Над словами (СИ) - Иолич Ася

– Нет, это касается безумного кира.

– Ну, Арчелл тебе вряд ли что-то скажет. Он связан.

– Я знаю. Ирселе, а ты случайно не слышал ни о каком скандале с капойо? – рискнула Аяна. – С моей сестрой? В доме не ходят слухи?

– Капойо? Какие слухи? Кроме того, что кирья Эрке теперь кира Атар, ничего, но это не скандал... Так, сплетня. Мират не главный наследник Атар и никогда им не станет.

– А про тот скандал... С выкупом? – спросила Аяна, чувствуя себя так, будто входит в освещённый зал, в толпу кирио, в одной нательной сорочке.

– С выкупом? – удивился Ирселе. – Выкуп... безумного кира... А! Полагаю, ты про ту давнюю историю. Кроме неё, ничего не припоминаю.

– Давнюю?

– Давнюю, если я правильно понимаю, о какой ты истории. Да, было дело, но скандала не было, замяли. Откуда у тебя вообще эти сведения? Этой истории уже лет десять. В доме её и помнят только что Шу и Вилмета, ну и Прото.

– И ты? Расскажешь?

– Да, и я. Послушай, Анвер, только не болтай. Думаю, лет немало прошло, поэтому рассказать я могу, только если ты поклянёшься, что никому о ней слова не скажешь. Никому. Ни одного. Я очень дорожу своим местом.

– Клянусь, что каждое слово, сказанное тобой, останется лишь в моих ушах, – сказала Аяна, поднимая ладонь. – Так пойдёт или кровь надо?

– Принимаю твою клятву, – сказал Ирселе. – Была дурная, очень дурная история. Тут была девушка катьонте. Одна из горничных, совсем юная. Тендре. В общем, кир её... Да. Он не раз к ней ходил. Его там и поймали. Через окно к ней лазил.

Аяна ехала, цепенея. Она слышала каждое его слово и не слышала ни одного. Они звенели в её ушах, как монеты, рассыпанные на мостовую в гулкой арке. "Я что, окон собственного дома не знаю?"

– Её попечитель это узнал и потребовал выкуп за её честь. Ему заплатили сверх запрошенного, и он отступился, но девушка через какое-то время наложила на себя руки, не вынеся позора.

Копыта Ташты глухо стучали, мягко опускаясь на мостовую. Брусчатка сменилась булыжниками, и Аяна осадила Ташту на медленный шаг.

– Почему ты молчишь? – спросил Ирселе.

– Ирселе, а ты уверен, что история правдивая?

– Я сам там присутствовал, – пожал плечами Ирселе. – Когда кира застали в её комнате. На тот момент я уже около трёх лет работал... Мне было восемнадцать, а киру – двадцать. Все были потрясены. Вилмета год после этого не могла прийти в себя. Тендре была очень милая, её все любили. Были даже разговоры, что она замуж собиралась. Девушкам её положения редко так везёт – быстро выйти замуж, служа в доме. Их и не видит никто.

– Ты точно говоришь о кире Конде?

– Да. О ком же ещё?

Аяна замолчала и ехала молча довольно долго. Липкий холодный кисель плескался в животе, густея и поднимаясь к горлу. Пальцы и губы начали неметь.

– Кэтас, Ташта, – прохрипела она, спрыгивая и сгибаясь над какой-то канавой.

– Ты принимаешь это слишком близко к сердцу, – сказал Ирселе, когда Аяна забралась обратно на Ташту. – Молодое тело своего требует, тебе ли не знать. Некоторым сложно бывает удержаться, даже если девушка против.

– Она была против? – прохрипела Аяна, вцепляясь в гриву Ташты.

– Насколько я могу судить по тому, что видел и слышал, она была в ужасе от того, что он пришёл. Вряд ли это было напоказ, потому что крики начались ещё до того, как мы обогнули дом.

– Крики?..

– Да. Она кричала – не подходи, не касайся... Анвер, мне не очень хочется вдаваться в подробности. Мы все тогда были молоды и горячи. Это дело былое.

– Кэтас, Ташта... – пробормотала Аяна. – Аллар...

Вонючая канава под ногами источала такой омерзительный смрад, что Аяна пошатнулась.

– Эй, эй, приятель! – воскликнул Ирселе, спрыгивая со своего гнедого. – Смотри, не нырни. Сестра потом не отстирает!

– У нас прачка ходит, – просипела Аяна. – Спасибо.

– Так вы у кирио?

