Геноцид армян. Полная история - Раймон Арутюн Кеворкян

лагеря Сибил и Карлик для Алеппо [4396]. По словам Янга, который ездил в этот лагерь, поскольку он хотел более точно оценить положение депортируемых, — начальник лагеря принял его с «вежливостью» но не разрешил ему войти в лагерь — там было всего несколько самодельных палаток, многие из которых были порванными. Информаторы Янга оценивают количество депортируемых, прибывших к этому времени в Дамаск, в двадцать две тысячи человек. Наконец, в той же депеше консул сообщил о том, что, по словам «хорошо информированных источников», в лагерь в Хомсе было интернировано еще тридцать тысяч армян[4397]. В рапорте от 28 октября 1915 г., со ссылкой на доклады арабских депутатов османского парламента, утверждается, что «на поезде прибывает большое количество армян в горные районы, и их оставляют там без еды и воды… Мы видели много женщин, стариков и детей, умирающих от голода по всей длине железной дороги»[4398]. Более того, американский консул в Алеппо Джексон в рапорте, который он отправил своему послу 29 сентября, интересовался, какую помощь он может оказать депортируемым, в свете того, что «их быстро вытесняли дальше в Гаму, Хомс, Дамаск и другие города, а также в Амман»[4399]. В приложенных к этому рапорту документах американский дипломат предоставил расчеты, согласно которым количество депортируемых, отправленных в район Дамаска до конца сентября 1915 г., составило сорок тысяч триста человек, а количество детей среди них — шесть тысяч сто пятьдесят[4400]. Кроме того, скорость, с которой колонны отправлялись на юг, похоже, оставалась в последующие недели довольно высокой, поскольку, опять же по подсчетам Джексона, на основе информации «от надежных источников», в феврале 1916 г. количество депортируемых составило сто тридцать две тысячи человек, более ста тысяч из которых оказались в регионах, растянувшихся от Дамаска до Маана (вероятно, в это число входили депортируемые из лагерей Джебель-Друза, западного Хаврана, Иерусалима, Керека и Аммана), еще двенадцать тысяч в Гаме и ее окрестностях, и еще двенадцать тысяч в Хомсе и его окрестностях[4401]. В отличие от своих соотечественников с линий Евфрата и Рас-эль-Айн — Мосул эти депортируемые не подвергались систематической ликвидации.

Потребность 4-й армии в квалифицированных кадрах поспособствовала тому, что еще несколько тысяч депортируемых были переведены на юг, несмотря на введенный в ноябре запрет. Ерванд Отян, который в конце ноября 1915 г. провел некоторое время в лагере в Сибиле, смог добиться того, чтобы его включили в колонну, в которую входили тысяча сто ремесленников, отобранных для армии, а также их жены и дети[4402]. Эти депортируемые из Эдирне, Бардизага, Аданы, Айнтаба и Кайсери, с их разными диалектами, были отправлены на юг в товарном поезде, по сто человек в вагоне, то есть огромной толпой: было невозможно сидеть, а также в группе было много больных. Все они хорошо понимали, что обманули смерть[4403].

Депортируемые армяне в Дамаске

Дальше на юг, в Дамаске, также наблюдалась высокая концентрация депортируемых, которые сумели избежать попадания на линию Евфрата или в месопотамскую пустыню. Как в Хомсе, так и в Гаме некоторых депортируемых, обладавших ремесленными навыками, отбирали для службы на севере по приказу командования 4-й армии и отправляли в Дамаск, чтобы помочь османской армии справиться с нехваткой различного оборудования. Все знали, что попасть в Дамаск было привилегией, залогом выживания[4404], тем более что до войны город мог похвастаться армянским сообществом, насчитывавшим около четырехсот человек[4405], которые были готовы помочь вновь прибывшим.

Армянская церковь и ее надворные постройки вскоре заполнились огромным количеством беженцев. Во время визита в Дамаск в ноябре 1916 г. епископ Егише Чилингирян оценил количество депортируемых в городе в более чем двадцать тысяч человек. Год спустя, в ноябре 1917 г., он оценил их количество уже в тридцать тысяч и заметил, что депортируемые хорошо приспособились к местной жизни. Так, он отметил, что на рынке в Баб Тума, в христианском квартале, довольно серьезно доминировали армянские торговцы[4406]. Подавляющее большинство депортируемых, однако, работали на предприятиях, которыми руководила армия или которые, по ее мнению, были необходимыми, например Багдадская железнодорожная компания. Одним из известных предприятий такого типа был завод по производству железнодорожного оборудования, на котором работали сто пятьдесят армян; они составляли пятую часть всей его рабочей силы[4407]. После нескольких месяцев, в течение которых эти депортируемые жили в Дамаске более или менее спокойно, они столкнулись с болезненным выбором: принять ислам или отправиться в неизвестном направлении[4408].

Как и Ахмед Джемаль, вали Дамаска Тахсин-бей, который раньше был вали Эрзурума, был больше заинтересован в использовании депортируемых в качестве рабочей силы, чем в их ликвидации. Чилингирян отмечает, что вали открыл приют для бездомных детей, а также приют для вдов, где женщины занимались вышиванием или изготовлением ковров[4409] без угрозы быть изгнанными[4410]. По словам патриарха Завена, Патриархат Константинополя отправил вардапету Аристакесу Хачатряну из иерусалимской конгрегации деньги для оказания помощи самым нуждающимся армянам, к которым относились, по его словам, несколько сотен интеллигентов, писателей и учителей начальной и средней школы[4411]. Это свидетельствует о том, что подпольная сеть Алеппо сумела предотвратить отправку этих людей на линию Евфрата, отправив их вместо этого в Дамаск. Помимо созданных вали учреждений, в которых заботились о вдовах и сиротах, сообществом была организована комиссия по социальному обеспечению, которая взяла на себя заботу о самых бедных семьях и одиноких женщинах[4412].

В ноябре 1917 г. в свете объединенного арабско-британского наступления на палестинском фронте власти перевели патриарха-католикоса Саака Хабаяна и бывшее патриарха Магакья Орманяна из Иерусалима в Дамаск[4413]. Хабаян стал главой армянской миллы[4414] после распада патриархата Константинополя (об этих изменениях мы поговорим ниже). Однако в феврале 1918 г., после того как османская армия потерпела ряд поражений, опасность стала угрожать в свою очередь и Дамаску, и положение его жителей внезапно ухудшилось. В результате Арабского восстания стало трудно доставлять продовольствие в город, и цены взлетели[4415]. Утром 2 марта полиция и армия согнали всех армян города без предупреждения под предлогом приказа о мобилизации. Тысяча семьсот женщин и сирот, которые до этого момента жили за счет государственной помощи, перестали получать еду[4416]. В том, что приюты для сирот и вдов перестали получать продукты, можно обвинить военное положение, но факт «мобилизации» мужчин в свете арабско-британского продвижения, похоже свидетельствует о том, что гражданские и военные власти решили ликвидировать их еще до прихода врага.