Письма молодого врача. Загородные приключения - Артур Конан Дойль

Старик в агонии рухнул на ковер.

– Нет, нет! – взвизгнул он. – Она выиграла!»

Однако почти вся его писанина очень убога, и мы оба согласились, что романисты из нас никакие.

Вот такова наша повседневная жизнь в подробностях, которые, по твоим словам, тебе нравятся. Теперь нужно рассказать тебе об огромной перемене в моей жизни, и как она произошла.

Я рассказывал тебе о странном и угрюмом поведении Каллингворта, который день ото дня становился все мрачнее. Похоже, сегодня утром мрачность достигла своего апогея, и по дороге в лечебницу я едва мог добиться от него слова. Больных было довольно много, но на мою долю пришлось меньше среднего количества. Закончив прием, я добавил главу к своему роману и ждал, пока Каллингворт с женой приготовятся к тому, чтобы отнести мешочек домой.

Каллингворт закончил прием около половины четвертого. Я слышал, как он затопал по коридору, и через мгновение стукнул в мою дверь. Я сразу увидел, что что-то произошло.

– Монро! – вскричал он. – Вся практика идет к чертям!

– Как это? – спросил я.

– Она на ладан дышит, Монро. Я тут произвел подсчеты и знаю, что говорю. Месяц назад я зарабатывал шестьсот фунтов в неделю. Затем сумма снизилась до пятисот восьмидесяти, потом до пятисот семидесяти пяти, а теперь до пятисот шестидесяти. Что ты об этом думаешь?

– Если честно, я особо об этом не думаю, – ответил я. – Близится лето. Уходят кашли, простуды и боли в горле. Любая практика в это время приносит меньший доход.

– Все это очень хорошо, – проговорил он, разгуливая туда-сюда по кабинету, засунув руки в карманы и насупив густые брови. – Можно отнести все на этот счет, но я представляю себе все совершенно иначе.

– И из-за чего все это?

– Из-за тебя.

– Как это? – спросил я.

– Ну, – ответил он, – ты должен признать, что это довольно странное совпадение – если это совпадение, – что с того дня, как у входа повесили твою табличку, моя практика пошла хуже.

– Мне очень жаль подумать, что это есть причина и следствие, – ответил я. – Как, по-твоему, мое присутствие могло тебе навредить?

– Скажу тебе откровенно, старина, – начал Каллингворт, внезапно улыбнувшись натянутой улыбкой, которая, как мне кажется, всегда напоминает насмешку. – Понимаешь, многие мои пациенты – простые деревенские люди, в большинстве своем небольшого ума, но полкроны от недоумка – те же самые полкроны. Они приезжают ко мне в лечебницу, видят две таблички, у них отвисают челюсти, и они говорят друг другу: «Их тут двое. Мы хотим попасть к доктору Каллингворту, но если зайдем внутрь, нас направят к доктору Монро». В некоторых случаях это кончается тем, что они вообще не приходят на прием. Потом еще женщины. Им совершенно все равно – ты Соломон или сбежал из сумасшедшего дома. У них все дело личное. Они к тебе идут или не идут. Я знаю, как с ними работать, но они не пойдут на прием, если их направят к кому-нибудь еще. Вот с чем я связываю падение доходов.

– Ну, – проговорил я, – это легко исправить.

Я вышел из кабинета и спустился вниз, Каллингворты шли следом. Я прошагал по двору, взял большой молоток и в сопровождении супружеской четы двинулся ко входной двери. Затем просунул под свою табличку раздвоенный острый конец молотка, как следует дернул, и табличка с грохотом упала на тротуар.

– Она тебе больше не помешает.

– И что ты намереваешься делать?

– О, я найду себе массу дел. Не сомневайся на этот счет, – ответил я.

– Ой, да все это чушь собачья, – произнес он, поднимая табличку. – Пойдем наверх и посмотрим, как обстоят дела.

Мы снова зашагали гуськом, Каллингворт шел впереди с большой табличкой «Доктор Монро» под мышкой, затем его низкорослая жена, а потом я, довольно смущенный и обескураженный молодой человек. Они с женой сели в приемной за стол из сосновых досок, словно ястреб и горлица на одном шесте, а я прислонился к каминной решетке, засунув руки в карманы. Все было в высшей степени прозаично и непринужденно, но я прекрасно понимал, что в жизни меня ждут большие перемены. Раньше надо было просто выбрать одну из двух дорог. А теперь мой путь внезапно уперся в тупик, и нужно вернуться назад, чтобы найти обходную дорогу.

– Вот так, Каллингворт, – сказал я. – Я очень обязан тебе и вам, миссис Каллингворт, за вашу доброту и чуткость, но я приехал сюда не для того, чтобы мешать вашей практике. После всего вами мне сказанного я считаю невозможной нашу дальнейшую работу.

– Что ж, дружище, – отозвался он, – я и сам склонен считать, что врозь нам будет лучше. Гетти тоже так думает, только из вежливости стесняется сказать.

– Сейчас время говорить откровенно, и мы можем хорошо понять друг друга. Если я хоть чем-то навредил твоей практике, заверяю тебя, что искренне об этом жалею и сделаю все, чтобы это исправить. Больше я ничего не могу сказать.

– И что же ты намереваешься делать? – спросил Каллингворт.

– Я или отправлюсь в море, или начну собственную практику.

– Но у тебя нет денег.

– У тебя их тоже не было, когда ты начинал.

– Нет, там было по-другому. Однако, возможно, ты и прав. Но сначала тебе придется нелегко.

– О, я к этому готов.

– Знаешь, Монро, я чувствую себя виноватым перед тобой, когда на днях уговорил тебя отказаться от места судового врача.

– Жаль, но ничего не поделаешь.

– Мы должны сделать все, что можем, чтобы компенсировать это. Так, вот что я готов сделать. Утром я обсуждал это с Гетти, и она со мной согласилась. Если мы будем ссужать по фунту в неделю, пока ты не встанешь на ноги, это придаст тебе сил начать собственную практику, а долг отдашь, когда сможешь.

– Очень любезно с вашей стороны, – ответил я. – Если немного подождете, то я, пожалуй, пройдусь и все обдумаю.

Так что сегодня Каллингворты шествовали с мешочком через докторский квартал без меня, а я отправился в парк, где присел на скамейку, закурил сигару и все обдумал. Сначала я было пал духом, но благоуханный воздух и запах весны с распускающимися цветами снова придали мне сил. Последнее свое письмо я начал при свете звезд и надеюсь закончить его среди цветов, поскольку они лучшие спутники, когда мысли в смятении. Почти все вещи на свете от женской красоты до вкуса персика – похоже, суть наживки, которые природа подбрасывает наивным простакам. Они будут есть, размножаться и ради собственного удовольствия поспешат по обозначенной им дороге. Но в аромате и красоте цветка нет никаких посулов. В его очаровании нет глубинного мотива.

Так вот, я присел и стал размышлять. В глубине души я не верил, что Каллингворт поднял тревогу из-за столь незначительного снижения дохода. Это не могло быть реальной причиной, чтобы