– У актрисы, – сказала Аяна, вытирая рот носовым платком и радуясь хоть какому-то повороту этого тошнотворного, невыносимого разговора, что привёл её к отвратительной гниющей яме, в которую она теперь падала.

– Вы работаете у актрисы безумного кира? – изумился Ирселе. – Тогда понятно, что ты ищешь Арчелла. По какому вопросу-то?

Аяна подняла на него глаза, пытаясь нащупать хоть одну целую мысль, но они были не то что усечёнными. Они были разбиты на мелкие осколки, и осколки эти будто были в её немеющих губах, пальцах и в животе.

– Инни, Ташта, – сказала она, забираясь на спину гнедого со столбика и судорожно вцепляясь в верёвочный ошейник. – Инни.

– Приехали, – наконец сказал Ирселе. – Пойдём, нам сюда.

Он завёл Аяну в арку, провёл по лесенке, потом по переходу между домами через помещение, напоминающее сеновал. Спустился по ещё одной лесенке, указал рукой в тёмный коридор, освещённый лишь крошечным слуховым окошком:

– Туда.

Ирселе постучался в одну из дверей, потом ещё раз, и на пороге возник зевающий всклокоченный Арчелл. Он вглядывался в темноту, потом дёрнулся.

– Прости, кира! – метнулся он за камзолом.

– Я Анвер, – сказала Аяна устало. – Ирселе, спасибо, что проводил. Прости, что разбудил.

– Арч, я бы и рад поболтать, но я спать хочу, – сказал зевающий Ирселе, разворачиваясь. – Разбирайтесь сами. Спокойной ночи.

Аяна прошла в каморку, тёмную, освещённую косыми лучами лун через небольшое окно.

– Кира, что случилось?

Он высекал искру, роняя кресало, потом выпрямился со свечой в руке.

– Кира?

– Я не могу тебе сказать. Я узнала то, что выжигает меня изнутри, но я связана клятвой, Арч, – сказала Аяна, глядя на пламя. – Ты не знаешь, что Вилмета говорила про судьбу? Она сказала, кто-то отвечает при жизни, а кто-то после смерти.

Арчелл нахмурился, соображая, потом посмотрел на Аяну.

– Это ты о чём, кира?

– Я поклялась, что слова останутся у меня в ушах. Но о том, что сама видела своими глазами, я не клялась. Если помнишь, в доме Пай я жила в каморке под балконом Айлери. Там на откосе, на штукатурке, девушки выцарапывали свои имена. Орсилла, Атли, Аргата... Тендре.

Арчелл побелел и отшатнулся. Аяна почувствовала, как холодные зимние воды залива тащат её, повалив на камни, в тёмную глубину.

Сидя на скрипучей кровати в крошечной каморке, где помещались лишь эта кровать и небольшой сундук, она крутила на пальце кольцо с алитэйтом. Помогает увидеть истину, сказал Конда. Смотри над словами. Составляй полную картину. Он клялся не лгать! Он сказал, гребень Верделла. Ничего не сделаю без твоего согласия. Я не зверь...

– Арчелл, а Ирселе склонен к... к тому, чтобы сочинять? – спросила она, пытаясь победить горький, жёсткий комок в горле. – К тому, чтобы рассказывать то, чего нет?

– Можно, я присяду, кира? – спросил Арчелл, показывая на сундук. – Спасибо. Нет, он не такой человек. Он сдержанный и ответственный. Кира, я не могу...

– Ты связан, я знаю.

Сквозняк отклонял огонёк свечи, отбрасывающий странные, пугающие тени на лицо Арчелла. Он поставил её на узкий подоконник и сидел на крышке сундука, уставясь в пол.

– Если бы ты узнал о человеке то, что заставило бы тебя ужаснуться, то, что перевернуло бы твоё представление о нём... То, во что ты бы не мог заставить себя поверить? – отчаянно прошептала она, будто наяву слыша скрип стола в той каморке и стук сапогов, летящих на пол. "Айи, любовь моя"...

24. На волоске от очередной ошибки

Арчелл закрыл руками лицо и раскачивался, сидя на сундуке.

– Я не...

Он стиснул челюсти и несколько раз с силой ударил себя ладонями по лицу. Аяна вскочила, но тут же села, потому что в каморке не было места даже сделать пару шагов. Кровать надрывно скрипнула.

Внезапное воспоминание пронзило её. Арчелл счёл, что у Конды... противоестественная связь с Анвером. Почему? Он сказал, за все эти годы его кир не обращал внимания на женщин. После того случая или...

– Ты двенадцать лет почти с киром, так парни сказали. Он за это время хоть раз нарушал данное кому-то слово?