое дыхание выпускает в воздух такую опасную палочку Коха. Я сидела и ждала его заключение с дальнейшими действиями. Я понимала, что работать я больше не смогу, но хотела всеми возможными способами уберечь ресторан от нависшего над моей головой скандала. Честно ли, возможно подумаете вы. Думаю да. Я проверила всех кого смогла и провела необходимые обработки помещений, но гробить репутацию своего так тяжело давшегося мне детища я не собиралась. Так вот, врач, подумав, изрек то, что убило меня наповал. В который раз я убедилась, что мы имеем реально то, что заслуживаем. Зная мою сферу деятельности, зная про эпидемию и про мою открытую форму, доктор предложил мне лечение без госпитализации, просто приезжать за таблеточками, без афиширования и в принципе истории болезни, не дорого, всего за двести гривен в день, на протяжении двух месяцев. При официально бесплатном лечении в нашей стране. Это было мега великодушно с его стороны. Я сидела и тупо смотрела на него пытаясь понять, какова же глубина его совести, всего за двенадцать тысяч он готов был подвергнуть опасности энное количество людей, возможно потенциальных своих пациентов. Я сказала что подумаю, и уехала оформиться в другую больницу. Заплатив «благотворительный взнос» за госпитализацию, я уже разговаривала с врачом о том, что приеду через пару дней, так как не решенным оставался вопрос с ребенком.