Механическое солнце - Павел Александрович Шушканов

мысли и перекладывания их на прогрунтованный холст, но несколько разрушают целостность картины. Но никаких мазков не было. Либо они были слишком мелкими, чтобы можно было заметить их так просто, тем более с расстояния в пару квартов – ближе не пускала туго натянутая пурпурная лента. Арина уперлась в нее коленками, близоруко прищурилась. Прозрачный воздух на картине дрожал яростным звенящим холодом. В белых неровных скалах угадывались титанические глыбы льда, изрезанные глубокими трещинами. Один утес угрожающе навис над обледеневшим морем, грозя сорваться вниз с сумасшедшей высоты.

Тихие шаги позади Арина услышала сразу, но не обернулась. Они не казались угрожающими – кто-то остановился в нескольких шагах позади и теперь вместе с ней изучал картину. Арина видела смутный силуэт в отражении на глянце стекла, закрывающего холст.

– Не пугайтесь, – чьи-то шершавые теплые пальцы слегка коснулись ее локтя. Слегка толкнули вперед. Пурпурная лента протестующе натянулась и опала на пол. – Сделайте шаг, вы же хотите увидеть картину ближе.

– Разве это не запрещено, – Арина мельком взглянула на пальцы. Короткие с неровно обрезанными ногтями. На запястье поблескивал шнурок с узелком, из тех, которые вешают на себя авиаторы на удачу.

Арина обернулась. Нет, не авиатор и не моряк. На человеке напротив была бежевая куртка поверх белого свитера. Он был побрит, плохо причесан и выглядел заинтересованным и совсем не опасным. На полголовы ниже Арины и явно старше.

– Я могу легко сломать вам руку, – сказала она. – Но не буду этого делать, ведь вы работаете этими пальцами. Это ваша картина, верно?

Незнакомец печально улыбнулся.

– Вы испортили всю интригу, – он убрал руки в карманы широких штанов и всмотрелся в картину, словно увидел ее впервые. – Вам нравится?

– Это странно. Вы не могли видеть обледеневшее море, разве что во сне.

– Сон – та же реальность, только короче и мы в ней беспомощнее. Зато там ярче и можно увидеть нечто подобное.

Он вдруг резко вздернул руку и, прежде чем Арина успела остановить его, коснулся пальцами ее лица. Слегка тронул скулу и повернул ее.

– Я обязан нарисовать вас.

– Михаил Ри не пишет портретов.

– Михаил Ри не писал ледяных морей. Раньше.

Арина аккуратно убрала его руку со своего лица, отступила на шаг назад. Ледяное полотно, казалось, дыхнуло холодом в шею.

– У меня нет времени позировать вам. Через несколько часов я улетаю на Жерло и вряд ли вернусь на ваш остров.

Ри развел руками. Могло показаться, что он опечален новостью и сдается, но его обветренное лицо не выражало ничего, только интерес в глазах все еще поблескивал и не собирался затухать.

– У меня прекрасная память. Если уделите мне четверть часа, не больше, я запомню вас и завершу работу. И, конечно, пришлю вам эскиз, но обещаю не досаждать.

– Запомните прямо сейчас, – усмехнулась Арина. – У меня как раз есть свободных четверть часа.

Ри покачал головой и снова спрятал руки в карманы. На его штанинах виднелись плохо застиранные пятна краски.

– Сейчас я вижу ярость, проступающую углами сквозь безмятежность, а мне нужно кое-что иное – ваше настоящее лицо, каким оно бывает, когда вы остаетесь одна и погружаетесь в мысли.

– Я вас неприятно удивлю…

Ри поморщился и протянул кусочек картона с аккуратно, почти каллиграфически выведенным адресом.

– Приходите, когда стемнеет, я буду ждать вас. С собой вы можете привести кого угодно, чтобы вам было спокойнее – ведь я понимаю, что немного смущаю вас и вызываю подозрения. Но учтите, в мою мастерскую никто кроме вас заходить не должен, – глаза его вдруг затуманились, а лицо стало похоже на маску – Арина поняла, что он вглядывается в собственную картину. – Это Нордмаунт, – сказал он, едва заметно кивнув на полотно. – Таким он был бы, если бы наше солнце дарило нам чуть меньше тепла. Он там подо льдом, его нужно только извлечь.

Арина смотрела, как он удаляется, шаркая ногами по каменным плитам пола. Самовлюбленный сноб, едва ли догадывающийся, что ничего, кроме улыбки и жалости он вряд ли может вызвать, подумала она и уцепилась за мысль, что этим он похож на шефа. Еще бы трость в цепкую руку и китель вместо бежевой куртки. Контраст между этим невзрачным типом и полотном за спиной был слишком велик. Арина поправила ленту и, слушая оглушительный стук собственных каблуков, спешно покинула зал.

Неприятности ждали неподалеку. На будущее Арина дала себе обещание слушать советы местных жителей в любом, даже самом странном городе, особенно если доброжелатель – старый почтальон. Узкая улочка петляла вверх и выходила к яркой вывеске бара, из окон которого сочился фиолетовый свет, а возле дверей, передавая друг другу контрабандную сигарету, копошились матросы. От них не пахло рыбой, как бы часто не говорил обратного сквозь зубы шеф, но их глаза были рыбьими – мутными и на удивление пустыми. В струящемся по переулку дыме не было привычных терпких, но удушающих ноток, только сухая горечь, словно от паленого дерева, пропитанного ромом. Похоже, что на этом островке творится непонятно что, если сюда свободно провозят нордмаунтский табак и офицеры флота не обращают, по-видимому, никакого внимания на это.

Скорее всего, ее силуэт добравшиеся до отравы юнги видели совсем иначе, но точно различали в нем женский образ. Один из матросов передал окурок остальным, оторвался от толпы и неестественно вывернул голову. Он смотрел на нее одним глазом, словно птица на брошенный кусочек хлеба. Скорее всего в своих мыслях он что-то говорил ей и даже громко, но его губы только слегка шевелились.

Арина резко развернулась и бросилась назад, едва поняв, что разминуться не получится. И налетела на прохожего, показавшегося ей в тот же миг подозрительно знакомым.

– Сюда! – он дернул ее за руку в узкий проулок между изъеденными мхом и плесенью кирпичными стенами.

– Отпустите меня! – Арина выдернула руку и отскочила в сторону. Теперь она отчетливо видела измазанную глиной форменную куртку, с которой кто-то сорвал нашивки. На белой рубашке пятна засохшей крови. Воспаленные глаза и щетина на щеках скрывали знакомые черты.

– Новак? Какого черта?

От парадного вида констебля остались лишь жалкие намеки. Новак прижал палец к губам, выглянул из проулка. Их никто не преследовал, но голоса стали громче. Горький дым доносился и сюда, и от него першило в горле.

Новак стянул с себя грязную куртку и протянул Лине.

– Накинь на плечи.

– Вы в своем уме, Новак?

– Накинь! Тебя не должны узнать.

Он прислонился к сырой стене, некоторое время смотрел на ржавые лестницы над головой, словно примеряясь, сможет ли допрыгнуть до