Стихотворения и поэмы - Максим Рыльский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
III. ДЕНЬ ДВАДЦАТЬ ШЕСТОЙ
1Я десять лет не видел Аю-Дага[21]И снова встретил. В дымке облаковОн пил из моря, — так века веков.И та же самая валов отвага,
И та же древняя, как вечность, сагаШумела здесь, у моря, средь песков,Когда Мицкевич силою стиховГлушил в себе печаль сердечных тягот.
И вот мне показалось, — шутки прочь! —Что десять лет былых — одна лишь ночь,Что с Аю-Дагом я не разлучался,Что то был сон, — и каменный медведь,Сумевший среди моря замереть,Владимирскою горкой показался.
2Моря в солнечных искрахВетру не потушить,И зарниц его быстрыхВ строфы не заключить.
Сказка… И золотаяРыбка молвила так,Чешуею сверкая:«Чего хочешь, рыбак?»
3Мне Крыма берега милы,Как другом, восторгаюсь КрымомИ всё зову его любимым,Не ждя за рифмы похвалы.
Пусть ясный день или туманный,Пусть тучи по небу плывут,Пусть мачту злые ветры рвут,Пусть вечер — тихий и желанный, —
Он нам родной, он дорог намМогучим, красочным разливом,И шумом улицы счастливым,И чайкой, близкою к волнам.
И жаль, что средь необычайнойКрасы, какой пленялись вы,Певец Москвы, певец Литвы,Тарас, ты не был, хоть случайно!
4Невозмутимый сын украинской долины,Тебе привет и честь несу я, «Взлет орлиный»![22]Ты улыбаешься: дрожал средь облаковЯ на твоем краю, что вправду для орлов…И даже слово край не к месту, хоть почтенно:Я не был на краю, признаться откровенно…
И всё ж благодарю за сосны в вышине,За села, в дружеском согретые огне,За синеву лесов, за ветви черных буков,За ветер, веющий волнами нежных звуков,За синь подснежников, за блеск иглистых трав,За кружевную даль, как вышитый рукав,И… даже и за то, — друзья, прошу прощенья! —Что гнулись у меня от страха там колени.
IV. ДЕНЬ ДВАДЦАТЬ СЕДЬМОЙ
1Там, в саду, листва густаяИ разумный соловей.Как артист, свой голос зная,Вот запел он, — огневаяЛьется песня меж ветвей.
Притаился я в покоеИ слежу за ним тайком:Он поет… Но что такое?А! Смотри! Уже их двоеЗалились в кусте густом!
2Стал легкомыслен я: пишу хореиПро соловьев (от них схожу с ума),Читать согласен Дориана Грея,Не отказался б даже от Дюма,
Купил себе цветную тюбетейкуИ только трость случайно не купил…Знать, ты меня, лукавый соловейка,В курортного гуляку превратил!
3Звук флейты слышен на лужке: Тиу, тиу, люлю.Висячий мостик на реке, Подобной хрусталю.
По мостику она идет — Я так ее люблю,Она ж не любит… Я — не в счет! — Тиу, тиу, люлю.
А мостик узок и высок, И далеко земля…И отзывается смычок: Тили, тили, ляля!
V. ДЕНЬ ДВАДЦАТЬ ВОСЬМОЙ
1Сквозь прогнившую листву подснежникТоненьким пробился стебельком.От весны и трав чудесных, вешних,С болью вспоминаешь о былом.
Ну, конечно, тяжело в разлукеС жизнью, рвущейся вперед и ввысь.Почки, погляди, на старом букеДо самозабвенья налились.
Снова он покроется листвою,Лишь просторы лето обовьет, —И над павшею листвой, весною,Вновь подснежник синий расцветет.
2…Мне вспомнилась (за прорезью окнаПахучий темный сад, объятый мглою),Мне вспомнилась из детства ночь одна:Село, умывшееся после зноя,
И хаты призрачные под луной,Росистое дыханье летней неги,И там, за сказочною стороной,Стук дальней затихающей телеги.
Куда-то вдаль печаль меня влекла,И надо мною взрослые шутили, —Но эта ночь сладчайшею былаИз всех ночей, что сердце полонили.
