Братья Райт. Люди, которые научили мир летать - Дэвид Маккаллоу

Особенно ему нравилось наблюдать за французскими ребятишками, он удивлялся тому, насколько они послушны. Орвилл рассказывал о маленьких каруселях, каждой из которых управлял человек, поворачивающий рукоятку, и думал, как трогательно, что дети могут получать удовольствие от такой простой и безопасной забавы, цепляясь за поручни так, будто они сидят на необъезженном жеребце. Но иногда в парке появлялось несколько американских детей, и они оживляли обстановку.

«Они запрыгивают на лошадок и спрыгивают с них на полной скорости – которая никогда не бывает высокой, – хватают руками кольца, которые нужно нанизать на „нож для колки льда“, а когда сеанс заканчивается, бросают эти ножи (я не знаю, как они здесь называются) друг другу и доводят бедного парня, который хочет собрать их, до сумасшествия».

«Конечно, бывает стыдно за ребят, – добавлял он, – и мы понимаем, что их нужно здорово взгреть, но все-таки приятно иногда видеть что-нибудь, вызывающее хоть какие-то эмоции».

Самое сильное впечатление произвело на братьев то, что все поголовно – дети, мужчины и женщины разных возрастов – играли в «диаболо», старинную игрушку, которая вновь вошла в моду. В комплект для игры входили деревянная катушка, напоминавшая формой песочные часы, и две бамбуковые палочки длиной около 60 сантиметров, соединенные шнуром длиной до полутора метров. Все вместе стоило примерно 50 центов. Играющий стягивал шнуром середину катушки, после чего, держа по палочке в каждой руке, отрывал катушку от земли и начинал вращать ее все быстрее, заставляя балансировать в воздухе. Пока начинающий овладевал навыками игры, катушка постоянно падала на землю, поэтому игру назвали «дьявольской». Она была придумана в Китае больше 100 лет назад и очень понравилась братьям.

Они любили говорить, что весь ход их жизни был определен детской игрушкой, причем французской, а теперь, достигнув зрелого возраста, они находились во Франции и вновь наслаждались игрой, как будто оставались детьми.

В «диаболо» волшебство заключалось не в том, что летала сама игрушка, как это было с вертолетом Альфонса Пено. Здесь вы должны были преодолеть силу земного притяжения с помощью своего мастерства. Научиться этому можно было лишь на практике. Чем больше практики с палочками и шнуром, тем дольше вы будете удерживать катушку в воздухе. Так же и с аэропланом – самого аэроплана недостаточно, нужно овладеть искусством полета.

Тот факт, что Уилбур и Орвилл много играли в «диаболо» у всех на виду, не остался незамеченным и сделал les frères mystérieux (загадочных братьев) еще менее понятными. «Загадка» Райтов, писала «Геральд де Пари», по-прежнему оставалась неразрешимой. Газета приводила мнение некоего американца, который часто видел их в саду Тюильри и был убежден в том, что они забросили свою летающую машину и перестали даже думать о ней. «Всем известно, – заявлял этот человек, – что, когда кто-то приобретает привычку играть в „диаболо“, он не может думать ни о чем другом».

Очевидно, братья быстро овладели искусством игры в «диаболо» и добились довольно значительных успехов. Но у Чарли Тэйлора катушка падала на землю в девяти попытках из десяти. А чем еще он мог заниматься, кроме «диаболо», осталось неизвестным.

Когда Кэтрин прочитала о том, что братья целые часы проводят в парке, она рассердилась как истинная учительница. «Вы ни слова не говорите о том, учите ли вы французский, – написала она Орвиллу. – Мне кажется, я бы объездила все окрестности Парижа, вместо того чтобы вечно торчать в парке. Вы не можете найти кого-нибудь, кто говорил бы с вами по-французски?» Тем не менее она попросила их «непременно» привезти ей «диаболо».

Со своим обычным чувством юмора Орвилл ответил ей, что познакомился в парке с французом, который говорит по-английски, но считает безнадежным одновременно пытаться учиться играть в «диаболо» и изучать французский.

В Дейтоне снова открылись школы, и Кэтрин вернулась к занятиям. Дома опять все было хорошо. Атмосфера совсем не напоминала ту, что царила совсем недавно. Кэтрин и отец «отлично ладили». Он купил себе новую пишущую машинку, она заказала новую плиту. «Вы можете оставаться там сколько угодно», – написала она братьям.

