Руссиш/Дойч. Семейная история - Евгений Алексеевич Шмагин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В конце концов повседневные распри завершились до банальности просто. После очередной порции нравоуче-
ний от свекрови и мелких придирок от собственного супруга Дина кое-как собрала детские вещи и вместе с обоими малышами возвратилась в родные пенаты. Муж не стал упрашивать остаться, не бросился вдогонку
На следующий день в кабинет начальника станционной милиции заявился представитель его зятя. Обговорили условия развода. Бывшие родственники просили не предавать дело огласке и не обращаться в суд за взысканием алиментов, дабы не нанести репутационный ущерб секретарю горкома. Заверили, что Борис обязуется в добровольном порядке ежемесячно отчислять положенную четверть заработка на содержание ребёнка.
Вскоре незнакомые люди привезли пожитки, оставленные Диной впопыхах у мужа. Вещи были завёрнуты в шерстяное одеяло с множеством неприметных для глаза маленьких иголок. Тётя Вера разъяснила, что это один из народных методов наведения порчи на недоброжелателей. Супруга влиятельного партийца истово увлекалась спиритизмом и хиромантией.
В течение последующих лет Борис ни разу не проявил интереса к сыну, хотя почтовые переводы поступали бесперебойно. Воспользовавшись этим обстоятельством, Дина явочным порядком записала Максима на свою фамилию. По достижении совершеннолетия юридическую принадлежность сына к роду Селижаровых отразил молоткасто-серпастый паспорт болотного цвета.
Когда пришла пора, Васька с Максимкой заинтересовались местонахождением их отцов. Сынку мама Дина объяснила всё, как было на самом деле. Бросил их папка нехороший на произвол судьбы. А Васюта удовлетворилась вполне логичной версией, сочинённой мамулькой перед неудачным замужеством. Её папа Боря служил в органах милиции и пал смертью храбрых при выполнении служебного задания. Его доблестная кончина и послужила причиной для переезда из города Осташкова в подмосковный Георгиевск. Оба ребёнка не слишком нуждались в отце. Его функции прекрасно исполнял молодой – всего-то на пятом десятке – дедушка Емеля. Он часто и гу-
лял с детьми, и укладывал их спать, точно так же, как четыре десятилетия назад его самого нянчил старший, царствие ему небесное, брат.
– Расскажи, деда, сказку, а лучше – какую-нибудь страшную историю, – просили внучка с внуком.
Емельяну в этот момент вспоминалось, как и ему в детстве нравилось слушать душераздирающие придумки Максима. Но в отличие от того, рассказчика первоклассного, Бог, к сожалению, обделил Емельяна Игнатьича ораторским искусством. Да и к тому же он вроде никаких страшных историй не знал. Откуда ему было знать-то? А если и знал, то разглашать кое-что из категории «страшное» категорически возбранялось даже собственным внукам. Так что приходилось вновь и вновь обращаться к незаменимому Чуковскому: «Ехали медведи на велосипеде, а за ними кот задом наперёд».
Корнея Иваныча в органах недолюбливали. Один из сослуживцев на полном серьёзе считал того замаскированным антисоветчиком и в качестве убедительного доказательства сего непреложного факта приводил одно из самых известных творений замечательного детского писателя – «Муху-цокотуху».
– Вот, прочти, Емельян-ты-Наивный, хотя бы начало.
– Муха, муха-цокотуха, позолоченное брюхо, – декламировал Емеля. – Ну и что?
– Неужели не слышишь?
– А что я слышать-то должен?
– Ты что, валенок? Из гремучего захолустья? – не унимался бдительный коллега. – Муха, муха-цокотуха. Прислушайся – цэкатуха, ведь так? ЦэКатуха, ЦК-туха. Сообразил, на что товарищ Чуковский намекает? У нашего, якобы тухлого, ЦК КПСС имеется якобы позолоченное брюхо. Это как, товарищи, позволите понимать?
В маленьком, без удобств, доме напротив вокзала проживали уже пять жильцов, три поколения одной семьи. Наступала вторая половина XX века. Старшие Селижаровы надеялись, что она на порядок, нет, пускай на два по-
рядка, будет лучше первого пятидесятилетия. А младшие только учились держаться на ногах и говорить по-русски.
– Это будет их время, – мечтал Емельян Игнатьич. – И они сделают то, что не удалось нам.
Глава VIII
Василиса и Максим росли, как казалось их дедушке, не по дням, а по часам. Оба родились в мае, и обоим, согласно народной примете, полагалось всю жизнь маяться. Так это или не так, ещё предстояло выяснить в будущем. Пока же ничто не указывало на предстоящие терзания и маету. Даже тётя Вера, памятуя о детских болезнях собственного сыночка, удивлялась подвижности и здоровью малышей. Как будто сам Господь сделал им прививки от всех недугов. Внешне брюнетистый брат и блондинистая сестра выглядели мало похожими. Сближала породистая селижаровская натура. Васька – вылитая мать с её безупречной женской фигурой. Максу сама природа даровала классическое мужское тело. Ещё в детстве все соседи удивлялись:
– Ну, прям как с картинки, Дин, ребятишки у тебя. Раскрой секрет, у какого художника выкрала? Подскажи, и мы таких симпатяшек хотим.
А когда пошли в школу, Васёна на два годика раньше брата, не могли на них нахвалиться и все учителя. Оба принадлежали к той доминирующей части советской молодёжи, которая и спустя годы с удовольствием вспоминала своё школьное коммунистическое детство – пионерские лагеря, туристические походы с ночёвкой в палатках и готовкой на костре гречневой каши со сгущёнкой, дежурство по школе и влажные уборки собственного класса, добрые оплеухи строгих учителей, потасовки на переменках, школьный театр, вечера танцев каждую последнюю субботу месяца, новогодние ёлки с увлекательными представлениями, праздничные шествования стройными колоннами вдоль трибуны с пузатыми руководителями города и многое, многое другое.
Ваську отличал от Максима бурный темперамент. Младший братишка имел куда более спокойный и размеренный характер и показывал образец послушности и примерного поведения. Сестру это раздражало, и ей приходилось частенько брать на себя роль главного защитника интересов семьи Селижаровых. Сама Василиса демонстрировала нрав неугомонный, шебутной, чем нередко приводила в замешательство родных. На стене в спальне у деда долгое время висел важный, выполненный детским подчерком документ, помещённый в красивую рамочку под стеклом: «Расписка дана настоящая в том, что я, Василиса, обещаю больше не устраивать истерик и не обижать дедушку Меля. В.Б. Селижарова, 7 сентября 1955 года».
Вплоть до восьмого класса Васька и Максимка учились только на «отлично». Оба стали заводилами в своих школьных коллективах. Оба стремительно развивались и умственно, и физически. Не было им равных во всевозможных олимпиадах и спартакиадах, сборах металлолома, макулатуры и золы.
Вначале похаживали в кружки Дома пионеров – танцевальный и драматический. На концертах в горбольнице и санатории, клубах местных заводов и фабрик, районном доме офицеров, на смотрах художественной самодеятельности срывали самые оглушительные аплодисменты. Огромным успехом у георгиевской публики пользовались блистательные стихи Агнии Барто в исполнении брата и сестры. Один из них – «Володин портрет» – сразу
