Геноцид армян. Полная история - Раймон Арутюн Кеворкян
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Стамбульские круги были обеспокоены тем, что ни один другой депутат не выступил в поддержку позиции Зограба, хотя было общеизвестно, что Мустафа Сердата-заде был активным участником резни в своем родном регионе в ноябре 1895 г. Этот первый инцидент дал повод приглушенной критике, которая затем регулярно встречалась в дебатах: многие депутаты-мусульмане из восточных провинций, избранные по спискам КЕП, были в прошлом сторонниками гамидовского режима и сами были замешаны — в разной степени — в резне 1894–1896 годов. Слухи о том, что Зограбу угрожали смертью, скорее всего, безосновательны, но в любом случае они свидетельствуют о первых признаках напряженности[392].
В то время как армянские учреждения и армянские депутаты не выражали открыто своей горечи по поводу толерантного отношения правительства к тем, кто только недавно массово истреблял армян, они выражали сожаление по поводу того, что «Красный Султан» — кого они, и особенно революционеры в их среде, люто ненавидели с тех пор, как он решил истребить армянский народ, — по-прежнему пользовался уважением и обхождением со стороны их прогрессивных друзей-младотурок. Султан, со своей стороны, вероятно испытал облегчение, узнав, что армянские депутаты, некоторые из которых в недалеком прошлом организовали покушение на его жизнь, холодно отклонили приглашение отобедать во дворце Йылдыз, которым он «осчастливил» всех новоизбранных депутатов[393].
Были, однако, и другие противоречивые моменты, ставшие сюрпризами, как, например, назначение Зограба в ноябре 1908 г. профессором уголовного права в Школе права в Стамбуле, и тот успех, которым он там пользовался. Более семисот студентов отказались от других своих занятий и заполнили зал, в котором он выступил со своей инаугурационной лекцией[394]. Это свидетельствовало о чем-то вроде жажды знаний, в противоположность консервативной реакции османского парламента, о желании получить знания из другого источника.
Интервью, которое Зограб дал корреспонденту болгарской газеты в конце декабря 1908 г., — еще более точная иллюстрация архаических стороны османской политической жизни. Зограб сказал, что сожалеет по поводу отсутствия организованных политических групп, в которых «национальности могли бы раствориться», вместо которых приходится иметь дело с противостоящими друг другу национальными блоками. Армянские же депутаты, по его словам, хотят «прежде всего, работать на общее благо империи. Собственные интересы армянского народа — на втором плане»[395]. Так, он взял слово в парламенте 21 января 1909 г. и потребовал создания комиссии по расследованию обстоятельств строительства железной дороги в Хиджазе, так как были подозрения, что реализация проекта сопровождается серьезными финансовыми махинациями[396]. В других случаях он предлагал правительству разработать проект бюджета и представить его на голосование парламенту, разработать настоящую налоговую политику и так далее. Даже если бы он был единственным армянским депутатом, участвующим в дебатах, он бы и в этом случае более чем компенсировал молчание своих коллег.
Ставка на власть: КЕП и оппозиция
Объяснения, которые были приведены на сессии парламента 13 февраля 1909 г., на которой свергнутому кабинету Камиля-паши (образован 5 августа 1908 г.) был выражен вотум недоверия, заставили Зограба вмешаться в дискуссию; однако, его высказывания смутили его коллег-младотурок. Было хорошо известно, что постоянное вмешательство ЦК КЕП в государственные дела раздражает великого визиря и приводит к неизменной напряженности между двумя источниками власти. Когда Камиль-паша пытался пробить назначение новых министров обороны и военно-морского флота вопреки мнению Комитета, Иттихад приказал своим депутатам голосовать за резолюцию о вотуме недоверия, так как ни при каких обстоятельствах не мог допустить утраты контроля над армией[397]. Паша пытался освободиться от формы надзора, которая казалась ему слишком жесткой; и ему сразу пришлось заплатить за свои амбиции — он пал жертвой «государственного переворота», совершенного иттихадистами.
Гусейн Хильми-паша сменил Камиля 14 февраля 1909 г. Хотя этот офицер был известен своей близостью к КЕП, они относились к нему не менее жестко. Едва он был назначен великим визирем, как узнал, что во время встречи Блистательной Порты с будущим османским послом в Испании Али Хайдар-беем (сыном знаменитого Мидхат-паши), который приехал получать верительные грамоты, дипломату было приказано ждать прибытия майора Энвер-бея, который должен дать ему указания о том, какой линии придерживаться в отношениях с испанским правительством. Столкнувшись с решительным отказом Али Хайдара получать указания от кого бы то ни было, кроме министра иностранных дел, новому великому визирю пришлось впервые столкнуться с яростью ЦК младотурок[398]. Этот эпизод, банальный по своей сути, дает представление о хаотической работе государства в эти первые месяцы, когда администрация, все еще отдающая прежним режимом, делила власть с комитетом, которому все еще не хватало опыта в ведении государственных дел.
Другая структура, созданная Иттихадом, раскрывает общую природу режима, который в то время вводился в действие: систематическое использование тайных полувоенных формирований, которым Комитет давал особые поручения, начиная от угроз до убийства оппонентов и журналистов. Эта подпольная структура прошла большой путь со времени своего основания в 1907 г. Ее кадрами были почти все без исключения выпускники Военной академии Стамбула. После того как офицеры, такие как Эйюб Сабри [Акгёль] и Ахмед Джемаль, вошли в Комитет летом 1908 г., другие офицеры вступили в эту военизированную организацию: Гусейн Рауф [Орбай][399], Монастирли Нури [Конкер][400], Кушчубаши-заде
