Геноцид армян. Полная история - Раймон Арутюн Кеворкян
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
При этом нам необходимо изучить обоснованность обвинений в провокации и восстании, которые некоторые турки, а также некоторые иностранные наблюдатели регулярно повторяли в Киликии и других армянских провинциях, для того, чтобы понять происхождение и содержание этих обвинений. В связи с этим депеши, отправленные французскими консульскими агентами в провинциях французскому министру иностранных дел и послу в Константинополе, являются отнюдь не незначительным источником, если речь идет о напряженности, которая чувствовалась повсюду, несмотря на провозглашение Конституции.
Капитан Диксон, который председательствовал во французском вице-консульстве в Ване, доложил министру о своих беседах с армянскими лидерами: «Чтобы попытаться улучшить очень напряженную ситуацию, я встретился с лидерами дашнаков Арамом [Манукяном] и врачом [Ваганом Папазяном] и дал им несколько советов. Я советовал им вести себя осторожно и сдержанно, оставить, на данный момент, их утопические идеи, обращаться с скомпрометированными деятелями старого режима мягко, а не с идеей мести, и не призывать к чрезмерным наказаниям. К счастью, они прислушались к моему совету»[440]. Этот первый весьма показательный отчет напоминает нам, что при старом режиме политика Абдул-Гамида была направлена на вооружение курдских полков «гамидие» и разрешение им свободного заселения восточных провинций, что навело местные курдские племена на мысли о безнаказанности и всемогуществе; они выиграли от ситуации, захватив обширные земли и другую армянскую собственность Восстановив Конституцию, местные армянские лидеры, а также их коллеги в парламенте Константинополя, ободренные вновь обретенной легитимностью и явной поддержкой Иттихада, потребовали, чтобы ответственные за эти преступления были наказаны или, по крайней мере, были возмещены убытки, — то есть эта собственность должна была быть возвращена законным владельцам. Это означало, что тысячи исков должны были быть удовлетворены, что угрожало позициям, приобретенным племенными вождями, которые все еще имели значительную власть в своих родных регионах и даже в некоторых случаях являлись членами провинциальных клубов младотурок или даже членами парламента Османской империи. Тем не менее, как отметил французский поверенный в делах в Константинополе Боппе, «курды были плохо подготовлены к реформам, которые внедрила в Империи Конституция… Курдам оказалось тяжело забыть привилегии, которыми они пользовались во время правления Абдул-Гамида. Им не хватало тех привилегий и удовольствий, которые были направлены им из Йылдыза в качестве награды за преступления и грабежи, которые они совершали в отношении армянского населения»[441].
Противостояние местным сановникам путем борьбы за их посты стало традицией армянских революционеров, которые, как мы знаем, не колеблясь «наказали» курдских вождей, совершивших самые отвратительные преступления. Довольно разумно было со стороны этих боевиков, которые говорили с точки зрения социального прогресса и были поглощены передовыми идеями, потребовать роли в управлении делами своего региона. Очевидно, что бывшие «террористы», которых с почестями встречали по возвращении из ссылки или выходе из подполья и которые снова оказались на коне, могли вызвать лишь недоверие со стороны высокопоставленных должностных лиц, которые предыдущие тридцать лет, с благословения Блистательной Порты, подвергали гонениям и жестокому обращению армянское население. Таким людям, имеющим твердые убеждения, должно быть, действительно трудно было осмыслить преобразования, прошедшие в османском обществе за короткий промежуток времени. Не менее вероятно, что интеграция этих бывших союзников Абдул-Гамида в новые демократические институты потрясла армян, которые яростно осудили включение этих местных влиятельных людей в новые договоренности. То, что тогда было воспринято как «провокация», являлось, без сомнения, требованием правосудия, конечно несколько идеалистическим, особенно в обществе, которое все еще считало, что не может быть и речи о равенстве для всех субъектов империи. Выступать с требованиями было само по себе «провокацией».
Факт того, что гнчакские или дашнакские боевики вернулись в Киликию и часто присоединялись к местным клубам младотурок, раздражал некоторых консулов, которые привыкли мыслить по правилам, установленным государством, независимо от характера государства. Французский вице-консул в Мерсине и Адане заметил, например, что армянский «главарь, известный [Карапет] Гукдерелян, долго сидел в тюрьме за роль, которую он сыграл в истории Армении»[442]. Это любопытный способ осуждения боевиков, подвергавшихся преследованиям в течение многих лет. На известного адвоката сразу после революции была возложена миссия основать клуб юных турок в Хаджине вместе с капитаном Абдуллой, чтобы создать благоприятные условия для установления хороших отношений между различными элементами городского населения. Отметим, однако, что этот же капитан, после приглашения от местной знати и пары выпитых чаш, выдал, как он на самом деле относился к этим вопросам, армянскому епископу: «Если, в соответствии с Конституцией, армяне продолжат культивировать сепаратистские идеи, они все умрут»[443]. Как бывший гнчакский активист, Гукдерелян остался под подозрением в глазах некоторых людей. Кроме того, он раздражал или вызывал зависть у местной знати, которой было довольно трудно привыкнуть к его вновь обретенному влиянию и угрозе собственным привилегиям.
Кроме таких общих обвинений, был выдвинут еще ряд обвинений против главной проблемы турецких властей — епископа Аданы, Мушега Серопяна, которого обвинили в том, что он сделал больше, чем кто-либо другой, чтобы спровоцировать турок и, таким образом, вызвать резню в Киликии[444]. Случай Серопяна еще больше показывает различия в «ментальности» и «недоразумения», которые возникли в этот период. Епископ, образованный человек, воплощал новое поколение армянских прелатов. Он многое сделал для развития образовательных структур армянской общины и улучшил общий уровень образования, и не пропустил ни единого шанса, чтобы поспособствовать росту демократии в регионе. Этот «умный, энергичный человек около тридцати пяти лет» тем не менее, в соответствии с мнением французского контр-адмирала Пивэ, который повторял то, что он слышал от высокопоставленных турецких чиновников в Адане, которых он очень уважал, и от миссионеров, которые были немного озлоблены, был «безумно амбициозен, на вид религиозный фанатик, но на самом деле абсолютно не был религиозен»[445].
Событие, освещенное в либеральной газете «Сербести» и ежедневном «Бюзандионе», описывает некоторые черты характера Серопяна В знак протеста против закона о печати, который ограничил свободу прессы и ввел цензуру, турецкие и армянские либералы Аданы 14 февраля 1909 г. организовали, несмотря на запрет префекта, митинг в городском парке, где участвовало около десяти тысяч человек. По этому случаю был основан смешанный комитет. В него входили Ихсан Фикри, глава клуба младотурок в Адане, и главный редактор «Ittihal», главного