«Что ты предлагаешь? – спрашивал Уилбур Орвилла в письме, которое отправил ему в конце сентября из Берлина, куда опять уехал. – Мы не можем больше позволить себе тратить время на переговоры, но не можем и вернуться в Америку без какого-нибудь решения по нашему бизнесу здесь».

Поэтому они остались в Европе, и Орвилл на некоторое время присоединился к Уилбуру в Берлине. Лишь в начале ноября, уже находясь в Париже, они пришли к выводу, что пора возвращаться домой.

Однако прежде братья вместе с Хартом Бергом посетили демонстрационный полет, который провел французский авиатор Анри Фарман, «месье Анри», бывший художник, первоклассный вело– и автогонщик, считавшийся лучшим пилотом Европы. Множество народу собралась в городке Исси-ле-Мулино, расположенном юго-западнее Парижа. Фарман был широко известен повсюду, даже в Соединенных Штатах. («Разве вы не переживаете из-за "полетов Фармана"?» – спрашивала братьев Кэтрин.) Фарман летал на биплане, построенном французским производителем аэропланов, компанией братьев Вуазен. Большинство его стартов были неудачными. Он испытывал трудности при отрыве от земли, проблемы возникали также при попытке сделать круг. Но один раз он пролетел около километра и описал почти полный круг.

Посмотрев на все это, Орвилл решил, что им с Уилбуром не о чем беспокоиться. Когда репортер спросил его, что он думает по поводу увиденного, Орвилл ответил лишь, что они с братом никогда не критикуют работу других и что только время покажет, годятся ли методы, примененные при постройке машины Фармана, для полетов при сильном ветре.

Тем не менее французские энтузиасты не сомневались в лидерстве их страны в области авиации. Франция могла похвастаться братьями Габриелем и Шарлем Вуазенами, которые основали свою компанию только в этом году, а также другими авиаторами, включая Леона Делагранжа, который тоже летал на биплане Вуазена, и Луи Блерио, который научился летать на моноплане собственной конструкции. Подобно Анри Фарману, эти французские пилоты летали на публике и в значительной степени – для удовольствия публики.

Опять-таки, в отличие от братьев Райт, большинство французских пилотов – Фарман, Сантос-Дюмон, Делагранж, Блерио, граф Шарль де Ламбер – были людьми очень состоятельными, которых затраты на их деятельность в области авиации не особенно волновали.

«Похоже, именно французскому гению будет доверена почетная миссия вести мир к завоеванию воздушного пространства», – заявил президент Французского аэроклуба. Его знаменитый коллега по клубу, Эрнест Арчдикон, считал «Флайер» братьев Райт не более чем «машиной-фантомом».

На тот момент «Флайер III» и его детали по-прежнему хранились в здании таможни в Гавре. Уилбур и Чарли Тэйлор отправились домой первыми. Орвилл выехал вскоре после них.

В письме, отправленном с борта парохода «Балтик», Уилбур, пребывавший в прекрасном расположении духа, писал отцу:

«Мы потратим зиму на подготовку новых машин для весенней продажи. Тогда-то, вероятно, мы и вывесим объявление: „В день открытия продажа всех товаров ниже себестоимости“. В Европу мы вернемся, наверное, в марте, если только до этого не достигнем договоренности с правительством Соединенных Штатов».

В то время как Чарли по прибытии в Нью-Йорк сразу отправился в Дейтон, Уилбур сделал остановку в Вашингтоне, чтобы разузнать, как там идут дела, и успеть домой ко Дню благодарения. Он был чрезвычайно рад узнать, что Вооруженные силы наконец-то серьезно заинтересовались их изобретением.

C началом следующего года стало реализовываться все, над чем братья работали, чтобы добиться заключения договоров продажи. 8 февраля 1908 года Министерство обороны наконец приняло их предложение о цене 25 000 долларов за «Флайер». А меньше чем через месяц, 3 марта, они подписали соглашение с французской La Compagnie Générale de Navigation Aérienne с условием публичной демонстрации «Флайера» во Франции в середине лета.

Глава 8

Триумф в Ле-Мане

Джентльмены, я лечу.

«Я сейчас еду в Китти Хок, чтобы подготовить лагерь для проведения небольшой практики перед официальными испытаниями в Вашингтоне и во Франции», – написал Уилбур Октаву Шанюту из Элизабет-сити 8 апреля 1908 года. Решение впервые приступить к большим публичным демонстрациям их «Флайера» – как самый важный и сложный шаг из всех, которые братья до сих пор предпринимали, – было, наконец, принято, а необходимость в «небольшой практике» действительно назрела. Оба брата не летали на аэроплане в течение двух с половиной лет, с осени 1905 года.