VI. ДЕНЬ ПОСЛЕДНИЙ
Не зная устали, по штукатурке домаПолзут глицинии. Округлый, как роса,Играет светом день. Вдруг — тени полоса,И море меркнет вновь, исполнено истомы.
Безмолвный кипарис, хороший мой знакомый,На переменчивые смотрит небеса;А тут, внизу, цветы, — янтарная осаИх светлый дар несет к себе, в свои хоромы.
Прощайте! Я хочу, чтоб в лето вы вошли,Как входят в гавани большие корабли:К покою мудрому, к заслуженной дремоте.
А мне сегодня в путь — там ждет меня весна;Весна скромна, но как зовет она!Скорей к Днепру, к друзьям, к родной моей работе!
Апрель 1939 Ялта221. ПИСЬМО ПО УТЕРЯННОМУ АДРЕСУ
© Перевод А. Гатов
Сутулый, в гимназической фуражке,Рассеянный мечтатель и позер,Терявшийся среди чужих, — замашкиЯ эти сохранил и до сих пор, —
Таким в зеленом Корсуне, над Росью,Я был, когда тебе сказал я «ты»И в первый раз в твоих тяжелых косахПочувствовал и росы и цветы;
Когда из пригоршни твоей пил воду —Ты помнишь? — у криницы ледяной,И голос иволги горячим медомПлыл, опьяняя в тишине лесной;
Когда из погремушки-пистолета,Приревновав меня, стрелялся друг;Когда, волнуясь, мы читали Фета;Когда под летним ливнем во весь дух
Мы бегали — и под душистым сеномУкрадкой целовались в час ночной,И колыхалось над твоим коленомЛишь платьице батистовой волной;
Когда я был такой наивный, дикий,Каким хочу я быть — и не могу…Там, среди клевера и повилики,Быть может, счастлив был я на лугу.
А спицы бабушки! Она поди-каЧулок связала чуть не миллион!А спелая и сладкая клубника,Глядевшая на нас со всех сторон!
На белый подоконник на рассветеЕе ты клала мне… Я помню их,Рассветы рдяно-золотые эти,И всплески весел, верных и живых!
Всё это было: и река в купавах,И яблоня, и песня, и окно,И жадность рук, тревожных и лукавых,Во тьме провинциального кино,
И влажных уст сердитое молчанье,Когда, быть может, я и не был прав,И без большой печали расставанье —Слезинки не упало на рукав…
Куда там — слезы! Синяя от века,В лебяжьих облаках манила даль,И верилось: на то лишь человеку,Чтоб радость подчеркнуть, дана печаль.
Еще не знал я, что асфальт перрона,И лестничка, и переход к окнуРодят когда-то столько слез соленых,Или слезу — но жгучую — одну.
Я сыпал шутки и краснел при этом,Махал фуражкой, шумен, бестолков,Не знал еще положенных поэтамК подобным случаям идущих слов, —
И был я даже рад, когда помалуМой поезд двинулся и взял разгон,И чудеса дорога раскрывала,Покачивая мчавшийся вагон.
А дальше — Фастов, где я нанял паруЗа пять рублей, последних у меня,И развалился в фаэтоне старом,И клячи потащились семеня.
Звенели бубенцы, и балагула,Качаясь, восседал на передке,И роза увядавшая уснулаНа синей куртке, в левом уголке.
Ты сорвала ее мне на прощаньеИ приколола — миг неповторим!Но красных лепестков очарованьеКазалось вечно только нам одним.
Что было дальше?.. Что всегда бывает!Возницы нет уже давно в живых,И кто-то вновь в дорогу провожаетКого-то юного, — и взоров их
Случайная слеза не затуманит…Без берегов и жизнь и счастье их,И может быть, надежда не обманетМне незнакомых этих молодых!
Не знаю, где ты, кто́ ты, что́ ты ныне,Былое отлетело без следа…Но верю я, как надлежит мужчине,Что ты и хороша, и молода.
Октябрь 1939 Львов222. ТРУДА И МИРА ДНИ НАСТАЛИ