Лебяжий - Зот Корнилович Тоболкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Шла медленно, долго, до самого рассвета. Уже заря занялась, когда постучала в Истомины двери. Хозяина не было. Сима хотела оставить деньги, написать и уйти, но, передумав, решила дождаться. Пристроившись у порожка, ждала часа четыре, вытаскивая из памяти все лучшее, что когда-либо случалось. Лучшее, наверное, то, что забылось. А помнилось: голоногое военное детство, похоронка на отца, смерть матери и плачущий у ее гроба младший братишка. Себя не жалея, ставила брата на ноги... с котомкой по миру не ходили. Брат вырос, стал лесорубом. Сима вышла замуж. Наконец-то все образовалось!.. И дом свой, и двое детей... и муж непьющий. Наконец-то! Но радоваться пришлось недолго. Умер брат. А через полгода умер муж... Потом пожар, встреча со Степой... Наденька... Что же еще-то можно вспомнить?
Тут, помешав ее воспоминаниям, в дверь протиснулся со стоном старик. Увидав гостью, сдержанно кивнул и, ничего ей не сказав, вышел. И снова томительное ожидание. Как медленно тянется время! «Куда он подевался?» – Сима обошла избушку кругом. Из сарайчика послышался стон.
– Шатун меня... приголубил... – отрывисто говорил Истома. Со спины и груди свисали лоскутья кожи.
– А...– испуганно пискнула Сима и, сунув деньги старику в рукавицу, принялась лечить его раны. – Может, врачиху вызвать?
– Без врачихи сдохну, – мрачно ответил Истома и жестом выпроводил Симу. – Нельзя нам вместе... Ступай.
Опираясь о стену, прошел к лежаку. Колени гнулись, земля плыла.
«Оох! Видно, смерть стучится!..»
7– Четвертая тоже дала воду...
– Дороговато обходишься! Этак весь главк из-за тебя в трубу вылетит!
– Так уж и из-за меня? – усмехнулся Мухин.
– Ну ладно... – окутавшись дымом, напрямки начал Саульский. – Ты уговор наш помнишь?
– На то он и уговор... Но...
– Никаких «но», – минуя условности, заключил Саульский. – Думаю, возвращаться на Лебяжий тебе незачем. Нам придают институт. Возьмешь какую-нибудь лабораторию. Оглядишься, приведешь в порядок бумаги. Пока их доброхоты не растаскали...
«Доброхоты? – думал Мухин. – Он, верно, про Горкина!» Что ж, пусть. Мухин готов поступиться малым, чтобы сберечь остаток сил для прогиба. Пусть. Горкин тоже работает на прогиб... Как бы он ни хитрил...
– Согласен? – разгоняя вокруг себя дым, спросил Саульский.
– Нет.
– Подумай. Я велю приберечь для тебя место. И... не забудь совет о бумагах, – с полузадавленной, теперь уж ясно, на что намекающей усмешкой опять напомнил Саульский.
Мухин сдержанно кивнул и вышел в приемную.
– У меня главк, а не дом инвалидов! – выкрикнул вслед ему Саульский и тут же пожалел о своей горячности. Догнав Мухина, снова завел в свой «ангар». – Извини... износились нервишки.
– Годы-то идут, – усмехнулся Мухин – И тут уж ничего не попишешь.
– Мы старые боевые кони, Иван. Но с твоим здоровьем...
– Я бы хотел остаться в экспедиции, – перебил его Мухин и, помедлив, уточнил: – На некоторое время.
– Черт с тобой! Оставайся! – уступил Саульский и достал из бара коньяк. – По маленькой... в знак примирения.
– А я с вами не ссорился.
– Зато я с тобой ссорился. Вместо себя кого присоветуешь?
– Вы разве еще не решили?
– Положим, но все же?
– Если не варяга, то Мурунова.
– У? – Саульский одобрительно поднял указательный палец и прищурился. – Мурунова... как он?
– Сложный человек, весь из углов. Но – потянет.
– Дерганые они какие-то. Мы были ровней, – задумчиво произнес Саульский. И, словно проверяя себя, риторически спросил: – Не наши ли судороги им передались?
Мухин пожал плечами и распростился. Однако еще раз вернулся, вероятно вспомнив что-то важное.
– А прогиб-то, помяните мое слово... прогиб-то заговорит! – шепнул тихонько.
«Сам знаю! – чуть не заорал Саульский, но он тоже умел сдерживать свои чувства и потому лишь усмехнулся. – Да ведь тебя, чудака, жаль! Загнешься до срока...»
Внизу Мухина перехватила высокая женщина с испитым бледным лицом.
– Я из телевидения. Кончикова... Машина ждет.
– А, – Мухин виновато улыбнулся. Он и забыл, что должен выступать сегодня в студии. Да теперь это смешно. Человека только что отстранили от должности, а он будет вещать об успехах, которых нет. – Я не могу... извините.
– Но аппараты настроены... Мы долго вас не задержим.
– Понимаете... меня сняли...
– Когда? За что? – всполошилась телевизионщица. Чуть не влипла! Проклятая спешка! Даже выяснить не успела. Сказали, интересный человек, а тут сплошной блеф.
– Пять минут назад, – охотно разъяснил Мухин. – За то, что развалил экспедицию...
–
